Мы продолжаем серию интервью с участниками III Ассамблеи Русского мира, основной темой которой в этом году стала идея примирения. Едва ли не в первую очередь речь идёт о восстановлении единства, пусть и символического, нынешних жителей России и потомков первой волны русской эмиграции. Сейчас это относительно небольшое, но сплочённое сообщество, объединённое сетью русских православных приходов и эмигрантских организаций, многие из которых действуют уже не одно десятилетие. Александр Александрович Трубецкой – один из видных представителей именно этой ветви Русского мира. Он возглавляет Объединение памяти императорской гвардии, созданное во Франции в 20-е гг. гвардейскими офицерами, и является членом движения «За поместное православие русской традиции в Западной Европе» (OLTR). 
 
– Как это представляется из России, русская эмиграция первой волны в Европе сейчас – это мир, почти исчезнувший, растворившийся в местной культуре, который представлен лишь горсткой энтузиастов. У Вас нет такого ощущения?

– Конечно, значительная часть эмиграции растворилась, потому что нет уже той массы людей, которая создавала школы, кружки, прессу, русские приходы, разные русские организации и т. д., но всё же эти организации ещё существуют. Например, когда в прошлом году Владимир Путин приезжал в Париж, я организовал его встречу с представителями 30 русских организаций, все из первой эмигрантской волны. Количество членов таких организаций невелико, но всё же каждая из них живёт, что-то делает. На гвардейский праздник, который проводит Объединение памяти императорской гвардии, в Париже собирается примерно 150 человек, что для нас считается неплохо. Есть организации помощнее: Дворянское собрание, клуб «Санкт-Петербург» (это ассоциация потомков жителей Петербурга) – они тоже проводят встречи, не говоря о том, что во Франции существуют многочисленные русские приходы; благодаря Русской православной церкви у нас наконец-то открылась новая семинария. Русская эмиграция, я бы сказал, посадила зерно, а плод – это некое влияние русского языка, русской культуры и создание поместной Православной церкви.

– В чём проявляется влияние русского языка?

– В том, что он преподаётся. В Париже существует Институт славянских языков, где, конечно, русский язык на первом месте. Здесь преподают и потомки русских эмигрантов.

– Как потомки первых эмигрантов во Франции восприняли воссоединение Русской православной церкви и Русской православной церкви заграницей? 

– Совершенно по-разному. Некоторые ждали этого давно, другие отнеслись скептически. Но некоторые из тех, кто воспринял это поначалу отрицательно, постепенно понимают, что это было хорошим начинанием. Вот, например, 26 ноября мы организуем круглый стол на тему воссоединения, на который пригласили двух епископов – архиепископа Берлинско-Германского и Великобританского Марка из РПЦЗ и архиепископа Корсунского Иннокентия (управляющего русскими православными приходами Франции, РПЦ. – ред.).

– В интервью нашему порталу архиепископ Марк сказал, что, по его мнению, ассимиляция русских в Европе, даже несмотря на то, что она задержана массовой эмиграцией 90-х годов, всё равно неизбежна. Это произойдёт через поколение-два. Вы согласны с таким мнением? Можно ли то же самое сказать о потомках первой волны эмиграции, или тут особая ситуация?

– Конечно, у нас имеет место смесь двух культур, и то, что мы живём, учились на Западе, имеет огромное влияние на наше миросозерцание. Тем не менее организации, как, например, моя, объединяющие внуков и правнуков первоначальных организаторов, существуют. Есть очень интересное явление: в, казалось бы, ассимилированных семьях, где утрачен русский язык, дети или внуки вдруг начинают тянуться к русской культуре, сами начинают изучать язык. Таким образом, идёт какое-то возвращение.

– Появляется ли у тех молодых людей, о которых вы сказали, желание, может быть, приехать в Россию, поучиться здесь?

– Приезжают и даже остаются. Есть и те, кто не возвращается во Францию. Я знаю несколько таких случаев. Они сами затрудняются объяснить, почему остаются. Их потянуло, им понравилось, теперь они хотят что-то делать здесь, найти какую-то работу, связанную с Россией. У некоторых это получается.

– В 90-е годы в России произошла существенная переоценка собственной истории, в первую очередь её советского периода. Не случайно сейчас часты призывы к примирению – в этом состоит и одна из задач нынешней Ассамблеи Русского мира. Происходят ли в среде потомков старой эмиграции какие-то изменения во взглядах на историю, в частности на события октября 1917 года и последовавшей Гражданской войны?

– В основном, конечно, у нас довольно консервативные взгляды. В своём выступлении на Ассамблее я сказал: «Не забывая прошлое, надо смотреть в будущее», – но всё же не забывая прошлое, и мы не будем забывать.

Нельзя говорить, что в Советском Союзе всё было плохо или, наоборот, всё хорошо, но всё-таки советская система способствовала утрате национальной идентичности. Правда, эта попытка в конце концов не удалась: когда СССР рухнул, национальные идеи, национальная духовность, культура сразу возродились. Глобально я отношусь к Советскому Союзу довольно отрицательно. В начале XX столетия экономисты предсказывали, что Россия должна быть первой экономической державой уже в 20-е годы. Гражданская война принесла массу жертв. Если бы не было революции, Россия была среди стран-победительниц, может быть, не было бы фашизма – тогда совсем иначе могла развиваться история всего XX века. 

– Есть ли у эмигрантов сознание того, что доля вины за произошедшее, возможно, лежит и на них, точнее, на их родителях и дедах, поскольку, раз произошла социальная революция, значит, очень многое в старой России было устроено несправедливо?

– Конечно, есть. В устройстве России был изъян, однако эти негативные черты слишком сильно преувеличивают. Если взглянуть на социальное устройство Франции, Германии, не говоря об Италии, оказывается, что вся Европа была примерно в том же состоянии. Были и внешние силы, которые стремились к тому, чтобы Россия рухнула и не вошла в число победителей.

– Но как в таком случае прийти к согласию, ведь, упрощая, в России по большей части живут потомки красных, а на Западе – потомки белой эмиграции?

– Движение навстречу друг другу уже происходит, ведь раньше мы вообще не общались, были врагами.

Беседовал Борис Серов