Уважаемые читатели!

Для начала — избранные цитаты из одного столичного публициста. Публицист привык выражать надежды и горести своих читателей — и сейчас передает нам их актуальные горести.

Итак: «Вся компания, с какой я катаюсь зимой на лыжах, прикупила квартирки-студии в Болгарии, в Банско. Знакомый владелец турфирмочки построил коттеджик в Финляндии. Другие подтянулись — и сегодня местная коммуна переживает ренессанс: русские спасли…»

Далее автор плача описывает этих русских, спасающих финнов:

«Уже от 50 до 60, у всех две-три квартиры, а то и больше. Плюс некоторые получили в наследство родительские. Когда они вышли из 1990-х с первыми серьезными деньгами, для них это был не вопрос: вкладываться в недвижимость только в России! Потому что такой нормы прибыли нет нигде! Квартира, пущенная в оборот,— это минимум 25 тысяч в месяц, даже если сдавать однушку в Бирюлево. А если хорошую двушку в центре — уже под 100 тысяч. Можно в ус не дуть. Общий возвышенный идеал россиянина — стать российским рантье…»

И наконец — заценим масштаб трагедии: «Сейчас стало понятно, что и финансового рая больше не будет. О чем сейчас все говорят? О том, что плоскому подоходному налогу конец. О том, что с регистрацией по месту проживания гайки закрутят до предела. О том, что тех, у кого две квартиры, не говоря про три-четыре, налогами прижмут… И тогда ты окажешься в пенсионном возрасте не счастливым рантье, собирающим заслуженный урожай, а обычным тупым бараном, которого в очередной раз обстригло государство».

Если вам интересно, какое отношение данные рыдания имеют к национальной идее — давайте об этом поговорим.

Штука тут, коротко говоря, вот в чем. Умирающая под копытами кризиса массовая мечта «жить с недвижки» — последние лет 15 как раз и служила национальной идеей всему российскому денежному классу. Почему-то считающему себя «средним».

Что тут важно понять: мечта эта — была просто самым низовым, для самых бедных из богатых, вариантом элитного российского мировоззрения, которым подчиненные от своих боссов просто не могли не заразиться.

В центре этого мировоззрения лежит представление о России как о гигантском Заполярье, из которого торчат краны с вентилями, а из них льет норма прибыли, какой нет нигде. В Заполярье можно заколачивать — но жить, конечно, невозможно. Только торчать вахтовым методом при своей или чужой рентодобыче. А собственно жить — то есть любоваться закатами, растить детей и сажать розы — среди этих пьяных рож и мрачных зим точно нельзя. Поэтому, чтобы было где жить (по нисходящей: заграница, юга, загородный особняк) — надо качать изо всех сил.

Те крантье, на которых изначально лилась особенно мощная норма прибыли, — создали т.н. «русский Лондон» с его кокаиновыми масленицами и другими широкими гуляньями; «русский Лазурный берег» с его самолетами моделей туда-сюда; «русскую Флориду» и прочие швейцарии.

Те, кто вместо магистральных прибылепроводов имел маленькие отводные ветки или просто однажды удачно перепродал что-нибудь казенное в 90-х (например, 8 прессов с завода или 4 гребных винта с теплохода) — заселили всякие кипры попроще.

Те, кому не довелось сделать и этого, — в нулевые бешено вкладывались в недвижимость. Чтоб сдавать и в ус не дуть за городом в усадьбе.

…Что бросается в глаза: эта идея ни в одном из своих изводов — ни в элитном, ни в низовом — на самом деле национальной никогда не была и быть не может. Потому что она вся строилась изначально на самоотделении носителя от страны. А вместе со страной — и от населяющей ее нации. Для русского крантье сограждане — это та же мерзлая почва, в которую следует вбить кран поглубже и ловить норму прибыли. А где эти понаехавшие сограждане будут доставать свои 25 тысяч в месяц при средней получке в 30 тысяч, чтобы платить за однушку — это их проблемы (любопытно, кстати, что именно русские крантье в их эталонном столичном варианте населили г. Москву платежеспособными «таджикскими ульями», от которых сами же брезгливо перебираются куда подальше).

Но вот в чем трагизм положения русского крантье. Без этой мерзлой России он никто и звать его никак. Просто проторговавшийся спекулянт, поздний березовский. Бурить финскую ли, кипрскую ли, лондонскую ли почву в поисках нормы прибыли он попросту не умеет: в лучшем случае — бурит своих же соотечественников, втюхивая им местные бунгало. Даже в своем «финском коттеджике» или «юрмальском домике» он живет до тех пор, пока в Рашке отвернут его личный кран.

…И вот сейчас, как мы можем понять, данные краны повсеместно заворачиваются. В том смысле, что «общий возвышенный идеал россиянина» чем дальше, тем меньше совместим с жизнью самой России.

Если рассматривать нашу Родину не как джеклондоновский юкон, а как страну, обязанную жить и развиваться — то ей, честно говоря, наплевать, будут или не будут спекулянты от недвижимости наслаждаться урожаем. Ей на самом деле важны только те, кто в стране по-настоящему живет и работает.

Из этих последних — от военных до учителей и от авиаконструкторов до промышленных рабочих — все эти годы отечественные крантье как раз норму прибыли и добывали. И все еще добывают последнее сейчас — когда мы читаем про увольняемых с предприятий и отчаянно закредитованных жителей моногородов, мы видим именно выдирание из них последнего клока шерсти «носителями светлого идеала».

 Хорошая новость тут в следующем. Закат русских крантье — это просто знак того, что, научно говоря, «исчерпываются возможности рентоискательского развития экономики России». После чего — да, вслед за периодом катастрофической бедности, вызванной как раз тем, что все последние десятилетия рентоискательство у элиты было правящей идеологией — неизбежно наступит период созидания.

И у тех, кто будет движущей силой и почетной элитой в этот период — идея будет совсем другой. Есть мнение, что она будет действительно национальной — просто потому, что все антинациональные идеи, вместе с их носителями и поклонниками, к тому моменту уже кончатся.