На днях исполнилось пять лет с момента проведения референдума о русском языке как втором государственном. Казалось бы — подумаешь, событие. В истории Латвийской Республики было достаточно много неудачных референдумов, которые не дали практического результата и давно забыты.
 

Владимир Линдерман, главный организатор языкового референдума, тоже достаточно скептичен: «Референдум не принес прагматичных результатов и не изменил отношение властей к русскоязычным Латвии». Мне кажется, что он недооценивает свое замечательное творение. Потому что этот референдум никак не претендовал на достижение некоего прагматичного результата.

Все мы понимали, что юридически ничто измениться не может. Пусть все русскоязычные проголосуют за свой язык — так латышей все равно втрое больше. И они свой численный перевес будут толковать как единодушную поддержку действий латышских партий и правительства по искоренению русской речи.

Разумеется, с точки зрения прав человека очень важно выяснить, насколько велик спрос национального меньшинства на родной язык. Референдум показал, что этот спрос практически стопроцентный.
 

---

Но, к сожалению, доброй воли для удовлетворения прав меньшинств в Латвии нет, а механизмы внешнего давления на нее отсутствуют.
 

---

Значит ли это, что референдум был бессмысленным или даже вредным? В процессе подготовки к нему в русской среде так говорили многие — что не помешало русскому избирателю дружно проголосовать за.


Сегодня, пять лет спустя, очевидно, что это не так.

Парадоксально, что годовщине оказались посвящены десятки статей в латышской прессе. Все они сводятся к одному: Латвия все еще двуязычна, и тенденции нерадостны.
 

☞ Журналистка Санита Уплея, постоянно проживающая в Дании, утверждает, что в каждый свой приезд убеждается во все увеличивающемся присутствии русского языка в повседневной жизни.

☞ Политик из «Единства» Сармите Элерте приводит статистику: соотношение между учениками латышских и русских школ меняется в пользу последних. Характерно, что интервью дан заголовок: «В латышской среде будем счастливее». Интересно, кого она имеет в виду?

☞ Писательница Лиана Ланга ссылается на свой опыт жизни в США, где чиновники всегда говорят с меньшинствами на государственном. Вот и бы и у нас так...
 

Что же получается — никакой радости победа латышам не принесла. Так старались, впервые в истории республики собрали конституционное большинство избирателей (более половины от их общего числа) — а толку никакого.

Вожделенное национальное государство, где вполне достаточно знать только и единственно государственный язык, никак не получается.


А не получается по простой причине: мы не позволяем.

Потому что большинство всесильно, а меньшинство бесправно только на выборах. А в практической политике с меньшинством приходится считаться. Более того, в чем-то оно диктует свои правила.

Санита Уплея упражняется в арифметике, доказывая, что объем экономических связей с Россией, а также число туристов отттуда слишком незначительны, чтобы всем подряд учить русский. Да и говорят же эти русские туристы по-английски у них в Дании — отчего бы их не приучить к тому же и в Латвии?

Оказывается, приходит она к выводу, латышские родители дают понять детям, «что тебе надо выучить нечто не потому, что это действительно в жизни необходимо, а для того, чтобы ты мог обслужить тех, кто сознательно выбирает неуважение к твоему языку и государству».
 

---

Этот вывод очень точный. Высший смысл референдума и состоял в том, чтобы продемонстрировать неуважение к священной корове латвийской государственности — единственному госязыку.
 

---

До того не только власть — латышское общество в целом лелеяло иллюзию, что только отдельные радикалы смеют покуситься на святыни — а оказалось, что практически все.

Лояльность нелатышей, казавшаяся априори естественной, рассеялась, как дым.

Разумеется, мы сами виноваты были в том, что сохраняли у своих соседей иллюзии. Столько раз повторяли, что мы латвийские патриоты, за независимость голосовали, а вы нам гражданства не даете и наши школы позакрывать норовите — нехорошо, мол.

И они нам поверили. Даже школьную революцию 2004 года восприняли как продукт деятельности окопавшихся в Риге маргинальных политиков — Латгалия тогда молчала. А тут эти бессловесные латгальцы поддержали русский язык большинством голосов!


Правду говорить легко и приятно. Голосование за русский и было той суровой правдой, которая пришла на смену двадцатилетию лицемерия.

И от этого шока латышская часть общества не может отделаться по сей день. Они вдруг увидели, что русскоязычное население, которое считалось бесконечно расколотым и атомизированным, в своем главном идеологическом вопросе монолитно.

Именно поэтому они ничего не могут с нами поделать. Пусть нас меньше — но как потребители мы достаточно существенная масса. И отказ обслужить покупателя на русском приведет к тому, что он уйдет к другому продавцу. Поэтому этого невежливого продавца хозяин уволит. И поэтому в больших городах Латвии без знания русского в сфере обслуживания работать невозможно.
 

---

То, что мы тогда сделали, по-научному называется «этническая мобилизация» — спасибо организаторам референдума за то, что они ее провели.
 

---

Естественно, что на мобилизацию другая сторона отвечает взаимностью, латыши тоже возбудились и проголосовали. Разница в том, что большинству мобилизация не нужна, его и так обслуживает армия чиновников. А меньшинству, чтобы защититься, необходимо периодически проводить эту самую мобилизацию, чтобы поиграть мускулами и увидеть свою силу. Так что этот референдум нам нужен был в первую очередь для самих себя.

Именно этот шок мешает дальнейшему закручиванию гаек в национальном вопросе.

Сколько уже было статей о том, что для святого дела интеграции надо перевести все обучение на латышский! Но как только политики, которые это твердят, получают власть в министерстве образования, они забывают о своем святом замысле.

Потому что от греха подальше не хотят опять видеть русскоязычную общину предельно отмобилизованной.


Были и политические последствия референдума, которые ставят организаторам в вину. Дескать, из-за них изменили закон о референдуме, его теперь провести практически невозможно.

Разумеется, это очередной удар по демократии, но практически — невелика потеря. В этнических вопросах исход любого референдума предрешен, а экономические лучше решать в парламенте — для этого его и избирают. Раз проголосовал за политиков — дай им возможность работать, а не подменяй. Любое дело лучше выполнят профессионалы.
 

---

В одну реку нельзя войти дважды. Референдум для этнической мобилизации уже использовали. В следующий раз найдем другое оружие.
 

---

Другое политическое последствие не оговорено законом, но от этого не становется менее непреложным: «Согласие» в правительство не возьмут, каких бы успехов оно не добилось на выборах. Думаю, что и это к лучшему.

«Согласие» — партия из той, лицемерной эпохи. Она сумела монополизировать русские голоса, но категорически отказывается быть политическим представителем русскоязычного населения. Дескать, мы — левые, опираемся на социал-демократические ценности, представляем и русских, и латышей.

Референдум заставил их определиться, «Согласие» сделало трудный выбор в пользу своего электората — в этом они молодцы. Но можем ли мы рассчитывать, что они будут представлять наши интересы в правительстве? Они же даже пообещать это боятся!

Теперь есть надежда, что в новых условиях они научатся эффективно работать в оппозиции. Эта культура в Латвии вытравлена полностью, а для нее нужны политики с совсем другими талантами, чем во власти.


Разумеется, не только референдум стал причиной того, что выдавливание русского языка из Латвии тормозится.

Геополитическая ситуация тоже изменилась: крымские события стали таким же сильным внешним шоком, как референдум — внутренним. Особенно потому, что большинство русских латвийцев очевидно поддержало российскую политику.

И теперь заграничные союзники требуют, чтобы Латвия говорила со своими русскоязычными жителями по-русски, что полностью противоречит философии единого государственного языка.

И все же думаю, что референдум оказался первичен. Опыт народов, длительное время противостоявших ассимиляции во враждебном окружении, в первую очередь евреев и армян, говорит о том, что жизненно важно иметь некие идеологические ограждения, отделяющие меньшинство от большинства. Ранее такую роль играла религия, в современной Латвии ее взял на себя русский язык.

Пять лет назад мы официально подтвердили свою верность ему и оказались правы.
               
         
 

---

Читайте также:
Александр Гапоненко. Стена встречного огня и Рижское сидение за русский язык
Владимир Веретенников. Референдум о языке действительно изменил жизнь русских в Латвии
 

---