«Отряд состоял преимущественно из научных работников исследовательского института при заводе Главмаргарина в Краснодаре (технари!), а также из инженеров самого завода. Были среди них также высококвалифицированные рабочие или мастера (в то сравнительно бедное дипломами время они были поистине интеллектуальной элитой)».

Восхитил подход к военному делу Бати, которое было сразу поставлено на прикладную научную основу:

«Минировали комплексно. То есть не ограничивались одной мощной миной для основного эшелона, но, зная, что к месту крушения прибудут два вспомогательных поезда с двух сторон, закладывали еще две вспомогательные мины чуть поодаль.

Зная также, что к месту диверсии из ближайших занятых немцами населенных пунктов на подмогу выедут грузовики с гитлеровцами, на всех прилегающих дорогах устанавливали фугасы; минировали также и обходные пути (один из научных работников обладал невероятным чутьем: он закладывал мины не на очевидном месте типа тропинки, а где-нибудь в стороне, под кустиком. Когда же над ним начинали подтрунивать, объяснял, что это единственное место, которое может выбрать немецкий снайпер, — и точно: на следующий день под этим кустиком находили обрывки тряпок и обломки снайперской винтовки).

Словом, при комплексном минировании в течение часа после первого взрыва срабатывали и все остальные заряды...»



«…А вот немцам удавалось партизан утомить — своим, по выражению партизан, «квадратным мышлением». К примеру, партизаны скрытно подбираются к линии дзотов (древесно-земляные огневые точки — укрыты сверху бревнами, как правило, в три наката). Кто-нибудь из ученых со снайперской винтовкой терпеливо пропускает рядовых — ждет, когда покажется офицер. Появился — выстрел, офицер падает. Второй ученый изготавливает свою винтовку. К упавшему офицеру бросаются двое рядовых (всегда двое!) — и успокаиваются рядом. Потом — еще двое...

Тут из разных дзотов одновременно выскакивают минометчики с ротными минометами и бросаются в тыл своих дзотов, чтобы оттуда накрыть партизан минами, но так как там еще ночью были установлены мины, то и минометчики, и их минометы как-то все разом взлетают на воздух...

И на следующий день все повторялось: офицер, двое, еще двое, выбегают минометчики... И на третий день то же самое... И на четвертый... Мужики, не привыкшие к тупому конвейеру, не выдерживали натиска этого «квадратного мышления» и уходили обмозговать какую-нибудь диверсию позамысловатей.

Немецкое командование перехитрить партизан пыталось все время. Скажем, перед паровозом воинского эшелона цепляли по три платформы с булыжником, весом своим имитирующие паровоз (мины в те времена были преимущественно нажимного действия, рассчитанные на определенный вес), состав шел со скоростью 5 километров в час (гарантия того, что ценные вагоны при подрыве передних платформ с рельсов не сойдут), охранники висят гроздьями, вдоль полотна следуют машины охранения, — словом, предусмотрели немцы, казалось бы, все... Но нет ничего проще: сапожники заложили шесть чудовищных фугасов цепочкой, чтобы от взрыва крайнего сдетонировали остальные — и ушли. Чудовищные взрывы слились в один — эшелон с железнодорожного пути будто ветром сдуло...

Случалось, что когда в округе все было уже взорвано, а немцы при всем напряжении сил не успевали восстановить мосты и пути для очередной попытки подвезти резервы к осаждающим Новороссийск частям вермахта, то партизанам делать было нечего, и они волей-неволей вспоминали о снайперских винтовках (одной своей, которую удалось достать еще до начала оккупации, и нескольких трофейных: немцы, видя бессмысленность лобовых ударов, постоянно подсылали в засады снайперов-диверсантов — лучше бы просто где-нибудь эти снайперские винтовки для партизан оставляли).

Даже девушка, вначале стрелявшая хуже всех, буквально за пару минут смогла уничтожить немецкую засаду из девятерых немцев: она забралась на скалу выше этой засады, двоих замаскировавшихся щелкнула сразу, остальные семеро, обученные профессионалы, быстро догадались о дальнейшем и изо всех сил побежали в сторону близлежащего леска... Последний не добежал буквально пару метров.

Были и сбитые самолеты — немцы, будучи не в состоянии унять партизан с земли, растеряв снайперов и лишившись минометов, места предполагаемых стоянок партизан к концу оккупации чуть не каждый день бомбили. Им даже удалось расстрелять козу и случайную местную жительницу с двумя детьми. Самолеты партизанам были нужны — как источник проволоки для мин натяжного действия. Вот они и поднялись на вершину горы у входа в ущелье, по которому летал самолет, а когда мимо них и чуть ниже летел довольный своим техническим превосходством фашист, из легкого стрелкового оружия дали залп...»





А теперь про наши дни

Прочитав текст, подняв тост за прозорливого Бисмарка, первым заметившего, что «в войне побеждает школьный учитель», и окунувшись, по обыкновению, в ворох комментариев к дню сегодняшнему, я осенился… или меня осенило… неважно. Одним словом, сошло на меня понимание такой бешеной, на уровне биологического отторжения ненависти властей к точным наукам вообще и инженерам в частности.

Это действительно абсолютно невозможный народ, непоправимо испорченный всякими разными нелепыми условностями, абсолютно ненужными в условиях современной, свободной от любых фундаментальных законов действительности.

Это они, инженеры, задают глупые и неуместные вопросы, например: откуда возьмется приварок к ВВП, если в нашем мире пока еще не отменен закон сохранения энергии. Они бессовестно утверждают, что дважды два – всегда четыре, не делая скидку на вековую историческую боль и необходимость пристроить за счет неучтенной математической разницы тантыню из мазпилсеты…

Это они, инженеры, в ответ на невинное предложение властей повысить в -надцать раз налоги и сборы, приводят абсолютно бестактные сравнения экономики с каким-то током, который течет не там, где указало начальство, а там, где меньше сопротивление, чем грубо нарушает основы государственного суверенитета и принципы рыночной экономики, которая, как и электричество, должна работать строго в соответствии с пожеланиями правящей коалиции.

И что уж совсем беспардонно, они позволяют себе пользоваться такими вражескими, чуждыми нашему свободному обществу инструментами, как анализ и синтез, аналогия и экстраполяция, в связи с чем победные реляции об очередном преодолении и росте после их анализа вдруг превращаются в похоронные марши.

Но ведь они не только комментируют, но и задают вопросы.

В моей последней поездке в Питер мне пришлось отдуваться за все наше толерантно-демократическое правительство и либеральную интеллигенцию, отвечая на вопросы одного такого ретрограда с ученой степенью доктора инженерных наук.

— Скажите, Сережа, а почему вы не хотите установить уже изготовленный памятник Петру I?

— Ясен пень, Герман Генрихович. Он же оккупант. А мы оккупантам памятники не восстанавливаем.

— Но вы же восстановили статую Роланда… Или он не оккупант?

— Конечно, нет. Он же немец, а немцы не могут быть оккупантами по определению, потому как они члены НАТО. И Роланд, стало быть, тоже… Они, немцы, вообще после того как десантировались и основали Ригу, сразу всех освободили. И освобождение длилось вплоть до XVIII века, пока не пришел Петр I и всех не оккупировал…

— Хм-м-м-м. А почему тогда вы жгли усадьбы освободителей в 1905-м и воевали с ними в 1914-1918-м?

— Неграмотные были. За время оккупации, которая началась при Петре I, образование резко упало. До этого ведь раздолье было. Что немцы, что шведы на своих муйжах 500 лет непрерывно образовывали местное население, прививая ему вкус к ЕС и НАТО и развивали ar nemitīgu jaudu латышский язык и культуру. А после Петра (šausmas!) максимум, о чем мог мечтать простой крестьянин, это Дерптский или Петербургский университет за счет российского императора-оккупанта… А латышский язык стал таким притесняемым, что газету на латышском языке пришлось издавать аж в Петербурге, подальше от жутких оккупантов – последователей Петра I, которые засели в Москве и хотели взорвать Памятник Свободы, но самоотверженные патриоты сказали свое решительное «нет», и Сталин испугался и не стал взрывать памятник…

— А я читал, что памятник хотели взорвать как раз местные парламентарии, но за него вступилась русский архитектор Мухина… И Сталин…

— Тут все не так просто… Вы должны понять боль латышского народа… Раньше просто об этом говорить нельзя было… особенно на латышском… только теперь можно, потому что теперь латышский народ развивается как никогда стремительно и демократично.

— А почему тогда он, народ, работать в Европу уезжает?

— А-а-а… это потому что он в результате стремительного развития все дела у себя дома уже сделал — и делать ему в Латвии больше нечего…. Вот он и едет в ЕС, помочь им сделать все их дела, ну и заодно развить латышский, который гораздо лучше защищать и развивать за границей – чем дальше от Латвии, тем сильнее…

— А мне казалось, что целесообразнее делать это в самой Латвии, никуда не уезжая….

— У вас имперский шовинистический взгляд на целесообразность. Мы уже давно пользуемся другой целесообразностью, либерально-демократической, толерантной и политкорректной. Самым ярким примером такой целесообразности в истории Латвии является отказ защищать свою собственную страну от внешней агрессии. Мы все теперь очень гордимся человеком, принявшим это историческое решение… Опыт собственноручного отказа от независимости признан настолько успешным, что его решено повторить уже в XXI веке…

Собеседник как-то странно на меня посмотрел, быстро-быстро собрался и ушел… а я проснулся…

И подумал, что нашей правящей коалиции надо обязательно внести в законодательство поправки, которые запрещают людям с инженерным образованием работать в средствах массовой информации и в оппозиции… нет, лучше запретить им формулировать и задавать вопросы… нет, лучше запретить само инженерное образование, ведь сумму и разницу могут посчитать и экономисты со всегда нужным, заранее известным результатом. А еще лучше полностью запретить инженеров, объявив их заведомо нелояльными к ЛЮБОЙ либеральной толерантной власти.

А еще правящим надо молиться. Молиться много и часто, чтобы, не дай бог, инженеры не вспомнили опыт Петра Карповича Игнатова, потому что, сами понимаете, шансов у власти тогда – ни одного…