«Выступление» партии «Русский союз Латвии» на прошедших выборах в Сейм при всем желании успехом не назовешь. В чем причина и какие выводы из этого стоит сделать? Журналисты «Вестей Сегодня» и спикеры ИМХОклуба Павел Кириллов и Константин Гайворонский поговорили об этом с одним из лидеров партии, первым номером в ее рижском списке — Мирославом Митрофановым.



Ошибки крымской кампании

— А ведь были предпосылки для взятия 5-процентного барьера?

— Была одна, нами сильно переоцененная, — содержание предвыборной кампании. Победа на выборах обеспечивается двумя компонентами — ресурсами, помноженными на содержание. Что у нас нет миллиона, который необходим для старта серьезного партийного проекта, что мы упустили время (начинать надо было год назад), что у нас низкая узнаваемость — это я все знал. Например, начальный уровень моей личной узнаваемости был 1,5%. Ошибка была не в этом, а в том, что мы переоценили содержание кампании.

— То есть лозунг «Крым — наш!»…

— Нет, «Интересы русских — это всё!». Если объективно посмотреть, то главный посыл наших предвыборных материалов был посвящен «русскому вопросу» в Латвии. Да, наверное, мы переоценили важность Крыма, но и важность «русского вопроса» для избирателя тоже. Точнее так, для меня пока вопрос: действительно ли это не важно для русского избирателя или он просто считает, что «Согласие» будет выполнять «русскую программу» лучше, чем мы? Несмотря на то что в данном случае наш конкурент не пытался обманывать русских и просто честно не делал специфического русского предложения: «А что вы будете делать для решения русских вопросов?» — «Будем продолжать работать с латышами в рамках рижского самоуправления».

Если честно, я бы хотел верить, что, голосуя за «Согласие», люди голосуют как бы за нас, но более сильных и солидных. Потому что другой ответ означает тотальную ревизию нашего видения 23 лет новейшей истории Латвии: дискриминируемая русская община исчезает. А на ее месте остается толпа индивидуумов, которым по большому счету наплевать на вопросы языка, русского образования и т. д.

— Вернемся в Крым. На один вопрос эти выборы точно дали ответ. Как бы мы ни были готовы спорить об этом в Фейсбуке и на кухнях, но как актуального вопроса внутриполитической повестки его не существует, нет?

— Я встречал многих людей, которые говорили: да, очень сочувствуем крымчанам, мы за самые теплые отношения с Россией, но не хотелось бы, чтобы и к нам перекочевала украинская нестабильность. И это при том, что мы в пикеты выходили под лозунгом «Мир любой ценой», призывая остановиться все воюющие стороны. А это воспринималось как агрессивная поддержка только одной из сторон.

— Потому что вы и заняли позицию одной из сторон. Разве Жданок не ездила в Крым на референдум?

— Наша ошибка была в том, что мы за себя разрешали говорить другим людям, что мы не смогли сами транслировать сигналы, которые давали. Что мы смеялись над «замечательным» расследованием ЛТВ в Латгалии, когда испуганных людей спрашивали: вы хотите, чтобы Крым был здесь? Мы думали, что настолько топорная и примитивная пропаганда не сработает, а сработала еще как — и подействовала не только на латышей, но и на русских. Это надо было предугадать и вести себя по-другому.

— Да как тут предугадаешь, у «Согласия» те же проблемы. Они уж и говорили, что за территориальную целостность Украины, а их все равно обозвали «рукой Кремля» и не берут в коалицию. Кто реально выиграл от педалирования темы Крыма — так это латышские партии с лозунгом «Мы или Путин?». Твой прогноз. Они и дальше будут продолжать нагнетать?

— Все зависит от личностей, которые займут ключевые посты в будущем парламенте. Настоящих нацистов не так много и в национальном объединении, не хочу называть фамилии, чтобы не делать рекламу…

— Да их по лицам видно…

— Ну тем более. Так вот если им будет дан зеленый свет в плане карьеры, то это будет нехороший сигнал для общества. Есть вещи, которые допустимы на уровне риторики, но недопустимы на уровне действия законодательной и исполнительной власти. Так что подождем персонального состава Кабинета министров. Например, интересно, кто станет министром образования.

— Националы как раз хотят этот пост для себя.

— У них таких специалистов нет, а доверить это дело политическому комиссару — так можно не только русское, а и свое образование угробить. Но и обольщаться не стоит, давить будут и центристы — да, без криков, без этого компонента ненависти, тихо. Как вот перед выборами кабмин принял правила о введении нормы 60:40 уже и в 7—9-х классах. Националам нужно символическое унижение русских, но не факт, что им это позволят сделать, — зачем усиливать конкурентов. Но и в покое русскую школу никто не оставит.


Магия первой кнопки

— Это может повлиять на радикализацию позиции русских?

— На позицию русских может повлиять только ПБК, и ничто другое. Кто на первой кнопке — тот диктует правила. Люди стали меньше читать, меньше работают со смыслами, больше воспринимают аудиовизуальную информацию и обрывочные новости из Интернета. Это сегодняшняя реальность. Да, еще 10—20 лет назад существовала думающая, образованная прослойка, читающая газеты, обсуждавшая политику. Сейчас эта пленочка настолько истончилась, что начала рваться…

— Может, русская община протестует по-другому — эмиграцией, апатией?

— Ну какой же это протест? В конце концов люди могут, голосуя за любую партию, вычеркнуть несостоявшихся людей, поддержать талантливых или просто новых. Латыши так делают — случай с Аболтиней тому показатель. А у нас многие просто разочаровались. Все идет к повторению ситуации в Эстонии, где разгромили русские партии и треть русских теперь голосует за Сависаара, а две трети вообще не ходят на выборы. И так 10 лет: Сависаара не берут в правительство, зато он контролирует столицу.

— А РСЛ в этой ситуации что? Берет паузу? Или как?

— Все-таки за нами стояли десятки тысяч избирателей…

— 14 тысяч, уточним.

— Это на этих выборах, а на выборах в Европарламент было 24 тысячи. И это лучшие избиратели страны, за остальные партии голосовали обычные, нормальные люди… А эти смогли разобраться в ситуации, не поддаться на промывку мозгов…

— Мирослав, ну что за расизм? Может, они просто не думают, что «Крым — наш!» важнее решения конкретных задач.

— А что конкретного предлагало «Согласие» на выборах? Снижение цен на еду и отопление, чего они заведомо обеспечить не могли и знали это? Это предложение называется «дармовой хавчик».

— Что значит не могли? Снижение НДС уже означает удешевление и еды, и тепла!

— А как реально обеспечить это снижение? Даже если бы они каким-то чудом попали в коалицию младшими партнерами, кто отдаст им ключевое Министерство финансов? Кто позволит разрушить сверстанный на много лет вперед бюджет? Но я не буду говорить, что люди голосовали за несбыточные обещания. Я хочу думать, что они тоже голосовали за мечту, а не за снижение НДС, за мечту о комфортных условиях жизни в стране, в том числе для русских.

— Ну да, может, они просто по-другому видят стратегию достижения этой мечты…

— Я и не спорю. Только вот стратегия «Согласия» неизменно приводит к одному и тому же: фракция из десятков депутатов в Сейме оказывается в оппозиции, а ситуация с решением русских вопросов с 2004 года все ухудшается. Наша идея «давайте вместе добиваться прав!» оказалась неприемлема для большинства русской общины. Идея «вы там добивайтесь чего-то с депутатскими мандатами, а мы посмотрим со стороны» оказалась более конкурентоспособной.


Что у русских в голове?

— И все-таки что же думает дальше делать РСЛ?

— Будет исследование, которое должно выявить изменение ценностной ориентации русских избирателей за последние два десятилетия. А то знаешь, я уже наслушался фраз: а нас эта реформа-2018 не парит, свыклись. Так что, спрашиваю, вы за то, чтобы через поколение наши дети не говорили по-русски? Нет, конечно, мы за, но… Так вот важно понять, является ли это случайным всплеском, в том числе из-за событий на Украине, или это тенденция, говорящая о том, что произошел слом внутри общины.

— Кто и когда будет проводить исследование?

— Будет конкурс между социологическими службами, мы хотим получить объективные результаты. Запустим его перед Новым годом, результаты получим уже в начале 2015-го. Тогда и станет понятно, что делать. Если окажется, что главная проблема в лицах партии, то будем «менять актеров». А если выяснится, что само содержание нашей программы не соответствует моменту, что народ изменился… будут приняты другие решения, но не хочу об этом пока говорить.

— А может, это не только наша проблема? Избиратель и на выборы в Европе ходит уже неохотно, да и голосует порой неожиданно — за каких-то очевидных фриков…

— В Европе это эмоциональный ответ на проблемы, которые не могут решить существующие партии. Но в чем отличие Италии и Германии от Латвии — у них эта демократия была действующей. То, что мы сейчас наблюдаем, — это болезнь здорового организма. Которая может закончиться новым оруэлловским «скотным двором», а может выздоровлением. А в Латвии системы развитой демократии не было. И когда наши соотечественники кривят лицо при этом слове, называя ее «дерьмократией», то надо понимать, что человек судит о хлебе не по свежей буханке, а по корочке, завалявшейся под диваном.

— Или по выборам Закиса в Латгалии…

— А что в Латгалии на выборах всегда была покупка голосов — это ни для кого не секрет. Просто сейчас об этом громко говорят из-за внутренней конкуренции в «Единстве». А так этим многие пользовались, и нам предлагали — есть посредники, которые на этом работают многие годы, продают голоса оптом и в розницу.

— Так, может, порочна сама система всеобщего избирательного права?

— Не будем торопиться. В Латвии систему перекашивает национальный вопрос, но латышская демократия путем проб и гигантских ошибок потихоньку развивается. Вот русская демократия в Латвии, к сожалению, скатилась к уровню 1930—1940-х годов: культ личности, тотальный отказ от собственной инициативы, от участия в политике в обмен на веру в вождя.

— Не хочешь ли заявить об особом «гене рабства» у русских?

— Да ни в коем случае! И хотя латыши сегодня любят ругать путинский авторитаризм, но ведь он много делает для страны, для общества. Путин вынужден решать крайне важные вопросы, что само по себе запускает строительство гражданского общества. Это побочный эффект реализации массы госпрограмм, развития университетов. Ровно так же в Испании нужен был долгий период авторитарной власти, развития стабильных рыночных отношений. Когда постепенно репрессивный аппарат слабел, гражданское общество усиливалось.


Пропавшая прослойка

— А у нас в общине что не так?

— А у нас нет институционного укрепления русской общины. Что, вы видите много русских руководителей высшего и среднего звена, принятых на работу Рижской думой? По пальцам можно пересчитать.

— Так, а почему в латышской общине все же процесс идет? Из-за опыта 1920-х?

— В том числе, но вообще и во времена Российской империи Латвия была более развитой в плане гражданского общества. Латыши были повально грамотны, у русских процент грамотных стал радикально расти только при советской власти. Кстати, хотя при той же власти был нанесен сильный удар по довоенной латышской элите, но она не была уничтожена под корень. Да, часть выслали, часть бежала с немцами, но значительная часть конформистски сдалась и была встроена в советскую реальность. Люди учились, набирались опыта, работали преподавателями, учеными, менеджерами крупных предприятий. А с чего начинала русская община в начале 1990-х? С полного отсутствия собственной элиты, за исключением журналистов и партработников, которых отовсюду повыгоняли к тому времени. Абсолютно несоизмеримые величины…

— Минуточку, а мощный слой технической интеллигенции на заводах, фабриках, в институтах?

— А вот она не имеет никакого значения во времена революционных перемен, потому что не несет в себе никакой исторической памяти. Ведь в советское время никто тут русскую интеллигенцию и не думал создавать, русские должны были быть лишь рабочей силой. Пока была советская власть, в этом и нужды не было, Москва русских прикрывала, ситуация была в равновесии. С одной стороны — Москва, с другой — латыши, которые благодаря своей укорененности, благодаря гуманитарной интеллигенции сохраняли тут свою долю влияния. А потом Союз рухнул, баланс оказался нарушен, и эта доля оказалась почти стопроцентной, у латышей оказалась вся власть и влияние. А у русских — ничего.

— Но ведь и многие русские тут укоренены веками. Те же старообрядцы.

— А что старообрядцы? При Первой республике росло только первое поколение старообрядцев, которые были интегрированы в современную жизнь. А сейчас подойди к любому русскому. Даже к тому же старообрядцу, спроси: кто такой Каллистратов? Ну, может, учителя еще некоторые знают… А это депутат четырех Сеймов, самый популярный русский политик довоенной Латвии, стоявший на прогрессивных национальных позициях.

— Да, в отличие от довоенной латышской элиты, русскую советская власть срезала начисто, как серпом…

— Конечно, если среди латышей еще трудно было порой понять, кто есть кто, то среди русских все ясно. Белогвардеец? Священник? Политик? К стенке. Так и Каллистратова в 1941-м расстреляли. А когда мы потом писали про него, про других русских политиков, то даже в Даугавпилсе это не воспринималось как историческая реальность. «Да бросьте, что еще за ерунда? Русские политики в Первой республике? Тут же была какая-то недоразвитая страна, в которую мы только при социализме принесли свет. А до этого тут были только русские буржуазные националисты, которых правильно и расстреляли». Это убеждение так и распространено в русской среде: что реальная история Латвии началась 20 лет назад, ну максимум в 1940-м. А что было раньше — то не наша история.

— Слушай, ну мы так докатимся до типичного сетования политиков: мол, партия хорошая, но вот избиратель нам попался не первого сорта…

— Так дело не в массовом избирателе, а в русской элите. В той узкой прослойке людей, что имеют независимые суждения, собственные ответы на проклятые вопросы. Которые не повторяют ответы, навязанные телевизором, а ищут, формулируют свои и готовы их отстаивать. Эта прослойка за 20 лет была стерта буквально в порошок. Многие состарились, многие уехали, кто-то выброшен на обочину жизни. 20 лет назад он был начальник цеха или профессор университета, а сегодня пенсионер. Да, авторитет для соседей — но не более. А на смену ему никто так и не пришел…

— Но ведь считается, что если русские сдали позиции в университетах, то уж бизнес-то они оседлали крепко. Разве это не инкубатор русской элиты?

— Нет. Потому что бизнес является частью правящей латышской элиты! Состоятельные русские полностью интегрированы в нее, даже если не говорят по-латышски. Все равно в любом учреждении перед ними откроются любые двери и их обслужат по-русски, все понимают, что это «нужные люди». Поэтому они русского вопроса могут и не замечать. Даже больше того, те, кто поднимает этот русский вопрос, замахиваются на стабильность, объективно являются возмутителями спокойствия.

А девиз бизнеса — «стабильность любой ценой». Только вот для русской общины эта «любая цена» действительно становится очень дорогой. Это цена — реформа-2018, которую будут стабильно дожимать, и следующие, следующие этапы… Это стабильность лягушки в банке с водой, которую медленно подогревают на огне. И уговаривают не дергаться…

— Спасибо, Мирослав, что нашли время встретиться, и удачи!