Права меньшинств, в том числе и право учиться на родном языке — вопрос не только политический, но и юридический. Поэтому в информационном пространстве используется множество натяжек, а порой и откровенных подтасовок на эту тему. Чтобы разобраться с понятиями, сначала проанализируем несколько тезисов, что в ходу у власть имущих и уже крепко засорили сознание потребителей латышских СМИ.
 

Лозунги, факты и определения понятий
 
Первое пропагандистское утверждение — самое лживое. Мол, в Евросоюзе, на который мы ориентируемся, принято, что государство оплачивает образование только на государственном языке. Самое простое возражение на него — перечисление обратных примеров. Сорбские и датские школы в Германии, венгерские в Словакии и Румынии, немецкие в Дании и Италии…

Но я бы акцентировал и другой контраргумент — а где еще в Европе язык более чем трети населения не является одним из государственных или официальных? Единственный  пример — это Украина, страна отнюдь не западная. И то — в ряде регионов русский язык все же имеет официальный статус, да и в конституции он упомянут особо. Если указать на это, наши оппоненты обычно переводят разговор на турок в Германии и арабов на юге Европы — мол, школ на их языках государства не финансируют.

Возражение на это — многовековая история русских в Латвии, многочисленных с XVII века, выпуск первой русской газеты в Риге еще в 1816 году и работа русского театра, начавшаяся в Динабурге не позже 1856 года.

Если говорить конкретно об образовании — первая русская школа в Риге была основана в 1789 году, а в XIX веке сложилось гимназическое и высшее образование на русском. Так что начинать с нуля, что создает проблемы для школ «новых» меньшинств, не требуется — есть наработки, причем вековые.
 
Другой аргумент — полуправда. Латвия постоянно хвалится тем, что, мол, как средство обучения в публичных школах используются семь языков меньшинств. На деле большинство из них, как иврит и эстонский, используются в основном для «этнокультурных» предметов, как предусмотрено к 2018 году сделать и для русского. Да и сейчас русский язык практически изгнан из государственных вузов, хотя, например, Балтийская Международная Академия доказывает, что спрос на русское высшее образование есть. Для сравнения, и процент, и число италоязычных швейцарцев и шведов в Финляндии куда ниже, чем русскоязычных латвийцев, но высшее образование на шведском и итальянском поддерживается бюджетом.
 
Третий национал-радикальный штамп — мол, параллельное наличие русских и латышских школ является незаконным, сегрегацией. Это — подмена значения слова «сегрегация». Совет Европы, а именно Европейская комиссия по борьбе с расизмом и нетерпимостью (общеполитическая рекомендация № 7, п. 16 Пояснительного меморандума), давно определил понятие сегрегации. Ее обязательный  признак — принудительность разделения. Например, если бы русским детям запрещалось посещать латышские школы — вот это была бы преступная сегрегация. Впрочем, и тогда для борьбы с сегрегацией не требовалось бы закрывать или облатышивать русские школы. Итак, когда нам говорят о необходимости «единой школьной системы», ответим: даешь свободу выбора!
 
И для этого есть дополнительные основания как раз в особенностях латвийской ситуации, как свидетельствует история права учиться на родном языке в Латвии.
 

Новое — хорошо забытое старое
 
Образование на родном языке для латышей, бывших меньшинством в империи, было одним из требований революции 1905 года. Благодаря этому на первых порах латышское национальное движение было склонно признавать такие же права за теми, кто оказался в меньшинстве в Латвии. Так, принцип образования на родном языке был провозглашен правительством Улманиса уже в декабре 1918 года. В 1919 году он был закреплен и в законе об учебных заведениях, который требовал создания школ с обучением на родном языке при наличии 30 учеников. Государство и рижский муниципалитет помогали и частным вузам с обучением на языках меньшинств — немецкому Институту Гердера, Русскому институту университетских знаний. В то время главную роль в защите меньшинств играли двусторонние договоры, и Латвия заключила так называемые «школьные конвенции» с Литвой (1931 год) и Эстонией (1934 год). Они предусматривали, что литовские и эстонские школы создаются при наличии не 30, а всего 20 учеников. Нападки на эти права нелатышского населения были нередки, но в период парламентской республики депутатам Сейма от меньшинств удавалось выторговывать их защиту.
 
В 1934 году, после переворота Улманиса, начался мощный откат в правах национальных меньшинств. Нелатышские гимназии одна за другой стали закрываться. Новый закон об образовании ограничил для смешанных семей выбор и в отношении основных школ — только латышские либо школы «своего меньшинства».
 
Дальнейшая печальная история хорошо известна — ликвидация еврейских и немецких школ в ходе Второй мировой, а при Сталине — закрытие польских школ. Правда, Латвийская ССР восстановила возможность высшего образования на русском. Некоторый прогресс для остальных нацменьшинств с восстановлением особых школ начался лишь с конца 1980-х. В начале 1990-х русский язык стали выдавливать из высшего образования, а во второй половине — и из среднего.
 
Сорвать план полного перевода средней школы на латышский язык обучения к 2004 году удалось благодаря массовым протестам Штаба защиты русских школ, но проблемы продолжают нарастать. Так, вне городов республиканского подчинения и Латгалии русских школ практически не осталось. Правительство Страуюмы-Друвиете планирует перевод к 2018 году только на латышский язык даже детских садов, любезно обещая исключения для уроков родного языка и культуры. А в 2013 году Министерство образования подготовил правила Кабинета министров, лишающие основные школы свободы выбирать собственные модели билингвального обучения.
 
Подытоживая, можно сказать, что в 1918-1934 годах Латвия была передовой страной в области прав меньшинств. Сейчас же, увы, она отстает от европейских стандартов. Чтобы не быть голословными, рассмотрим, что же именно требует международное право.
 

Международный контекст
 
Право меньшинств на образование на родном языке появилось в международных отношениях после Первой мировой войны, в так называемых Договорах о меньшинствах. Это были отдельные договоры или статьи в более широких договорах, а порой — односторонние декларации принимающих на себя некоторые обязательства стран. Соблюдение включенных в них прав нацменьшинств гарантировалось Лигой Наций. Такие договоры или декларации касались многих стран — Югославии, Польши, Латвии… Типичными условиями были признание права меньшинств создавать свои частные школы и обязательство государства на определенных территориях содержать школы с обучением на языках меньшинств.
 
При Лиге Наций, как сейчас при ООН, существовал международный суд — Постоянная палата международного правосудия. Ей не раз довелось работать с вопросом о правах меньшинств. Так, в 1928 году Палата рассмотрела дело о немецких школах в польской Силезии и подтвердила право родителей решать, посылать им детей в польские или немецкие школы. В 1935 году Палата рассмотрела дело о школах меньшинств в Албании. Эта страна в особой декларации приняла на себя обязательство одинаково относиться к частным школам с обучением на албанском и других языках, но затем закрыла вообще все частные школы, утверждая, что соблюдает равное отношение к албанцам и меньшинствам. Палата, однако, решила, что такие действия лишают смысла обязательства, взятые на себя государством, и что запрещать частные школы Албания не вправе. Увы, система договоров и деклараций Лиги Наций страдала от нехватки эффективного механизма, который заставлял бы их соблюдать.
 
После Второй мировой, в 1952 году, был принят Первый протокол к Европейской конвенции о правах человека. С 1997 года этот протокол обязателен и для Латвии; за выполнением его, как и самой конвенции, следит страсбургский Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Протокол предусматривает право на образование (статья 2), которое должно осуществляться без дискриминации. В одном из ранних своих дел, в 1968 году, ЕСПЧ столкнулся с вопросом о языке преподавания в школах Бельгии. Тогда суд решил истолковать статью 2 Первого протокола очень узко. По большинству спорных вопросов в действиях Бельгии не было найдено нарушений, даже когда финансирование частным школам предоставлялось в зависимости от языка обучения. Основанием для такого решения служило признание «языкового единства» легитимной целью государства. Однако в 2001 году суд изменил свою позицию. В деле «Кипр против Турции» он признал нарушенным право на образование. Проблемой было то, что на контролируемом Турцией Северном Кипре не было возможности получить полное среднее образование на греческом. Так что некоторые возможности защищать языковые права меньшинств на образование в Страсбурге существуют. Подававшуюся туда жалобу на нашу реформу-2004, «Гришанковы против Латвии», суд, увы, не принял к рассмотрению, считая, что не были соблюдены процессуальные требования.
 
Еще один важный для нашей темы документ, обзательный для Латвии — принятая ЮНЕСКО в 1960 году Конвенция о борьбе с дискриминацией в области образования. В 2-й статье этого документа указано, что наличие отдельных школ для языковых групп не является запрещаемой дискриминацией, если меньшинства не принуждаются учиться только в них и качество образования не уступает школам большинства.
 
В 1995 году Совет Европы разработал Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств; она для Латвии обязательна с 2005 года. Статьи 13 и 14 недвусмысленно защищают право создания частных школ меньшинств. В отношении же публичных школ обязательства, налагаемые Рамочной конвенцией на государства, эластичны. Это может быть обучение на родном языке или преподавание его, в зависимости от спроса. О спросе важно отметить, что комитет экспертов, надзирающий за выполнением конвенции, счел чрезмерным германское требование наличия 20 учащихся для открытия особого класса.
 
Помимо обязательных, есть и целый ряд рекомендательных документов о правах меньшинств и об образовании. Упомяну лишь один из них — Гаагские рекомендации ОБСЕ. Наш омбудсмен Юрис Янсонс в письме президенту заявил, что эти рекомендации о средней школе гласят следующее: «число предметов, преподаваемых на государственном языке, должно быть существенно увеличено. Согласно исследованиям, чем более выраженным будет это увеличение, тем лучше для ребенка». На портале ОБСЕ любой может убедиться, что текст рекомендаций в пункте 13 таков: «число предметов, преподаваемых на государственном языке, должно постепенно увеличиваться». Согласно исследованиям, чем более постепенным будет это увеличение, тем лучше для ребенка» (курсив в обоих случаях мой — А. К.).
 

Латвия — могила демократических завоеваний?
 
А что же по вопросу образования нацменьшинств говорит Сатверсме и страж ее — Конституционный суд?
 
Статья 91 Сатверсме запрещает дискриминацию. В 2005 году в деле о «школьной реформе» Конституционный суд признал, что незаконной дискриминацией может быть не только различное отношение к людям, но и одинаковое отношение к людям, находящимся в различных условиях. Конкретно — единая модель образования только на латышском для представителей разных языковых групп. К сожалению, он счел возможность преподавания от 0 до 40 % материала на языках меньшинств достаточно различным отношением, чтобы считать его законным.
 
Какой будет позиция Конституционного суда, если ему придется оценивать «реформу-2018», пока судить рано. Безусловно, важны будут и формулировки закона, и изменившийся судейский состав. Однако возможен и еще один повод для изменения  подхода — если будет принята националистическая преамбула к Сатверсме. Кстати, отцы-основатели латвийского государства в 1918-1922 годах не только не вписали в ключевые документы страны никакого «национального государства», но и принимали законы, предусматривавшие обучение на родных языках.
 
 Столетие Латвийской Республики в 2018 году не должно стать могилой демократических завоеваний, достигнутых при ее рождении!