---

ИМХОклуб продолжает публикацию воспоминаний Александра Гапоненко — версии исторических событий, противоположной точке зрения, которая навязывается обществу нынешними правящими этнократическими элитами республики.
Список предыдущих публикаций
 

---

Главным инструментом давления на русских был Закон о языке, принятый национал-коммунистами еще в 1989 году.

Он требовал от всех занятых в народном хозяйстве знания латышского языка в совершенстве. Знания эти должны были подтверждаться удостоверениями, которые выдавались специальными языковыми комиссиями на основании результатов экзаменов.

Уровень знания языка и наличие удостоверений постоянно проверяли на предприятиях и в организациях языковые инспекторы. Работников, не имеющих удостоверений о знании латышского языка или показавших его плохое знание, при проверке штрафовали, либо увольняли. Штрафовали и работодателей, которые не проявляли достаточной строгости при отборе людей на работу по языковому, а на деле — по этническому принципу.

Занимались поисками жертв специально обученные языковые инспекторы. Они любили прикидываться клиентами и пыталась таким образом разузнать, кто в магазине или в офисе плохо знает латышский язык. По городу бродили целые стаи таких голодных волков-оборотней.


Помню, раз в мою фирму пришла старушка — по виду вроде недавно с глухого хутора приехавшая. А я один в офисе сидел и входную дверь закрыть забыл — бандиты уже «наезжать» перестали, а про «наезды» языковой инквизиции я не думал, что это дело серьезное.

Заходит эта визитерша ко мне в офис и про зерновой кофе подробно так расспрашивает на государственном языке. Мы в фирме кофе оптом торговали, но от жадности я решил его в офисе и в розницу продавать. Я, думая, что невинная на вид старушка родом из налоговой инспекции, на корявом государственном языке объясняю, что мы не продаем здесь что-нибудь в розницу. Она не унимается и у меня удостоверение на знание латышского языка спрашивает — «аплиецибу».

Тут я соображаю, что обмишурился, и старушка из языковой инспекции. А у меня этой самой «аплиецибы» отродясь не было, поскольку считал для себя неприемлемым кому-либо доказывать, что у меня в расовом отношении все в порядке. Цена расового вопроса для первого раза была 50 латов штрафа.

Я тогда говорю представительнице языковой инспекции на чистом русском языке словами Остапа Бендера:

— Скажите, кундзе, а пакет кофе в зернах за 12 латов не могут спасти гиганта мысли и отца демократии?

Про гиганта мысли моя собеседница по малообразованности не очень поняла, но про пакет кофе сообразила и тут же промолвила, тоже на чистом русском:

— Ну, если это от чистой души, а не как взятка…

— Конечно, от чистой души! Исключительно как помощь бедным детям, — отвечаю я уже на государственном языке и сую ей в руки большой пакет пахучего итальянского кофе в зернах.

Инспекторша, получив пакет, тотчас спрятала его в подозрительно большую хозяйственную сумку, которая была при ней и, повернувшись ко мне спиной, гордо прошествовала к выходу. Процесс передачи пакета с кофе незваной гостье проходил в присутствии моей секретарши Лены, вернувшейся к этому времени с обеда.


Старушка из языковой инспекции распробовала вкус хорошего итальянского кофе и пришла к нам в офис ровно месяц спустя. Видимо, решила «крышевать» нас в вопросах государственного языка. Когда старушка зашла ко мне в кабинет и нагло заявила, что ей нужен еще один пакет кофе, я попросил у нее удостоверение, вызвал секретаршу и задал ей, нарочито расставляя смысловые ударения на словах, вопрос:

— Лена, помните, как мы с вами месяц назад жалобу в государственную полицию писали про рэкет со стороны языковой инспекции и не знали фамилии вымогательницы?

— Отлично помню, — отвечает моя Лена, зная, что я в таком тоне говорю, когда какие-либо хохмы устраиваю.

— Так, пишите на государственном языке, которым я плохо владею, что сегодня случай рэкета повторился и кундзе инспектор вновь вымогала пакет кофе стоимостью 12 латов. Ее фамилия имярек, — продолжаю я играть спектакль и передаю Лене удостоверение инспекторши.

Лена кивает головой, уходит в приемную и начинает что-то там шлепать на электрической печатной машинке — компьютеры тогда были в новинку.

У старушки с хутора был достаточно трезвый подход к делу. Она безразмерную хозяйственную сумку на плечо накинула, свое удостоверение у Лены из-под носа выхватила и из офиса без скандала ушла. Больше мы ее никогда не видели.

Другие инспекторши к нам тоже не заглядывали. Видимо, по сарафанному радио внутри языковой инспекции пошла весть о том, что в нашем офисе засели удивительные свиньи, которые не хотят делиться своими доходами, да еще и жалобы пишут на государственном языке в государственную полицию.

Ладно, я случай со старушкой-мздоимкой вспоминаю с юмором, а сколько людей было реально оштрафовано на большие суммы и лишилось работы! Ведь не все языковые инспекторы ходили по фирмам рэкетирами — были и те, кто штрафовал русских из принципа.

Как верно сказал один национально озабоченный депутат Сейма: «Нам не надо, чтобы вы знали латышский язык. Нам надо, чтобы вы знали свое место».


Составной частью этнической политики латышских национал-демократов было уничтожение русских социальных институтов и маргинализация русской интеллигенции.

В Латвии из государственных учебных заведений выгоняли русских преподавателей, из государственных учреждений теле- и радиовещания — русских редакторов и журналистов, из учреждений культуры — русских библиотекарей, музейных работников, руководителей творческих коллективов.

Мы стали жить в театре абсурда. Русские родители платили налоги, из этих налогов финансировалось высшее, среднее специальное и профессиональное образование, но русские дети не могли получить образование на родном языке.

Русские родители были вынуждены платить дополнительные средства за обучение детей в частных вузах на русском языке.

В нормальных странах это называется культурный геноцид, в Латвии это назвалось заботой о конкурентоспособности русских детей. Мол, дети инородцев должны знать государственный язык для того, чтобы быть конкурентоспособными на рынке труда.

Однако русских в государственный аппарат и на государственные предприятия не брали не из-за плохого знания латышского языка, а из-за их этнического происхождения, ведь это была «латышская Латвия».


Из государственных библиотек в рассматриваемый период начали массово изымать и уничтожать книги на русском языке.

Раз я собирал в Республиканской библиотеке материалы для своей очередной книги. Сижу недалеко от стола дежурного библиотекаря — и вдруг слышу, как молодой русский парень, по внешнему виду студент, спрашивает у дежурной, как найти книгу И.Тургенева «Записки охотника». Слышу вполне доброжелательный ответ библиотекаря на государственном языке:

— А у нас нет этой книги. Один экземпляр есть в Рижской центральной библиотеке. Можете там на месте почитать.

Да, дожили! — думаю. Один экземпляр «Записок охотника» в государственной библиотечной сети на один миллион русских читателей...

Русские книжные фонды были изъяты и уничтожены не только в государственных библиотеках. Закрыли многочисленные библиотеки крупных промышленных предприятий и их фонды выбросили на помойку — сбором макулатуры больше никто уже не занимался поскольку торговля перешла на пластиковые пакеты в качестве упаковки. Мне звонили знакомые директора предприятий и слезно умоляли забрать хоть сколько-то томов русской и советской классики, которые им негде было больше хранить. Забрал несколько сотен книг классики — большего количества дома просто негде было разместить.


Музеи в описываемое время спешно избавлялись от артефактов, которые свидетельствовали о том, что русские испокон веков жили на территории Прибалтики.

Помню, как сам в юности посещал Музей истории г.Риги и мореходства, с большим интересом разглядывал экспозиции, посвященные пребыванию Петра Первого в Риге, революционному движению (выставлялись пистолеты и самодельные бомбы латышских революционеров), достижениям народного хозяйства советского периода.

Потом ходил в середине 90-х в этот же музей с дочкой и обнаружил, что, оказывается, территория нынешней Латвии не входила 200 лет в состав Российской империи и 50 лет в состав СССР, что не было «красного» латышского проекта. Люди, жившие на этой территории, видимо, через волшебный портал времени переместились из Курляндского герцогства сразу во вторую Латвийскую республику, а потом опять совершили скачок через пятьдесят лет и оказались в современной Латвии.

Аналогичную трансформацию я наблюдал и с экспозицией Музея красных латышских стрелков. Все экспонаты из этого музея, свидетельствующие о латышском «красном» проекте, были изъяты и, по моим сведениям, уничтожены. На освободившихся площадях поместили материалы, которые рассказывают о немецкой и «советской» оккупации.

Конечно, «советская» оккупация в этом музее выглядит много страшнее, чем немецкая. Саласпилсский концлагерь был, по мнению авторов экспозиции, вовсе не лагерем смерти, а лагерем труда и отдыха. И так далее.


Подводя итоги, отмечу, что беззаконие в Латвии в тот период совершалось под эгидой партии «Латвияс цельш», и ее руководство несет полную ответственность за все происшедшее. Записными русофобами оказались бывшие национал-коммунисты Анатолий Горбунов, Гунтис Улманис, оба Берзиньша и целый ряд других известных мне лично людей.

Такого рода резкая смена внешнего облика и поведения человека хорошо известна в народной мифологии. У всех народов таких людей называют оборотнями. Сегодня он человек, а завтра — кровожадный волк.

Превращение человека в зверя происходит в мифах обычно магическим путем, когда он говорит заклинание и «ударяется о землю». Волшебное заклинание в современной обработке звучало следующим образом: «Латвия была оккупирована русскими. Поэтому их потомков надо лишить всех прав. Латвию — латышам». «Ударение о землю» заключалось в принесении символической жертвы цветами нацистам, воевавшим в рядах латышских легионов войск Ваффен СС к подножью памятника Свободы.

Народ по простоте своей считал, что оборотни — это вероотступники, душа которых «проказит поневоле». Тут с народной мифологией не соглашусь: национал-коммунисты очень даже сознательно обернулись в волков и прочих кровожадных животных.

 

---

Продолжение следует

---