На днях случилось мне побывать на одной «встрече в верхах». То есть — с верхами. Что за встреча, до сентября говорить не велено, да это и не важно. Важно, что инициировали её люди, близкие к «первым лицам». Ретрансляторы монаршей воли в обсуждавшемся вопросе. И слушая их, я кое-что понял.
 
Начну немного издалека, простите.
 
Люди (кроме, разумеется, ваших близких) никогда не делают того, чего вам хочется, даже если вы их об этом попросите. Они делают то, что хочется им. Поэтому, вообще говоря, с людьми нельзя ни о чём договориться. Ими можно только манипулировать.
 
Людьми можно манипулировать и любя, и ненавидя их. И презирая, и уважая. По-разному. Искусство манипуляции называется кучей хороших слов: педагогика, психология, дипломатия... И одно из главных таких слов — политика.
 
А теперь перейдём к сути.
 
Мы часто задаёмся вопросом: почему правительство с таким упорством всё либерализирует и оптимизирует — коммунальное хозяйство, науку, культуру, но в первую очередь — нашу главную сердечную и головную боль: здравоохранение и образование? Возмущённый ум находит только один ответ: а чтоб на воровство оставалось побольше. На золотые унитазы и парашюты.
 
Ответ законный: из того, что мы привыкли видеть вокруг себя, именно он и следует. Однако не будем забывать, что выделенные средства «освоить» (то бишь украсть) легче, чем сбережённые. Недофинансирование — такой же удар по казнокраду, как и по людям.
 
Так почему они там наверху жилятся?
 
Нам говорят, что средств нет. Это понятно, но, глядя вокруг себя (особенно, если живёшь в Москве), невозможно поверить, что их нет НАСТОЛЬКО. Значит, для чего-то государство их сберегает. Скажем, для поддержки банков и госкорпораций. Однако чтобы люди не умирали без помощи, или чтобы культура не увязала в скотстве, столько не нужно. Госкорпорации даже не заметят, если поделятся.
 
Может, деньги сберегаются ещё для чего-то? Типа как, знаете, во вселенной, говорят, кроме всем понятных атомов и электромагнитных волн есть ещё какая-то «тёмная материя»...
 
Вот её-то я и нащупал во время той пресловутой встречи.
 
С некоторых пор считается, что ныне существующая система организации жизни общества (не только у нас — во всех цивилизованных странах) летит в тартарары. Она вступила в «стадию насыщения». Есть в теории систем такое понятие. Это когда система перестаёт реагировать на стимулирующие воздействия. Когда независимо от инвестиций в систему (финансовых, интеллектуальных — любых), эффективность её сначала перестаёт расти, а потом неуклонно падает.
 
Можно, конечно, продолжать трепыхаться и делать то, что должны и привыкли (что всегда делали), но надо смотреть правде в глаза: мы живём не в сказке, наша лягушка масла из молока лапками не собьёт. Систему надо не просто перезапускать, а менять. (Прямо как в том анекдоте о сантехнике-вольнодумце.) Менять на что?
 
И тут я понял, почему Путин такой «либерал».
 
То, что кажется нам «либерализмом» (в частности, устранение государства от решения многих вопросов и перекладывание ответственности на бизнес, а то и вовсе на наши плечи по принципу «спасение утопающих — дело рук самих утопающих») — это на самом деле нечто совсем другое.
 
Ну, вот смотрите.
 
Известно, что звукозаписывающая индустрия (производство и продажа музыки на компакт-дисках) по большому счёту прекратила своё существование. Её уничтожило бесплатное распространение музыки в Интернете. Это было не в интересах Бизнеса. Никто этого не хотел, не планировал. Люди сами всё сделали. Подумать только — люди отменили «снизу» эксплуатирующую их систему!
 
Сейчас нечто подобное начало происходить с шоу-бизнесом. Подросток, снявший что-то на телефон и выложивший в Youtube, становится популярен, как звезда, в которую вбухали кучу денег. «А если нет разницы, зачем платить больше?» Казалось бы, куда подростку против «шоу-биза» с его опытными маркетологами, режиссёрами, стилистами и саунд-продюсерами, это же смешно! Но когда затевались первые файлообменные сети, звукоиндустрии тоже было смешно. Вернее, даже неинтересно.
 
Не будем пока множить примеры, вычленим общее из этих двух революций. Стихийная горизонтальная низовая структура одолела организованную систему с вертикальной иерархией. Сеть свергла власть. Случилось ровно то, о чём давно уже твердили постмодернисты.
 
Нет, это не интернет убил. Интернет — только конкретное воплощение и катализатор проблемы, но не сама проблема. Скажем, люди могут перестать ездить на автомобилях, но необходимость пространственной коммуникации у них останется, и вместо автомобилей будет что-то ещё.
 
Посмотрим, что происходит с системой средств массовой информации. Самые затратные (телевидение) держатся, хотя близки к кризису. Смотреть телевизор становится немодно и вроде как даже некогда (надо тот же интернет почитать, там интереснее). Всё труднее заманить потребителя на рекламу в телесериалах, — он просто скачивает их в Интернете. Видя это, рекламодатель тоже переходит туда.
 
Информационная ценность телевидения стремительно падает: общественно-политические ток-шоу «с обратной связью» превращают решение важных вопросов в фарс. «Правильно ли правительство осуществляет политику в Новороссии? Давайте проголосуем». Проголосовали, и что? Давайте проголосуем за то, чтобы жить вечно. Или чтобы завтра не взошло солнце, чтобы поспать подольше.
 
Общественно-политические издания теряют авторитет и саму возможность поддержания авторитета: потребителю информации всё больше становится безразлично, откуда он её почерпнул: из солидной газеты, таблоида или из «ленты друзей» в соцсети. Источники равноправны, а достоверность и качество подачи информации перестали быть критериями отбора. Даже в солидных газетах (включая главную государственную) об успешности работы журналистов судят по количеству «кликов». То есть важность и качество материала определяет не главный редактор, а аудитория. Сеть свергает «пятую власть». Осталось только, чтобы аудитория решала, о чём газета напишет завтра, и этот последний шаг близок.
 
Или вот литература (а мы, собственно, говорили о ней). Люди не читают тех книг, которые предлагает им «профессиональное сообщество» издателей и критиков, призванное осуществлять связь между писателем и читателем. Людям неинтересно, кто там получил очередную премию, а «профессиональному сообществу», в свою очередь, не интересно, что на самом деле читают люди.
 
Если раньше успехом для «сетевого автора» (публикующегося в Интернете) было напечататься на бумаге, то теперь речь идёт об обратном: как бы «бумажному автору» завоевать Интернет. Потому что жизнь (стихийная, ошеломляюще наивная, дикая, не чтущая и не ведающая заветов классиков, но живая) осталась только там. Издательский и книготорговый бизнес больше не обеспечивает эффективной связи литературы и общества с предсказуемыми результатами. «Систему надо менять», или она отменит литературу.
 
Рискну предположить, что сходные процессы размывания вертикалей и давления снизу происходят с разной скоростью во многих, если не во всех областях общественной жизни. Поэтому, грубо говоря, насильственная передача инициативы и ответственности «конечному получателю услуг» — это не либерализация, а попытка поджечь траву навстречу пожару. Пока власть (а значит, и возможность управления процессами) окончательно в нём не сгорела.
 
Мы живём в разгар глобального классового конфликта, в основе которого лежит уже не отношение к капиталу, а отношение к информации и коммуникации, которые становятся основными ценностями (а капитал — всё чаще производным от них). При этом понятно, что это абсурд. Мы пока далеки от того, чтобы информацию и коммуникацию можно было «есть», то есть конвертировать в реальные блага. (Деньги есть можно — достаточно зайти в магазин.) Преувеличение значения информации само по себе сигнализирует об опасности: биологи знают множество примеров того, как популяции животных, переживающие ресурсный кризис, перестают размножаться и добывать пищу, а высвободившееся время полностью расходуют на коммуникацию. Неумолчно чирикают и чистят друг другу пёрышки, как австралийские волнистые попугайчики.
 
Глобальная сеть во всех её проявлениях (ближе всего и понятнее нам – «социальные сети») — это и есть такая популяция попугайчиков, бессознательно стремящаяся к сокращению численности из-за дефицита реальных ресурсов.
 
Поэтому, с одной стороны, заставить человека самому заботиться о своём здоровье и оплачивать то лечение, к которому он привык, означает не оставить ему сил и времени на участие в гиперкоммуникации и сетевых взаимодействиях, приводящих, в частности, к революциям и свергающим разные власти, включая и государственные (технология «оранжевой революции»). А с другой стороны, это усиливает механизм жёсткого естественного отбора: нас станет меньше, выживут только сильные. Звучит страшновато, да. И не только звучит.
 
Расскажу историю, которая случилась в начале 90-х в Чечне, ещё до войны, но уже во время разгула чеченской «независимости», когда из Чечни, главным образом из Грозного, вытесняли русских. Делегация терских казаков явилась к Дудаеву с просьбой возобновить выплату пенсий русским пенсионерам. Дудаев на это якобы ответил: «Стариков должны содержать их дети. Если Аллах не дал детей, нужно усыновлять сирот. Они вырастут и будут тебя кормить».
 
Это конечно, лицемерие, но в ситуации, когда ничего другого не остаётся, выглядящее логично. Примерно к этому нас теперь и направляет правительство. Конечно, дикость. Но разве философы ещё в прошлом веке не предсказывали наступление эры новой дикости, нового варварства? Эпоха Просвещения и Modernity заканчивается, предупреждали они. Ах, если бы кто-нибудь когда-нибудь слушал философов.
 
В заключение ещё один пример из личной практики, подтверждающий справедливость высказанных тут соображений.
 
В 2006 году, то есть ещё до кризиса, я работал в издании, негласным куратором которого являлся известный и понятный Владислав Юрьевич Сурков. Там мне случилось написать статью под названием «Конец света». Это было о том, что людям нужно готовиться к возможному глобальному цивилизационному кризису. Не «человечеству» и мировому правительству, а каждому по отдельности. Потому что в первую очередь это будет не проблемой человечества, а лично твоей.
 
Главный редактор показал номер Суркову, и тому статья неожиданно для всех понравилась. Он сказал что-то вроде: «Вот, именно в этом направлении нужно работать». Я, когда узнал, почувствовал холодок какой-то. Одно дело, когда ты сам себя пугаешь, и совсем другое — когда с тобой соглашается тот, кто Принимает Решения...
 
Вскоре грянул кризис, и работать в указанном направлении (а равно каком-либо вообще) мы перестали. Однако сегодня этот случай вспоминается совсем как новый...
 
Лев Пирогов, svpressa.ru