---

ИМХОклуб продолжает публикацию воспоминаний Александра Гапоненко — версии исторических событий, противоположной точке зрения, которая навязывается обществу нынешними правящими этнократическими элитами республики.
Список предыдущих публикаций
 

---

Консультационная работа приносила неплохой доход, и наша семья не очень пострадала от перехода экономики на рыночные отношения. Несмотря на мое увлечение политикой, после работы оставалось время почитать книжку, сходить в театр или посмотреть кино. Тогда только что появились видеомагнитофоны, и мы все бросились смотреть недоступные ранее западные кинофильмы.

Вначале мне попадались фильмы самого низкого пошиба, вроде «Робокопа» и «Красного рассвета». Потом нашел видеопрокат, где была собрана классика западной кинематографии: «Бонни и Клайд», «Бешеные псы» и «Крепкий орешек». Все достоинство главных героев этих фильмов заключалось в умении грабить или ловко убивать грабителей. Я стал сожалеть, что Всесоюзная комиссия по закупкам фильмов за рубежом была распущена. На пути хлынувшей с Запада видеохалтуры обязательно должны были стоять какие-то заградительные барьеры.

В СССР в это время продолжали снимать неплохие кинофильмы. Мне запомнились «Холодное лето 1953-го» А.Прошкина о людях, прошедших лагеря, но сохранивших человеческое достоинство; фильм про борьбу донских казаков против турок «Дикое поле»» Н.Гусарова; правдивый видеорассказ В.Чеботарева о войне — «Батальоны просят огня». Наверное, многие позабыли, но знаменитая серия телефильмов «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона» тоже была снята во времена перестройки. Часть съемок, кстати, проходила в Старой Риге. Я как-то раз случайно проходил мимо дома №22 на Яуниела и видел, как режиссер Игорь Масленников заставлял актеров Василия Ливанова и Виталия Соломина бесконечное число раз проходить вдоль псевдо-Бейкер-стрит.

Теперь на месте прогулок героев Конан Дойля рижские энтузиасты ежегодно проводят праздники в честь дня рождения Шерлока Холмса. Пара сотен человек обряжаются в костюмы той эпохи и расхаживают по Яуниела. Потом оргкомитет праздника награждает участников, лучше всех передавших дух эпохи в костюмах и атрибутах. Выходит достаточно весело, несмотря на то, что дело происходит в начале января и обычно тогда случаются страшные морозы.

Это я к тому пишу, что советское искусство в целом и киноискусство в частности вполне могли конкурировать с производимыми на Западе культурными продуктами.


Однажды старые московские друзья, что из диссидентов-либералов, позвонили и предложили поехать вместе с ними в паломническую поездку во Францию, в монастырь Тезе. Монастырь этот был образован экуменической общиной в Бургундии.

Меня экуменическое учение совсем не привлекало, но была возможность остановиться на несколько дней у друзей друзей в Париже. Посмотреть Париж мне очень хотелось, и я согласился сначала поехать с другими паломниками в монастырь.

Загранпаспорта еще надо было оформлять в МИД СССР. Я боялся, что меня могут не выпустить из-за моей военной службы, но 15-летний срок запрета на выезд в капиталистические страны уже прошел — и паспорт мне дали.

Сел на поезд в Москве с друзьями, добрались до Парижа, а там на перекладных до городка Тезе, возле которого располагался монастырь. Тогда еще был жив основатель и настоятель монастыря брат Роже. Настоятель принял нашу небольшую паломническую группу из СССР и рассказал на английском языке, для чего в монастыре собираются верующие — постигать евангельские истины, а потом распространять их дальше в обществе. Замысел был, несомненно, благородный.

Технология постижения евангельских истин в монастыре заключалась в участии представителей разных конфессий в общих, то есть экуменических, богослужениях, песнопениях, молитвах и тематических семинарах. Паломников кормили в монастыре на поступавшие отовсюду пожертвования. Живи себе спокойно и напитывайся духовными ценностями.


Семинары в нашей паломнической группе проводил молодой католический священник. Он пытался вызвать нас на обсуждение евангельских сюжетов и пробудить в ходе дискуссий благие чувства.

Отправляясь в паломничество, я неплохо к нему подготовился: прочитал заново Евангелие, «Введение в православное богословие» и еще пару богословских книг православного толка — других под рукой просто не оказалось. Поэтому во время семинаров я с ксендзом всё время спорил о Символе веры и пытался перетащить его в Православие, хотя сам был тогда не очень-то и верующим.

Наши горячие споры возмущали моих московских друзей, нашедших в экуменизме новую форму диссидентства. Они не знали, что я имею приличный опыт партийной работы и десять лет преподавательского стажа на кафедре общественных наук. Я им сказал, что в настоящее время занимаюсь бизнесом, что было правдой, а историю своей жизни подробно не рассказывал.

На богослужениях я тоже чувствовал себя весьма неуютно, поскольку надо было по дюжине раз повторять нараспев одни и те же строчки из библейских псалмов. Это был способ введения неофитов в религиозный транс, и меня он сильно раздражал.

Внешний вид экуменического храма к душевному обновлению также совсем не располагал, поскольку он находился в большом деревянном сарае и больше походил на языческое капище. Сарай прямоугольной формы был беспорядочно наполнен не только иконами, но и разными идолами, палками с ленточками, повсюду горели свечи разного размера.

На третий день паломничества я не выдержал общения с экуменистами и сбежал от них в Париж.

Какая-то духовная связь с настоятелем Роже у меня все же тогда установилась. Десять лет спустя после визита в монастырь что-то неожиданно толкнуло меня включить за ужином телевизор. Диктор как раз сообщал о том, что какая-то румынка прямо во время службы зарезала брата Роже кухонным ножом. Мне было жаль этого милого улыбчивого старика, который пытался сеять в мире добро и лично много для этого сделал. Ведь у общины Тезе были сотни тысяч последователей по всему миру. Я помолился за душу убиенного по православному обычаю.


Париж меня покорил своим обаянием. Я побродил по Монмартру и Елисейским полям, зашел в Собор Парижской Богоматери, забрался на Эйфелеву башню. Полдня провел в Лувре, полдня в д´Орсе. Жадно рассматривал в этих музеях картины, с которыми был ранее знаком только по репродукциям. Особенно сильное впечатление на меня произвела коллекция картин импрессионистов и постимпрессионистов в Д´Орсе — Ван Гога, П.Гогена, Э.Дега, К.Моне, К.Писсарро, О.Ренуара, П.Синьяка, А.Сислея. Я могу прямо сейчас закрыть глаза и очень живо представить всё изображенное на этих картинах.

Денег с собой было мало, и пойти в музеи второй раз я не мог себе позволить. Музей Ж.Помпиду с его дадаистами и абстракционистами мне ужасно не понравился, и я очень жалел двадцати франков, потраченных на приобретение входного билета.

Французы — друзья друзей, которые поселили в своей пятикомнатной квартире в центре Парижа, — уехали к родителям в деревню на Рождество и оставили мне полный холодильник еды — сказали, чтобы все доел, иначе испортится. Я покупал только белые французские булки и вино в дешевых магазинах. И то и другое можно было купить всего за пять франков. Вместе с оставленными хозяевами сыром, ветчиной и оливками можно было составить очень приличное меню на обед.

Через неделю иностранные деньги у меня закончились, и я вернулся в Москву, а потом в Ригу. Обед по расписанию подошел к концу, и надо было возвращаться на духовную войну.

Что я вынес из этой первой поездки в капиталистическую страну? Во-первых, то, что Париж стоит обедни. Во-вторых, то, что Владимир Высоцкий сказал стихами за дюжину лет до моей поездки во французскую столицу:

«Ваня, мы с тобой в Париже
Нужны — как в бане пассатижи».
   
 

---

Продолжение следует

---