Спасибо за комплимент! Свое мнение о роли политологов и науки в обществе я специально обозначил даже на своей «визитке спикера» на IMHOclub, где пишу, что «категорически не признаю, что наука должна стремиться быть объективно-нейтральной и деполитизированной, и в своей деятельности пытаюсь соединять исследовательские и активистские практики». В реальной жизни люди из академической среды, и не обязательно политологи, участвуют в написании программ, хотя далеко не все партии прибегают к «внешнему ресурсу». О моем сотрудничестве с Линдерманом: я действительно лично знаю Владимира, довольно тесно также общаюсь с Илларионом Гирсом из правления его партии, периодически встречаюсь с ними обоими, где мы обсуждаем разные темы. Делаем это в формате скорее обмена мнениями, нежели консультаций с чьей-либо стороны. Более того, я присоединился к их общественной организации (но не к партии). 

Было бы интересно такую программу почитать ….. 

В том-то и дело, что на Западе события в духе 13 января – рутинная практика, а у нас – исключительный случай. Что самое печальное: у нас эти события осудила не только власть, но и почти все общество (это то, что нас отличает от стран с развитыми традициями активизма).

Спасибо Вам! (за то, что потратили время и послушали мои размышления ….)

Национализмы бывает очень разные: есть антиглобалистский национализм в духе Алена де Бенуа или Роберта Стойкерса (Стёкерса), а есть псевдо-национализм, например, распродажа своего суверенитета, отвлекая народ при помощи русофобии в духе местных латышских политиков. Если Вы не чувствуете разницу – сочувствую. «Живой интерес», как Вы выразились, к немецкой консервативной мысли, особенно к упомянутому в интервью Освальду Шпенглеру, у меня действительно был, есть и будет. 

Спасибо, Надежда, за поддержку! На счет латышских политиков как заложников ситуации: сам лично много раз слышал как в предвыборный период представители латышской интеллигенции журят политиков из латышских партий за «недостаточно крепкий позвоночник» в национальных вопросах. 

А это как раз очень плохо, что идеи, направленные на коренные перемены в стране, в Латвии исходят только от узких групп активистов. Это, кстати, один из главных недостатков нашей академической среды, поэтому я сам гораздо больше чувствую себя в своей тарелке именно на зарубежных конференциях. В широкомасштабное уличное насилие в Латвии я не верю именно по причинам, упомянутым в интервью: у нас в молодежной среде криминальный компонент социальной жизни почти не пересекается с политическим компонентом.

Здесь я вынужден согласиться – первая часть моего интервью мне и самому кажется слегка размазанным, хотя тезис, что политика является чем-то гораздо большим, чем простое администрирование статус-кво на самом деле очень важен в сегодняшней ситуации (надеюсь, это когда-нибудь поймет и местный избиратель). А так, самое интересное действительно озвучено во второй части интервью.     

Да, это полезно, ибо без этого существенных изменений в стране не произойдет. Я думаю, всем уже и так понятно, что правящие не сядут к столу переговоров и не начнут говорить о РЕАЛЬНЫХ проблемах, если их не вынудят это сделать какие-то новые обстоятельства, которые они уже не смогут игнорировать. По уровню презрения к оппонентам и закрытости к диалогу, латвийский истеблишмент ничем не отличается от авторитарных режимов, и здесь что-либо можно изменить только при помощи общественного давления.    

Об уровне возможной поддержки я как раз недавно высказывался здесь: http://www.ves.lv/article/222426

Ни общество «Родной Язык», ни партия «За Родной Язык!» с точки зрения  методов своей политической борьбы радикальными конечно же не являются. Их идеи в некотором смысле можно назвать таковыми, так как они направлены на фундаментальные преобразования в стране, также как и деятельность движения «За равные права».  Однако радикализм в сфере идей – это то, что как раз не хватает сегодняшним публичным дискуссиям в Латвии. Вообще, у нас часто путают понятия «радикализм» (как здоровое явление, направленное на коренные перемены) и «экстремизм» (выбор крайних мер и методов борьбы, который может быть морально оправдан только в исключительных случаях).     

В самом конце интервью я как раз касаюсь вопроса, почему, чисто с точки зрения тактики борьбы, хорошо, когда среди оппозиции есть и умеренное и радикальное крыло. А в целом, история показывает, что именно радикалы меняют мир или, по крайней мере, стимулируют перемены – я здесь говорю именно об идейных радикалах, ибо радикализм часто несправедливо ассоциируют с насилием. Радикализм в области столкновения и конкуренции идей – важен и нужен!

Контролируемый хаос выгоден многим, но я бы не стал преувеличивать роль внешних факторов. Источник проблемы – борьба за власть местных клик.       

Здесь все очень просто: даже «самые прогрессивные» латышские активисты не готовы пересечь известные «красные линии» в сфере языка и культуры, а русское сообщество уже не готово довольствоваться такими полумерами как автоматическое предоставление гражданства детям, родившимся в период независимости и т.д.

Я работал какое-то время с Тримдой и в 2005–2006 годах был даже начальником отдела поддержки соотечественников, живущих за рубежом. Мое мнение: там люди очень разные, но в целом антирусскость среди них достаточно выражена, хотя есть и исключения. Роль Тримды была огромна в начале 90-х, но сегодня она незначительна. Я думаю, что сегодня нужно винить только местных деятелей.

Местные представители политологии и социологии о демографии не задумываются вообще. Я единственный из мне известных представителей данных дисциплин, кто занимается изучением таких проблем как, например, солидарность между поколениями, «активное старение» и т.д.  

Для меня это точно стало поворотным пунктом – не сам референдум, а реакция латышской общественности на гражданскую, демократическую, пусть даже и для многих болезненную, инициативу. Я, често говоря, ждал, что реакция не будет столь монолитной – я здесь говорю не о политиках, с которыми все ясно, а именно об организациях и группах, с которыми я по разным вопросам долгое время успешно сотрудничал.

Pirmkārt, es patiešām tā uzskatu. Ar lielu cerību gaidu, kad mūsu „Visu Latvijai!” vai nacionāli noskaņotie Vienotības deputāti starptautiskajā arēnā sāks rīkoties līdzīgi Viktora Orbana vadītajai Ungārijas valdībai un „Fidesz” partijai. Vai Jūs tiešām uzskatāt, ka pieņemtās fiskālās disciplīnas normas ir Latvijas nacionālajās interesēs?

Otrkārt, demokrātiskajā sabiedrībā augstākās instances patiesības nav un nevar būt, esmu atvērts jebkādai kritikai. Mani apgalvojumi šajā rakstā ir pat ļoti mēreni un līdzsvaroti salīdzinājumā ar Rietumu publicistikas un akadēmiskās diskusijas standartiem – ticiet man, to, ko es ar saviem Rietumu draugiem publicējām starptautiskajos akadēmiskajos žurnālos par mūsdienu globālo ekonomiku un protestu kustībām, es neriskētu publicēt Latvijā. Starp citu, jaunajā Latvijas Nacionālajā attīstības plānā kritiskās domāšanas un demokrātisko diskusiju telpas trūkums tiek minēts kā būtisks šķērslis Latvijas attīstībai un krīžu pārvarēšanai.   

Да, это связанные, но все же разные явления. Неолиберальная глобализация – осознанный политический проект сегодняшних транснациональных элит. Эпоха постмодерна – реальность, только частично контролируемая и управляемая этими элитами: многие процессы там происходят именно благодаря протестным теденциям, исходящим снизу от общин и «проклятьем заклейменных» (привет Францу Фанону) и бросающих вызов проекту неолиберальной глобализации. Это нам всем дает шанс.

К упомянутым вами «радикальным элитам» у меня двойственное отношение – там надо конкретно разбирать каждый случай, а не в духе неолибералов представлять их всех абсолютнымы врагами, преступниками и врагами человечества, которых необходимо не только разбить, но и стереть с лица земли. По мне, так  все сегодняшние «гуманитарные войны» напоминают «справедливые войны» средневековья именно потому, что лишают противника и оппонента моральных качеств, криминализируют и стигматизируют его.

Интересы немного сдвинулись. Раньше я в основном писал о протестных и повстанческих движениях за рубежом, там главным образом и публиковался, и мало интересовался событиями Латвии, считая, что здесь ничего интересного и перспективного не происходит в плане социального активизма (за исключением, протестов против школьной реформы). Теперь мне кажется, что русское сообщество снова начинает оживать, поэтому решил подключиться к процессу.

Уважаемый Владимир, добрый вечер! Среди политиков не было такой попытки (Нил Муйжниекс немного с этим заигрывал в рамках возможного). Отдельные представители латышской интеллигенции на уровне рекомендаций что-то пытались делать, но их никто из правящих не слушал и не слышал.