---

Когда я слышу об очередной школьной реформе, меня охватывает отчаянье пополам с равнодушием. Я понимаю, что те знания, которые дала мне обыкновенная школа без всякого участия родителей, мои дети получат либо от меня, либо на частных занятиях, либо не получат вообще.
 

---

 
 
Разговоры о переводе обучения на латышский начались две недели назад — и всего за неделю дошли практически до обсуждения конкретных дат.

В первых числах октября Национальное объединение пообещало поднять вопрос о переводе всех школ на латышский язык. Сразу вслед за этим с подобным предложением вышел министр образования Карлис Шадурскис, а уже 10 октября премьер-министр Марис Кучинскис назвал сроки принятия решения и выполнения задачи.

Окончательно перевести школы на латышский предстоит в 2020-21 учебном году, а принять решение правительство намерено до февраля.
 

Ни одна партия, представленная в парламенте, не выразила желания отменить или задержать эту инициативу. На государственном уровне не существует ни одной политической силы, которая вступилась бы за обучение на русском. Как нет и людей, готовых за право учиться на родном языке выйти на массовые акции протесты.
 

Когда абсолютно такие же предложения поступили в 2004 году — большинство учеников русских школ вместе с учителями и родителями вышли на улицы с протестами. Сегодня протесты были глухими и беззубыми…

За 13 лет юные протестанты доучились, перестав бояться физики и биологии на латышском, и вышли во взрослую жизнь, бунтовщиков среди учителей основательно подчистили и запугали увольнениями за выражение своего мнения.

Сегодня добиться от учителя русской школы своего мнения в СМИ по поводу обучения на родном — невозможно, взрослые, интеллигентные люди превращены в трусливых зайцев. Их хоть стерилизуй — не пикнут. Рассчитывать, что такие люди воспитают достойных граждан — нелепо.

Что же касается родителей, то их страх перед реформой значительно уменьшился. Тактика «обрубания хвоста по частям» дала свои плоды.





Вопрос терминологии

Что реально происходит в билингвальных школах?

Моя старшая дочь учится в старших классах, где уже все давно по-латышски, а младший сын — в начальной школе, где все еще по-русски, но латышский преподается четыре раза в неделю.

Сейчас, начиная с четвертого класса, ученики переходят на латышский язык и вместо того, чтоб учить предмет, половину урока учат термины.
 

Результаты плачевные — за несколько лет уровень знаний школьников по большинству предметов очень снизился. Причем уровень владения латышским языком тоже не вырос, а, наоборот, упал. В будущем латышский будут преподавать с первого класса, и можно быть уверенными — обе тенденции только усилятся.
 

Если раньше для старшеклассников два предмета из девяти преподавались на родном языке, то теперь все будет исключительно на латышском.

Я спрашивал дочь, насколько это критично? Она ответила, что без разницы. Мол, даже лучше, потому, что в вузе придется все равно учиться на латышском, и термины будут понятнее. Однако в том, что она знает все школьные предметы хорошо, у меня большие сомнения. Я уверен, что она знает их лучше многих одноклассников. Но не уверен, что настолько, чтоб учиться в вузе.


Язык без культуры

Что касается латышского языка, то, как мне кажется, министерство запрягает лошадь не с той стороны телеги.

Я был бы рад, если бы мои дети прониклись не только русской культурой, но и латышской. Чтоб они знали и любили не только Пушкина с Есениным, но и Райниса с Аспазией.
 

Но это не школа, а я отвел своих детей в музей Аспазии и пытался рассказать о чудной мелодике ее стихов и о том, насколько глубокие чувства любви у простого народа вызывали ее стихи, что ее строки крестьянки вышивали на наволочках и скатертях.

Это не школа, а я вожу детей в театр не только на русские, но и на латышские постановки. Выходит, это не школа, а я показываю, что латышский язык есть за что любить.
 

Зато школа отлично справляется с тем, чтоб привить неуважение к языку. Мои дети еще ни разу не назвали латышский любимым предметом. Немецкий и английский — было дело. Латышский — ни разу. По-моему, это лучше всего говорит о методике преподавания.

Если верить школьным сплетням, учителям латышского платят вдвое больше, чем другим, чтобы повысить престиж государственного языка. Ход мысли, наверное, правильный, вот только, без хороших методик — это пустая трата денег.





Троечники превращаются…

А что до преподавания географии или физики на латышском, то это вообще не придает любви к латышской культуре. Это просто создание государства двух скоростей. Латыши учатся на родном — и целый урок посвящают самому предмету, русские половину урока возятся с изучением терминологии.

Есть гении и вундеркинды, которым все равно, на каком учиться, и которые покажут успехи, хоть их завтра на китайский переведи. Есть дети из смешанных семей, для которых проблемы с терминологией гораздо менее страшны, потому что дома есть человек, который может объяснить, что такое auglenīca un putekšlapa. И есть остальные, которые и на родном-то языке учатся через пень-колоду, а уж на чужом и вовсе мало понимают, да и не сильно стремятся понять.

Впрочем, плохое знание что предмета, что языка, на котором его преподают, не грозит ученикам ни исключением из школы, ни риском остаться на второй год. Так как наши школы работают по принципу «деньги следуют за учеником», ныне в государственных школах происходят те же процессы, что и в частных школах нулевых.

Ученики открыто демонстрируют учителям презрение и нежелание учиться. Мол, вам платят за то, чтобы нам было интересно, так либо сделайте нам интересно, либо не мешайте на уроке спать или играть в карты. Наказывать учеников нельзя, от их оценок зависит зарплата учителя, а свое мнение, если оно не совпадает с министерским, учителя могут себе засунуть куда поглубже.
 

Сказать, насколько эти реформы сделали русскую молодежь Латвии латышами — трудно. В первую очередь потому, что большинство латвийских школьников стремятся уехать за рубеж: одни, чтобы получить образование, другие — сразу работать. На Западе для черновой работы никаких экзаменов не устраивают.
 

Не будем кривить душой — гастарбайтеры, приезжающие в Латвию, латышский знают еще хуже уезжающих русских.

Смуглые парни в пакистанских кебабных хорошо знают на трех языках «большой, средний, маленький», «острый, среднеострый, неострый», «с собой, на месте», «оплата карточкой — наличными». Начни их спрашивать на любом из этих языков про специи, про вред или пользу ингредиентов или про секреты готовки — внятного они ничего не расскажут. Да и требовать этого от них — деревенский снобизм.

Похожая ситуация и с чернорабочими на производстве. Кроме как с языковым инспектором, по-латышски им поговорить не с кем и совсем не хочется.

Да что там чернорабочие и продавцы в закусочных — уже появились таксисты-гастарбайтеры, не владеющие латышским! Чтоб их проверить, надо сначала проехать на такси, что, конечно же, довольно затратно для инспекторов.

В общем, мечты о стране, где все говорят по-латышски, — это одно, а реальный мир — совсем другое.


Без отрыва от родителей

Давайте честно. Прошедшие 13 лет наглядно показали последствия ассимиляции, стыдливо называемой «интеграцией».
 

Семьям, тратящим время на культурный рост своих детей, она не грозит. Дети все равно осознают себя русскими, хотя и уезжают из Латвии вместе с латышскими сверстниками, чтоб работать в других странах.
 

Другие семьи просто получают плохо образованных оболтусов, которые точно так же уезжают из Латвии. Если кто-нибудь из них остается и идет работать в магазин, то на уровне «яйки, млеко, чек, пожалуйста» они вполне справляются. Если идут в вуз, то подтягивают свои знания латышского, как и раньше.

Такого, как в Европе, где юное поколение иммигрантов стесняется своих родителей из-за того, что те не говорят на государственном, у нас не происходит. Нас, русских, здесь слишком много, и мы слишком переплетены с латышами и общей историей, и общей культурой. Есть отдельные уникумы, называющие родителей «ватой» и «кремлевскими ботами», но исключения только подтверждают правило.

А в большинстве своем план отрыва молодежи от влияния русских родителей провалился. Во всяком случае — пока. И слава богу!