В 90-е годы ввели в обиход слово ИНТЕГРАЦИЯ (integrācija). С точки зрения латышского большинства звучало слишком «по-западному». Интеграция в те годы предполагала, что нелатышей надо механически встроить (интегрировать) в латышское общество. Жутко раздражало, поскольку напоминало о советской коммунальной квартире, куда грозили подселить («интегрировать») нежеланных жильцов.

В самом конце 2000-х интеграцию тихо похоронили, разогнав соответствующее министерство.

На замену и с подачи любителей лексической чистоты ввели термин «СПЛОЧЕННОСТЬ» (saliedētība). Предполагалось, что благодарные и просветленные инородцы сплотятся вокруг госнации и намертво прилепятся к «единственно правильным» языку, культуре и истории. Слово тоже раздражало, поскольку ассоциировалось с переполненным рижским троллейбусом, в котором народ сплачивается вопреки эстетике, гигиене и желанию большинства...

Чтобы не раздражать публику, слово «сплочение» стали употреблять меньше. Ввели в название одной из комиссий Сейма, о деятельности которой не слышали 99,9 % благодарных налогоплательщиков. Почему «благодарных» — потому, что власти их теперь не раздражают частыми напоминаниями про «интеграцию» и «сплочение».

Но вот в Латвию возвращается блудный рыцарь на белом коне — юридический креативщик Эгилс Левитс.

В начале 90-х он придумал, как отсечь большинство инородцев от независимого латвийского государства — дать им бесправный статус негражданина. За это ему до сих пор большинство благодарно, а меньшинство, как бы наоборот.

Нынешнее пришествие Левитса на многострадальную латвийскую землю ознаменовалось приступом креативности в иной плоскости.
 

Левитс на посту президента стал активно продвигать новый термин, призванный заменить «сплоченность» в том самом гробу, который не должен оставаться пустым. Называется это чудо «открытая латышскость».

Означает ассимиляцию инородцев в латышской среде, но со скандальными нюансами. Если для большинства латышских политиков ассимиляция части инородцев приемлема, то настойчивые приглашения «не своих» к заботе о латышкой культуре выглядят бестактностью: как можно приглашать чужих к причастности к святому святых, к тому, что отличает «хозяев» от «гостей», к тому, что позволяет сужать доступ ко всем видам ресурсов для «не своих»?

Эгилс Левитс не чувствует, что уже переступил черту и продолжает настраивать против себя латышский мэйнстрим.

Мало того, что он призывает инородцев заниматься судьбой латышского языка и культуры, так он ещё полагает, что при этом инородцы могут быть не до конца ассимилированы. Левитс допускает, что они могут сохранять свою родную культуру и даже факультативно обучаться родному языку!

Проблема не в том, что латышский мэйнстрим презрительно относится к «неевропейским» культурам латвийских инородцев, проблема в том, что именно родной язык и культура позволяли латышам в иноязычном и неблагоприятном окружении веками отделять «своих» от «чужих».

Поэтому требования глубины ассимиляции к «своим» в случае Латвии высоки, как ни в одной стране Европы.
 

Русские, которые глубоко ассимилировались в латышской среде, болезненно переживают эту особенность. Они не только стараются говорить по-латышски правильнее, чем латыши, но и меняют имена и фамилии. Чтобы не раздражать, не напоминать и... вписаться в узкий круг своих.

Но лишь единицам это удается, не смотря на постоянно растущий процент свободно говорящих на госъязыке.

Короче, если Левитс продолжит приставать к правящей элите со своими грязными европейскими фантазиями, то отношение к нему изменится. Начнётся травля по примеру той, что в свое время пережили другие неосторожные реэмигранты на государственных должностях. И я имею в виду в первую очередь не Вайру Вике-Фрейбергу, которая в силу вредности характера была способна за себя постоять, а первого омбудсмена — Олафа Брувериса и министра интеграции — Нила Муйжниекса.

Что нам, русским, до ошибок Левитса? В холодном презрении, которым латышская элита встречает предложение президента о признании своими недоассимилированных инородцев содержится ответ на вопрос — является ли магистральным решением для русских Латвии неполная ассимиляция — при частичном сохранении родного языка и идентичности?

Ответ — нет, это не та жертва с нашей стороны, которая бы навсегда закрыла национальный вопрос в Латвии.
 

Переходя на латышский в качестве языка рабочей коммуникации, МЫ своими для НИХ не становимся.

Для полноценной жизни в Латвии, я имею в виду для участия в принятии политических решений и в культурном строительстве, необходима стопроцентная мимикрия под этнического латыша, что является редчайшим подвигом для наиболее авантюрных и артистически одаренных инородцев.

При этом авантюризм без артистизма результата не дает. Например, когда Андрей Юдин — депутат правящей партии, политик, в чей лояльности и владении госъязыком нет ни малейших сомнений, попросил позволить ему и другим подобным ассимилянтам поменять запись в паспорте на «латыш», правящая латышская элита показала ему дружный кукиш. Хороший юрист не всегда бывает хорошим артистом.

Другой путь — это коллективное участие русской общины в политической жизни Латвии. Да, на сегодня это противоречит желанию правящей элиты. Но если нам хватит ума и выдержки пройти путь борьбы до конца, то через годы латышское большинство смирится с сосуществование на одной земле большого коллектива пусть не своих, но в целом положительных индивидуумов. То есть нас  :)
 

Или русские Латвии отстоят свое право оставаться собою и при этом быть полноправными гражданами страны. Или лишь единицы смогут просачиваться в правящую нацию, проявляя чудеса приспособленчества и самоотречения.

 

---

---