Я настолько уже привык ко всему и ко всем присматриваться, что начинаю жалеть о том, что с кем-то не заговорил, что-то не сфотографировал, где-то не остановился.

Лица. Это довольно трудно объяснить, но мне кажется, мы все это видим сразу. Вот даже у нас в Риге, или тем более в Вентспилсе, если идёт иностранец — его видно. Он может быть сутулым, может статным, может быть хорошо одет, может англичанином быть, может быть женщина, может мужчина, но сразу понятно, что не наш человек. Есть у них в лице что-то импортное. Завозное. Не наше, не гостовское. А там, где я живу, такого неликвида навалом. В Голландии, конечно, всё очень сильно разбавлено Африкой, Азией и Южной Америкой, но и истинных арийцев хватает.

Довольно много киношных персонажей. И это тоже благодаря гремучей смеси из разных культур всевозможных этносов, религиозных особенностей, ну и цвето-ростовых показателей. Тут растаманы — так растаманы. Да, они уже не имеют отношения к доктрине «возвращения темнокожих товарищей в Африку», и скорее всего вообще о ней не знают, но эти дреды, эти походки, манеры, интонации в голосе, вечно осоловелый вид и не сходящая с губ улыбка... У нас таких нет и быть не может.

Как и рэперов у нас не может быть, на мой взгляд. Ну, это как если бы в американском Харлеме все повально начали бы танцевать польку-бабочку, водить весёлые хороводы в кокошниках и по ночам орать «Ой мороз, мороз, не морозь меня. Не морозь меня, моего коня». И гармошки рвать с расстройства. Таких бы в дурку забрали сразу. Вот так же у нас с рэпом обстоят дела. Ну, мне так это видится.

Повара итальянских ресторанов — турки по образованию. Эти из Индии и Пакистана как только что из ванны вышли, со своими этими «полотенцами» на голове. Яркие представители Ближнего Востока и Севера Африки, прям очень сильно всем эту свою религиозную принадлежность показывают.

Мусульман тоже хватает. И казахи, и азербайджанцы, чеченцы, ингуши... Но они не выпячивают свои религиозные чувства вперёд себя и жён своих не заворачивают перед выходом на улицу так, что только глаза видны. В Европе это обычное дело, и тут носятся с ними как с писаными торбами, позабыв, что и другие религии есть, и у всех свои прибамбасы. И индеец тут тоже есть. Настоящий. Он в своём костюме с перьями сидит в центре города на тротуаре и поёт свои шаманские песни.


Так вот, есть тут женщина. Атипичная — как пневмония. Для нас вообще, но и для местных — она особенная. Визуально я её знаю больше года. Мы с ней на работу ездили на одном автобусе всё время.

Как бы это объяснить? Ну вот у нас — сразу видно холостяка. Эти вот брючки с двумя стрелочками на одной штанине. Но так — редко, в основном мятые, потому что он в них же и спит. Какой-то пиджачок подстреленный, явно от дедушки ещё достался. Каблуки у ботинок сточены в зависимости от того, ноги иксом или как у кавалериста. И на лице какое-то еле заметное счастье — оттого что живёт один, никто его не пилит, никто не мешает, жрать ему не готовит, не стирает, не убирает, поэтому и счастье такое, средней хреновости.

Вот эта женщина внешне выглядит как наш холостяк, с этим вот импортным лицом, и для завершения образа у неё нет зубов, поэтому губы у неё специальным беззубым бантиком. У меня не было зубов — знаю, как это выглядит очаровательно, ну и внутреннее ощущение очень так себе, я вас уверяю. Не до орехов, мягко говоря.

Плюс ко всем этим неоспоримым достоинствам она безобразно толстая. Вот есть люди с шириной кости выше среднего, что не мешает им быть симпатичными. Симпапули такие. Ну вот Сергей Крылов, был такой певец в прошлом веке. Он полный до безобразия, но его полнота — была его плюсом, фишкой. Худым он бы никогда не стал тем, кем был.

А тётка эта толстая как-то по-гамбургерному. Грушевидная такая фигура, сальные балконы свисают из-под майки и три подбородка на коленях. Ну, неприятная. Коротко стрижена, корни волос жёлтые от давней покраски. Мятая всегда. Тоже, поди, из этих — в чём проснулась, в том и пошла.

Если в любой другой ситуации я нахожу какой-то подход к людям необычным, то тут что делать?! Не подходить же к ней с вопросом: «Где ж тебя, мать, жизнь-то так помусолила?»


А я переехал, ну и не видел её с тех пор. А тут иду с работы — и она идёт.

Какая-то аккуратная сегодня. Как к какому-то важному событию готовится. И идёт как-то так боком, что понимаю — ко мне. Не прямо в лоб, но расстояние между нами стремительно сокращается. «Маньячка» — где-то эхом пронеслось в голове. Вычислила. Она — голландка, английский ей не родной, плюс зубов нет. И с расстояния, когда уже можно было начать убивать, она что-то мне начинает говорить. Я голову боком повернул — и чтоб слышать лучше, ну и безопасное дерево заодно присматриваю боковым зрением.

А она решила, что так просто спрашивать сигарету как-то не очень, поэтому подошла к вопросу творчески. Намекнула, что мы с ней давно знакомы, друзья практически, с одной остановки на работу ездили, и нет ли у меня одной лишней сигаретки.

Все убийства в исполнении маньяков так и начинаются. Мне Донцова и Маринина рассказывали. Выдал я ей одну сигарету и дал прикурить.

Знаете, бывает такой взгляд у человека, полный недосказанности. Что характерно, взгляд — у неё, а недосказанность какая-то — у меня, но в её глазах. Ну и я от греха подальше, мол, какими судьбами тут? А она этого как ждала.

Разговорились. До встречи с ней я спешил домой, но на фразе «я его топором и завалила» я перестал опаздывать. В общем, сидела она за убийство соседа. 11 лет лямочку тянула.

— Не знаю, — говорит, — поступила бы так же, если бы была трезвая? Времени подумать было достаточно. Скорее всего — да.

Мать у неё, оказывается, была проституткой. Отца не было — по этой же причине. Работала мать официанткой в гостинице, ну и подрабатывала. Алкоголь, наркотики, домой под утро...

Но домой никого не водила. Дома всё было. Холодильник с едой, приличная одежда, хорошая мебель. Слухи о её факультативной работе ходили, и к ним домой периодически заглядывали социальные службы. Но придраться было не к чему.

Мать заболела профессиональной болезнью и за две недели умерла.

— Иду домой, в глазах пустота. Какие-то обрывки воспоминаний из детства. Слёз нет. Все выплакала, пока мать угасала. Открыла бутылку виски, сидела во дворе и думала, как жить дальше. Сосед появился неожиданно. Он выходил из дома. Я долго думала, зачем он это сказал? Почему именно в день похорон? Это были бесконечные «зачем» и «почему» все 11 лет в тюрьме. Он приостановился, перегнулся через забор и с таким едким взглядом прошипел: «Одной шалавой стало меньше».

Это была даже не обида. Что-то просто било молотом у меня в груди. Было тяжело, больно, тошно. Я спокойно встала, зашла в гараж, достала топор и со всей силы ударила его в затылок.

...В этот момент повисла пауза, и я не знал, что мне делать. То ли сказать что-нибудь, то ли промолчать. Наверняка у неё в этот момент что-то проплывало перед глазами. 

Минуту спустя она продолжила рассказывать об экспертизах, о суде, о тюрьме... О том, как вернулась в никуда. О том, как не смогла встроиться в современную жизнь. Как меняла работы, потому что полные страха взгляды коллег были невыносимы. Долгая и тесная дружба с алкоголем и наркотиками.

— А как вы сейчас? Где?

— Ты не поверишь. Меня нашла жена этого ублюдка. Я год отказывалась, но сдалась. Она забрала меня к себе. Устроила на работу, где ко мне относятся нормально. Я живу с ней в одном доме. По соседству с домом, где прошли мои детство и молодость. У неё уже взрослые дети, и у них своё жильё. Они решили так попросить у меня прощения. Я поставила им условие, что никакой помощи, кроме жилья, я от них не приму. А себе обещала, что выкарабкаюсь, встану на ноги ради них. Чтобы отблагодарить.
    
    
 

---

Записки из Голландии
 
Дама из Амстердама и немного про торт
Пирог по-русски. Не без мата, словаря и бутылки вискаря
За сметаной. Дама из Амстердама — 2 Датч, гжель и Ван Хог. Голландцы нас не любят. Но терпят
Час расплаты. Как я готовил русское мексиканское рагу
Ла вида ес уна миерда. Это должно было случиться
Им неважно. Я вывел формулу среднеарифметического голландца
Денди идёт на интервью
Тут грешить невкусно
Он не будет взрывать самолёт, на котором я полечу
На «общаке». Как я побывал в шкуре голландского зайца
Объясни мне, брат... Ты по национальности — кто?!
Живой учебник истории
Помог! Хроника сомализации украинского борща
Ты помнишь, как всё начиналось? Четверть века назад
Особенности национальных уборщиц. Мир, труд, май и поговорить
Жизнь на воде, синяя орхидея и конь в пальто
Невыносимые трудности перевода. Двойной удар
В барбершопе
Как я нырнул в логово гомосексуализма
Первая круглая дата. Непросто бороться с нажитым за годы совковым нутром и мышлением
Велик, пятница, старушка
В гостях у Рембрандта. «Папа, мы тут надолго?!»
По ту сторону счастья. О вредных привычках
Руки вверх! Торт рождественский, со стразами 
Про Матушку. Я плюнул, теперь я русский, и трава не расти 
Fuck it в лёгком переводе. О странной Голландии
Делфт и другие
Собачий пляж в хорошую погоду. Фестиваль безудержного счастья 
Неожиданно в красках. «Лихие 90-е» по-амстердамски    
Об ужасной западной медицине. А пить-то надо что-нибудь?
Партнёр. Ох, тяжело мне даётся эта их тут толерантность!
Трудности навигации в деле государственной важности 
О ядерной войне. Fuck it в лёгком переводе — 2
 

---