Вот не верь после этого в сверхъестественное.

Решил я наконец привести в порядок дела с памятником Петру I. Стоит скромно во дворе, в августе уже шестнадцать лет как. Собран из обломков, отремонтирован. Работа по договору с Рижской думой сделана, но до сих пор юридически не оформлена как положено — оценка качества работ, акт приёма-передачи, — ну, как положено.

И не было бы проблем, если бы не позиция VKPAI, Государственной инспекции по охране памятников культуры.

Тогда, в феврале 2001 года, если кто помнит, дума, в разгар нашей работы, внезапно подарила обломки Санкт-Петербургу. Впрочем, дарение не состоялось: в апреле думу переизбрали, а новая дума отменила дарение металлолома.

На волне страстей 2 апреля 2001 г. VKPAI собрала комиссию по определению культурно-исторической ценности памятника Петру. Состав комиссия приведу целиком, страна должна знать своих героев: председатель — искусствовед Инесе Сакне, скульпторы Г.Пантелеев, Э.Круминьш, учёная-металловед Сармите Гайсминя, специалисты Ванда Кисе, Янис Миканс, сотрудники VKPAI Янис Зилгалвис и Анита Мейнерте. Присутствовал без права голоса глава дирекции памятника Свободы и Братского кладбища Эйжен Упманис.

Комиссия оценила, что предъявленные остатки памятника Петру имеют стоимость около 400 тысяч латов. Далее, поскольку шесть из семи голосующих членов комиссии категорически возразили против выдачи разрешения на вывоз и дарения памятника, комиссия рекомендовала объявить его новооткрытым памятником культуры.


Это решение ошеломило руководство VKPAI, и директор Янис Дамбис протокол не утвердил. Вместо этого он собрал новую комиссию из одиннадцати предсказуемых людей, которая 2 ноября 2001 года установила, что ни о какой ценности речи идти не может, так как во время ремонта скульптура безнадёжно испорчена.

Первый же пункт гласил: «Визуальным осмотром не удалось установить наличие оригинальных деталей в отлитом бронзовом памятнике». Смысл этого странного утверждения удалось выяснить гораздо позже. Оказывается, член комиссии скульптор Карлис Бауманис, которому на тот момент как раз стукнуло 85 лет, вдруг заявил: «Да это всё новые детали. Оригинальные Гомберг давно продал в Санкт-Петербург».

Волшебно, что комиссия не спорила, выводы строила, исходя из этого постулата, и определила стоимость бывших обломков, а ныне восстановленной скульптуры в 30 тыс. латов. Дешевле металлолома, фигурально говоря. Кстати, сотрудники VKPAI Зилгалвис и Мейнерте участвовали в обеих комиссиях, с полностью противоположными заключениями.

Мимоходом комиссия нелогично отметила, что непоправимо испорчена оригинальная поверхность скульптуры, так как с неё удалена историческая патина — зеленый слой. Интересно, как можно повредить оригинальную поверхность, если оригинальные детали украдены?

Помнится, от такого решения я онемел года на полтора, и только в начале 2003 года попробовал возразить. Однако Янис Дамбис в интервью BNS настаивал, что «надо еще понять, старый ли это памятник или новый на основе старого».


Но время идёт, пятнадцать лет прошло, и откладывать, я понял, больше нельзя. Просто уходят люди, свидетели событий. Тяжелая болезнь унесла молодым Дениса Гочияева, замечательного литейщика. В 2012-м не стало Инесе Сакне, прекрасного искусствоведа. Нет того самого Карлиса Бауманиса, и уже не спросишь его, с чего это он нёс ахинею.

Ушёл недавно, 28 сентября 2016 г., после долгой болезни Эйжен Упманис, человек, которому я должен не одну благодарность. Он по должности «курировал» все мои баловства с памятниками. Он показал, а потом выдал обломки памятника Петру со склада. Он привёл меня к Аргалису, тогдашнему вице-мэру, с предложением восстановить Петра. А тот сдуру согласился.

Он бывал в цехе и наблюдал реставрацию от первого до последнего дня. И все другие памятники — Барклаю, Паулуччи, тоже были его заботой. Восстановить Лачплесиса на Сейме — вообще его идея. В разгар истерии он как-то раз, смеясь, сказал мне: «Что-то вы, г-н Гомберг, неправильные памятники восстанавливаете». — «А какие еще есть?» — спрашиваю. — «Вот, — говорит, — скульптура Лачплесиса на Сейме была, пропала когда-то». Идея мне понравилась, сделал.

Эйжен очень помогал, ему искренне лично было интересно как архитектору и историку искусства. Будучи по статусу чиновником, он обязан был соблюдать «линию партии», поэтому принимал только сдержанное, отстранённое, но ощутимое участие. Я часто с ним советовался, выстраивал линию.


Одним словом, написал в феврале в VKPAI, что работу надо будет рано или поздно сдавать, а при наличии такого акта мне, расхитителю, прямая дорога в тюрьму. Ответили миролюбиво, мол, ладно, мужик, дело давнее. Ты же не представил комиссии документов, доказывающих подлинность деталей.

— Так никто не спрашивал, — говорю. — Мне и в голову не пришло, что меня в краже заподозрят. Но так просто не отделаетесь. Отвечайте прямо, украл я или нет?

— Ну, вообще достал, — отвечают. — Ладно, придём 23 мая комиссией, осматривать памятник.

Сижу, думаю. Памятник — вон он, во дворе. Самое трудное — доказывать очевидное. Какими документами? Свидетелей-то нет, Эйжена в первую очередь. Можно, конечно, пробурить, взять образцы морской патины с внутренней поверхности, но так неохота возиться с глупостями.

Конечно, есть Даце Чолдаре, главный реставратор Латвии — как работала в VKPAI тогда, так и работает. И как раз она была официально приставлена наблюдать, приходила с компанией в цех раза три, писала чего-то. Но она-то — верный слуга, своих сдавать не будет. Наоборот, ещё в 2001 году запустила версию, что мы памятник испоганили, отодрали верхний слой зелени, патины то есть. А та патина, мол, именно была настоящая, доброкачественная, возникла в чистом воздухе начала XX века, когда ездили только на извозчиках. И такой больше не будет, теперь машинные выхлопы, мол, патина сплошь гадкая.

Невдомёк главному реставратору, что патина в естественных условиях, под воздействием атмосферы, образуется лет за сто. А патина на Петре имеет хлоридный характер и возникла от долгого пребывания в морской воде, как отметил в анализе образца профессор химии ЛУ. И что удалять ее надо.

В общем, сокрушаюсь всю неделю. Эх, Эйжен бы им написал, всё как есть. Как участник событий.


Накануне визита, поздно вечером 22 мая, готовлюсь, распечатываю «обвинительные документы». Лезу в файл, где был уже раз десять, письмо в VKPAI от 2003 года с просьбой выдать наконец нормальное заключение. И вдруг вижу!

Письмо — это только первая страница файла. Оказывается, вместе с письмом я сосканировал еще шесть страниц — протокол, специально написанный Эйженом Упманисом. В котором подробно, с датами, изложена история восстановления, визитов, осмотров... и вывод, что «детали похищены» — чушь собачья. И что памятник, что бы ни писала VKPAI, имеет большую культурную, историческую ценность и вообще является выдающимся произведением искусства. Все по полочкам, с документами и приложениями. Видна перфорация, документ толстенький, сшит в брошюру. Где бы её найти!

Страничку с выводами прилагаю. С мнением Эйжена насчёт обработки поверхности не согласен, но, кажется, он не знал про анализ из университета. А теперь уже и не поспоришь...

Словно бы Эйжен мне напомнил. Оттуда. «Парень, мы же с тобой это обсуждали. Я ведь на их идиотский протокол написал целую книжку. Как ты мог забыть?»

А я действительно этот документ забыл напрочь. Как это объяснить? В чудеса не верю. Может, зря?

Распечатал, вручил инспекции, как бы это сказать, — показания свидетеля. Сканы тоже, получается, как рукописи, не горят. Ждем, чего теперь скажут, вдвоём с Эйженом.





Эйжен с коллегой у гаражей, где хранились части памятника.




Эйжен и Владимир Чуров, который курировал восстановление Петра из мэрии Санкт-Петербурга.




В первом ряду справа — Владимир Чуров.




Комиссия. Слева — представители Rīgas pieminekļu aģentūra.




Справа — Юрис Дамбис.


      

---

Читайте также:
Песнь о гарумзиме. Меня лично новая Латвия не приняла
Интервью Арниса Ритупса и Улдиса Тиронса с Евгением Гомбергом
 

---