То, что нынешние поляки вину и за гибель десятков тысяч людей, павших во время восстания, и разрушение Варшавы, последовавшее за ним, возлагают целиком и полностью на Советский Союз, и лично на товарища Сталина — дело понятное и объяснимое: обвинить вероломных соседей с востока в катастрофе польской столицы гораздо проще, чем возложить вину за это на своих соотечественников.


Чертовски удобно объяснять варшавский армагеддон тем, что Армия Крайова подняла восстание накануне прихода русских, ожидая от них помощи и поддержки — а коварные византийцы вместо этого позволили немцам подавить восстание, лениво взирая на истребление варшавян с правого берега Вислы.

Тут, как говорится, всем сёстрам по серьгам: Бур-Коморовский с Миколайчиком (и в целом «лондонские» поляки) — прекраснодушные идеалисты, все в белом, повстанцы — беззаветные герои, русские — исчадья ада, немцы — орудие неумолимого Рока.

 

Повторюсь — поляков понять можно: легенда о Варшавском восстании (и именно в вышеописанном ключе!) для них — один из краеугольных камней их исторического самосознания, и никакие иные интерпретации тех событий никакого успеха за Бугом не имели и иметь не будут — будь они хоть трижды правдивыми.

Уж таков менталитет наших двоюродных братьев в Привислянском крае…


Но то, что польскую версию событий августа-сентября 1944 года безоговорочно приняла российская (и белорусская) историческая наука — это уже даже как-то за гранью разума!

Ладно, во времена существования Варшавского договора забавная байка о том, что Бур-Коморовский приказал поднять восстание в польской столице в надежде на то, что, буде придётся туго, русские войска придут ему на выручку — имела право на существование.

СССР и ПНР были военными союзниками и ближайшими экономическими партнерами, и подобная легенда была крайне необходима для развития дружественных отношений — дескать, летом сорок четвертого русские и поляки вместе, плечом к плечу, сражались с нацистским зверем, в одном строю с другими членами антигитлеровской коалиции стремились задавить «коричневую чуму».

Да, восстание в Варшаве подняли «не совсем те» поляки, но, тем не менее — они так же, как и мы, были беззаветными борцами с фашизмом; просто они были «буржуазными» и будущее Польши видели не так, как учит марксистская наука — ну да история, в конце концов, всё расставила по своим местам, и в Польше восторжествовал социалистический строй.

Всё правильно — в те времена историю Второй Мировой преподавали именно в таком ключе, и не важно, что подобная версия изрядно расходилась с реальностью — важно, что ТАКАЯ трактовка истории позволяла избегать существенных разногласий внутри восточного блока.


Но сегодня? Когда нет нужды делать реверансы и книксены «братьям по социалистическому лагерю»? Когда вся информация о тех событиях доступна и даже переведена на русский язык?

ЗАЧЕМ ПРОДОЛЖАТЬ ВРАТЬ САМИМ СЕБЕ?

Варшавское восстание — было политическим актом польского правительства в изгнании; его целью было — захват власти в польской столице вооруженными силами, верными сидевшим в Лондоне зиц-руководителям довоенной Польши.

Более того — этот захват власти должен был произойти ДО прихода русских в варшавские предместья!

 

Иначе говоря — приближающиеся русские танки были для Бур-Коморовского не символом надежды на возможную помощь, а УГРОЗОЙ — угрозой срыва установления в Варшаве власти польского правительства в изгнании.

И именно поэтому восстание началось 1 августа 1944 года, в день, когда на дальних окраинах польской столицы активистами Армии Крайовой были замечены первые разведывательные дозоры 2-й танковой армии 1-го Белорусского фронта — руководители Армии Крайовой видели в них не наступающие войска СОЮЗНИКОВ, а военную силу политического ПРОТИВНИКА. Которому ни в коем случае нельзя дать возможности войти в Варшаву ПОБЕДИТЕЛЕМ!

Победитель МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО ОДИН.

И Миколайчик, и Бур-Коморовский полагали, что, подняв восстание и захватив Варшаву ДО прихода русских — они смогут поставить Сталина перед фактом СВОЕЙ победы. И вынудят русских признать законным правительством Польши не люблинских коммунистов — а их, «законных и легитимных» правителей Речи Посполитой.

Той самой Речи Посполитой, что в кровавом сентябре 1939 года уже проиграла свою войну…


В России среди людей, интересующихся историей Второй мировой, отчего-то принято считать, что «польское правительство в изгнании» образца осени 1939 года — это бежавшие из Польши президент, премьер и верховный главнокомандующий вкупе с министрами, их аппаратом, адъютантами и прочим реквизитом.

На самом деле это не так, и то, что мы сегодня называем «польским правительством в изгнании» — в реальности было сборищем абсолютно случайных людей, которых польский народ не выбирал и доверия к которым публично никогда не обозначал.

Что, собственно, ничуть не мешало этому «польскому правительству в изгнании» полагать себя единственной легитимной властью в Польше!

Вожди Речи Посполитой, ввергнувшие свою страну в пучину войны с Германией, в ночь на 17 сентября перешли границу с Румынией — оставив вверенную им страну на произвол судьбы.

Румыны же, не желая портить отношения с Германией и Россией, всю эту шайку-лейку не пропустили во Францию (как на то надеялись вышеозначенные персонажи), а интернировали — и легитимные руководители Польши оказались не у дел.

Что, впрочем, для многих из них было только на руку…


Так, президент Польши Игнацы Мосцицкий 25 сентября 1939 года, в соответствии с 13-й статьей польской конституции, назначил своим преемником Болеслава Венява-Длугошовского, посла Польши в Италии.

Французы весьма неделикатно «поправили» пана Мосцицкого — их данный персонаж ни в коей мере не устраивал — и бывший польский президент тут же объявил, что готов на свою должность назначить маршала сейма Владислава Рачкевича, в то время находившегося в Париже.

 

Французы согласились — и Рачкевич тут же принял присягу и сделался польским президентом.

Бывший же президент в декабре 1939 обосновался с семьёй в Швейцарии, где и провёл все годы Второй мировой войны, в покое и благополучии…

Премьер-министр Польши Фелициан Славой-Складковский также был интернирован румынскими властями — посему паном Рачкевичем на эту должность был назначен бывший генерал Владислав Сикорский, ещё в 1928 году из-за разногласий с Пилсудским эмигрировавший во Францию.

Также министрами стали находившиеся во Франции и Англии польские политики второго эшелона — Август Залесский, Станислав Стронский, Адам Коц, Ян Станчик, Марьян Сейда; для солидности пригласили ещё одного военного, также во времена оны насмерть рассорившегося с Пилсудским — весьма пожилого уже Юзефа Халлера.

2 октября 1939 года свеженазначенный президент издал декрет о роспуске сейма и сената.

7 ноября Сикорский вступил в должность Верховного Главнокомандующего и Генерального Инспектора Вооружённых Сил.

Не прошло и двух месяцев — как польское правительство в изгнании в декларации 18 декабря 1939 г («Анжерская декларация») объявило Германию главным врагом Польши и подтвердило состояние войны с СССР — после чего все интернированные Советами польские военнослужащие автоматически превращались в военнопленных, что для многих из них стало роковым событием в их жизни….


 

---

Отступив немного от темы — скажу пару слов относительно Катыни (любая статья о Польше периода Второй мировой просто обязана содержать в себе эту тему — noblesse oblige).

Как известно, 13 апреля 1943 года германское радио официально сообщило об обнаружении в Катыни под Смоленском захоронений польских офицеров, расстрелянных советскими властями.

По распоряжению немецких властей установленные фамилии убитых стали зачитываться по громкоговорителям на улицах и площадях оккупированных польских городов.

Ещё раз для тех, кто бегло пробежал этот текст, особо не вдумываясь в прочитанное:

 

УСТАНОВЛЕННЫЕ ФАМИЛИИ УБИТЫХ СТАЛИ ЗАЧИТЫВАТЬСЯ немецкими властями ПО ГРОМКОГОВОРИТЕЛЯМ по всей Польше.

ВСЁ! Больше никаких доказательств НЕМЕЦКОЙ вины в Катынском преступлении НЕ ТРЕБУЕТСЯ! Немцы САМИ признались в том, что убили польских офицеров!


Вы спросите — на основании чего автор столь уверенно заявляет об этом?

Что ж, с удовольствием отвечу!

С конца марта по начало июня 1943 года в Катыни германская сторона при участии Технической комиссии Польского Красного Креста провела эксгумацию трупов из обнаруженных там массовых захоронений. Были извлечены останки 4243 польских офицеров, по обнаруженным личным документам установлены имена и фамилии 2730 из них.

ЛИЧНЫЕ ДОКУМЕНТЫ У ЗАКЛЮЧЁННЫХ?!!

«Знатоки» скажут, что, согласно Инструкции по содержанию военнопленных в лагерях НКВД 1939 года, запрещалось изымать у военнопленных их личные документы и вещи — следовательно, польские офицеры вполне могли иметь при себе свои «паперы».

На что любой человек «в теме» ответит, что весной 1940 года дела польских офицеров рассмотрело Особое совещание при НКВД: военнослужащие из трех спецлагерей НКВД были «в особом порядке» осуждены и приговорены к исправительным работам на срок от 3 до 8 лет.

То есть — из военнопленных, у которых личные документы ЕСТЬ, они превратились в заключенных, у которых личных документов НЕТ — и быть НЕ МОЖЕТ!

 

Посему личные документы могли быть найдены на трупах расстрелянных в Катыни польских офицеров в трёх случаях:

Первое — должностные лица НКВД в апреле-мае 1940 года каждому польскому офицеру перед расстрелом возвращали его личные документы, деньги и вещи, до того у них изъятые — с тем, чтобы в 1943 году немцам было легче идентифицировать трупы.

Второе — у польских офицеров имелось два комплекта личных документов; один они весной 1940 года сдали в спецчасть и они хранились в их личных делах, а второй — носили с собой. По этому второму комплекту их немцы и распознали. Кроме того, польские офицеры умели мастерски утаивать от сотрудников НКВД деньги (часто — довольно серьезные суммы в польской и советской валюте) и разные ценные вещи — кои затем также были найдены на их трупах.

Третье — личные документы, деньги и вещи польским офицерам были возвращены сотрудниками лагеря в последних числах июля 1941 года, накануне захвата территории северо-западнее Смоленска немецкими войсками — для того, чтобы заключенные могли своим ходом (вагонов для их перевозки в тогдашнем хаосе было не достать) двинутся на Восток, а также для того, чтобы их из-за отсутствия документов не посчитали шпионами врага и не шлёпнули на ближайшем перекрестке.
 

Как уважаемый читатель полагает, какой из трёх вариантов наиболее соответствует действительности?

Ну да ладно, это мы просто отдали должное «Катынскому злодейству» — теперь же вернемся в ситуацию 1939-1940 годов.

Весьма, надо сказать, специфической…

 

---

Правительство Владислава Сикорского полагало себя в состоянии войны с Советским Союзом — сиречь, Сталин сотоварищи были для «французских» (а затем, после разгрома Франции в июне 1940-го, ставших, благодаря приглашению Черчилля, «лондонскими») поляков врагом номер два.

Впрочем, для некоторых деятелей из шараги пана Рачкевича русские были куда более ненавистными противниками, чем немцы — когда под нажимом Черчилля «польское правительство в изгнании» решило «замириться с Советами», его тут же в знак протеста против такой неслыханной измены идеалам покинули министр иностранных дел Август Залеский, министр юстиции Марьян Сейда и генерал Казимеж Соснковский, официальное «альтер эго» президента Рачинского.

Не смогли эти люди вынести такого позора и поношения — дружбы с русскими!

Но тем не менее, сэру Уинстону эти польские междоусобицы не помешали сделать то, что по условиям сложившейся после 22.06.1941 года ситуации сделать надлежало — он быстро поменял состав игроков…. пардон, польских «министров» — и соглашение о «дружбе» между СССР и Речью Посполитой, называемое договором Сикорского-Майского (от фамилий его подписавших должностных лиц с обеих сторон) было подписано 30 июля 1941 года.

Советский Союз признал утратившим силу Пакт Молотова-Риббентропа и советско-германский договор о дружбе и границах, и дал «добро» на создание на территории СССР польской армии — которая в дальнейшем будет действовать «в оперативном отношении под руководством Верховного командования СССР, в составе которого будет состоять представитель польской армии».

Поляки, в свою очередь, поклялись, что «Польша не связана никаким cоглашением с какой-либо третьей стороной, направленным против Советского Cоюза».

4 декабря 1941 года генерал Сикорский, прибыв в Москву и проведя длительные переговоры со Сталиным, подписал с польской стороны Декларацию правительства Советского Союза и правительства Польской Республики о дружбе и взаимной помощи.

 

Пункт второй оной декларации гласил:

«Осуществляя договор, заключённый 30 июля 1941 г., оба правительства окажут друг другу во время войны полную военную помощь, а войска Польской Республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками».

Впрочем, довольно скоро договор Сикорского-Майского начал разваливаться.

Армия Андерса, комплектуемая на основании этого соглашения, никакого желания воевать против немцев на советско-германском фронте не изъявляла — а хотела всеми фибрами души удрать из варварской России куда-нибудь подальше от стрельбы, взрывов и смертей — желательно под покровительство британского льва.

В конце концов эта армия убыла с территории Советского Союза в Иран — дабы затем два года таскаться в обозах английской армии и немного пострелять в Италии, у монастыря Монте-Кассино.

Ну а польские силы на оккупированной немцами территории Польши и подавно не признавали русских союзниками — они упорно и настойчиво готовились сражаться с «двумя врагами Польши».

Для чего руководство Союза Вооруженной Борьбы (ZWZ) было разделено на две части — «командиром области немецкой оккупации» был назначен генерал Стефан Ровецкий, а «командиром области советской оккупации» — генерал Карашевич-Токажевский.

14 февраля 1942 года ZWZ была переименована в Армию Крайову, комендантом которой стал генерал Стефан Ровецкий.


Рано или поздно, но противоестественный (разумеется, с точки зрения «лондонских» поляков) союз между СССР и Речью Посполитой должен был разрушиться; он и разрушился — не продержавшись и двух лет!

Как уже было сказано выше, 13 апреля 1943 года немцы официально заявили, что в Катынском лесу ими обнаружены захоронения польских офицеров, расстрелянных Советами.

Причём комиссия Г. Бутца, которая эксгумировала эти останки, в качестве одного из свидетельств того, что злодеяние совершено русскими, предъявила «международной общественности» дневник польского майора Адама Сольского, в котором чёрным по белому было сказано:

 

«21 апреля. Подъём в тюремных вагонах и подготовка на выход. Нас куда-то перевозят в машинах. Что дальше? С рассвета день начинается как-то странно. Перевозка в боксах «ворона» (страшно). Нас привезли куда-то в лес, похоже на дачное место. ТЩАТЕЛЬНЫЙ ОБЫСК. Интересовались моим обручальным кольцом, забрали РУБЛИ, РЕМЕНЬ, ПЕРОЧИННЫЙ НОЖИК, ЧАСЫ».

Тем не менее — комиссия Г. Бута массово находит в обнаруженных захоронениях личные документы, обручальные кольца, деньги, ремни, перочинные ножики, часы и прочие личные вещи.

Феерично! «Убитый Советами» польский майор ясно и внятно пишет, что был лишён всех личных вещей — что обычно делается тогда, когда человек становится ЗАКЛЮЧЕННЫМ — а немцы в то же время обнаруживают на трупах массу личных вещей и денег!


Но все эти мелочи «лондонских» поляков не интересовали. С радостным воем «Ату их!!!» они тут же подхватили трещащую по всем швам, наскоро свёрстанную версию доктора Геббельса — и обвинили в смерти своих офицеров Советский Союз.

Товарищ Сталин на подобную пакость со стороны Рачкевича, Сикорского и Ко ответил очень просто:

— во-первых, 25 апреля 1943 г. правительство СССР объявило о разрыве дипломатических отношений с польским правительством в изгнании, обвинившим СССР в расстреле польских офицеров в Катыни;

— во-вторых, советским правительством были найдены «альтернативные» поляки — Союз польских патриотов (Zwiаzek Patriotow Polskich) во главе с Вандой Василевской — которые в ближайшем будущем и станут для СССР «законным польским правительством», с которым товарищ Сталин предпочтёт иметь дело.


Ну а «лондонские» поляки с мая 1943 года вернулись к излюбленной партитуре — о «двух врагах Польши» — и вновь, как и прежде, стали считать Советский Союз своим исконным, кондовым, безусловным противником.

К сожалению, эти люди имели в Польше довольно значительные вооруженные отряды; пока линия фронта ходила туда-сюда по Русской равнине, это не имело особого значения — но летом сорок четвертого советские войска, тесня вермахт, подошли к границам Польши августа 1939 года.

И с этого момента враждебность «лондонских» поляков к СССР получила возможность из «виртуальной» стать абсолютно реальной — вылившись в целую череду кровавых столкновений, диверсий и террористических актов, в которых русская и польская кровь щедро лились на западноукраинскую и белорусскую землю — к вящей радости вождей Третьего Рейха…