Имант Зиедонис сформулировал однажды то, как я фотографирую. Я это ему пытался рассказать другими словами, а он взял — и сформулировал.

Сказал так: «Вот вставляете вы пленку в фотоаппарат и фотографируете небо. Но так, чтобы не было ни тучек, ни облачка, ни птицы. Ни-че-го! Голубое небо. Проявляете пленку, вставляете в увеличитель и печатаете. И что ты видишь? Серая, зернистая площадь. Но какая глубина!»
 
Я могу обдумывать, как буду снимать накануне. Вертеть в мозгах и так, и этак. Но когда человек пришел, я уже ни о чем не думаю. Просто происходит все интуитивно, как будто само собой.
 
У меня был почти двадцатилетний перерыв, когда я не фотографировал вообще. Чем занимался? Работал там-сям. Потом у нас с женой было свое архитектурное бюро. Надо было деньги зарабатывать...
 
Почти весь мой фотоархив разгромили. Это был последний день на прежней работе. Кто это сделал, зачем? Не знаю. Хорошо, что самые лучшие негативы я хранил дома. Вот они — уцелели. Вообще жаль, конечно, что архив утрачен.
 
Я страшно волнуюсь каждый раз перед съемкой. Вот ехал в Грузию — такая ответственность. Приглашал приехать Иманта Зиедониса, или Беллу Ахмадулину, или Линду Лейне. И это — какая ответственность! Словом, не дай бог, если Акела промахнулся... тьфу-тьфу-тьфу...


 


Это мы гуляли с женой и сыном. И он что-то расплакался. А я его посадил в эту нишу и снял. Получилось, как будто город давит на человека. Что-то такое. Эта фотография (не помню где, кажется, в Испании) получила приз за композицию.





Не знаю, что там такое происходило. Шел дождь. Стояли солдаты, около Политехнического это было. И вдруг один солдат посмотрел вверх. Может, хотел подставить лицо дождю. Но он один и сделал весь этот снимок. А я успел достать фотоаппарат и щелкнуть несколько кадров.
 
На самом деле для фотографа реакция — первое дело. И не только для фотографа. Вот один мой знакомый штангист говорил, что и для штангистов важна не только сила, как думают многие, а именно реакция.
 





Удивительная девушка. Чудесная. Я ее на какой-то выставке увидел. Подошел. Так и так, мол, хочу вас сфотографировать. А она такая: «Только не голой!» Мы с ней много фотографий еще сделали.
 




Дни искусства в 1983 году. Я сделал целую коллекцию (восемь очень хороших фотографий) примерно за 20 минут. И я очень счастлив, что удалось запечатлеть эти лица. Этот мальчик. И этот мужчина справа — такой наблюдатель.
 




А это у меня есть такая коллекция под названием «Острые предметы». Острые — в самом широком смысле слова. И интересно, что я как-то вернулся домой и понял, что не хватает чего-то еще острого для этой коллекции. И подумал о разбитом бокале. Только где его взять? Свой бить было как-то жалко. И в тот же вечер приезжаю на одну выставку, а там дама на моих глазах роняет бокал. Я говорю: «О, спасибо! Этого-то мне и недоставало!» Забираю «розеточку» и уезжаю... к чему бы это ? А?
 




Арнольд Плаудис. Художник, режиссер, сценарист (они вместе с Юрисом Подниексом написали сценарий к фильму «Созвездие стрелков»), великолепный сценограф. Я считаю его еще и оcновоположником послевоенной латвийской фотографии. Ничего, что он на кнопку фотоаппарата никогда сам не нажимал — зато все остальное в кадре он выстраивал, точку съемки определял и даже момент съемки сигналил. Сам видел этот процесс.
 
Я придумал этот снимок, назвал его условно «Раненный праздником» — бинт на пальце и праздничный шарик. Накрутил бинт заранее, надул шарик. Осталось только точно расположить шарик по высоте. И когда остановились на этой, Арнольд сказал: «Наконец-то встретились два пустых предмета!»

 



Режиссер Ансис Эпнерс как-то пригласил меня на съемки своего фильма «Латвия — мой дом». Мы катались в настоящей кибитке по городам и весям Латвии. Встречались с самыми разными людьми, они нас угощали чем-то. Однажды едем — а навстречу нам, через поле, идут мужики с барабаном, скрипкой и кокле. Оказалось, это трое музыкантов — под хмельком, с деревенской свадьбы возвращаются. Сказали, что «вообще-то, нас четверо братьев, но, вот, четвертый от подушки голову поднять не смог, устал очень». Мы попросили их что-нибудь сыграть. Классные мужики! Братья Муцениеки их звали.


 


Белла Ахмадулина. Приезжала в Ригу и читала стихи. Уже не помню, на какой площадке. И было, конечно, много людей. И Белла потом рассказывала: «Смотрю в зал — все фотографируют. И никто не слушает стихи, кроме одного человека». Этим человеком был — правильно! — я.
 
...И борт ее жакета, как нож или перо...





А это — мне надоело портреты делать, и родился такой проект. Называется по-латышски baļļuks, что можно на русский перевести как «вечеринка». Такие танцы, вечеринка, гости, куда заглядывают и... разные стихии. Здесь, например, — торнадо.
 




Линда Лейне. Талантливый музыкант, пианистка. Недавно был на ее концерте — это потрясающе! Столько мудрости, силы, столько страсти. Словом — восхищаюсь.
 




Моя жена Вера. Она — очень сильный архитектор. Причем очень интуитивный человек. Иногда бывает, что очень сильно думает над какой-то проблемой, не может найти решение и так и ложится спать. А утром просыпается — и решение готово. Оно ей приснилось. А другой раз размышляла над пропорциями здания, и опять же, проснулась — и увидела нужную композицию, составленную (во сне) из всяких предметов и как они стояли относительно друг друга. Здесь я ее снимал в таком «китайском» стиле.
 




Имант Зиедонис все смотрел-смотрел на эту фотографию и все спрашивал: «Почему ты меня так фотографируешь? И в профиль? И вниз смотрю?» А потом сам же и сказал: «Я понял! Я тут как лампа, которая светит сверху вниз! И кроме всего прочего освещает и мои тексты тоже!»
 




Грузия. Одна прекрасная девочка, фотограф Кира Буяк устроила мне, как и нескольким другим фотографам, поездку в Грузию. Я ей страшно благодарен за это! Мне было очень интересно! Но вот в самолете на меня накашлял человек, и я первых нескольких дней проболел. Мне вызвали врача, и о-о-очень серьезная грузинская врач с ложкой и фонариком обследовала мое горло. И поэтому я не укладывался в мой же собственный план делать столько-то фотографий в день. Но все равно привез из Грузии 40 хороших выставочных фотографий.
 
И вот мы в первый день едем по Грузии, смотрим, я фотографирую, и все у меня нет понимания — как это сделать? На следующий мы заехали к художнику, и все что я там снимал, мне не нравилось… И вот вся его семья уже вышла нас проводить, мы сели в машину, и из окна я всех их и сфотографировал... Тут-то у меня и родилась идея коллекции, и все пошло как по маслу: «Грузия — 100 км в час»!
 
А дело было еще и в том, что меня по Грузии возил Бесо — высокий такой, большой, и главное, все-все его знают и все-все с ним здоровались. И как-то мы едем, и я спрашиваю: «Послушай, Бесо, как-то странно. По спидометру мы едем 80-90 километров в час. Но когда я по Юрмальскому шоссе еду 90 км/час, все не мелькает с такой дикой скоростью за окном». А он такой смеется: «Обижаешь, дорогой! Какие километры? МИЛИ!»
 
И получилось, что кадры, сделанные из окна машины, как шампур, нанизали на себя весь остальной материал…


 
Записала Оксана Мигунова.