В этом районе Латвии зимой так безлюдно, что и спросить не у кого. Но вот показался одинокий пешеход, он указал нам дорогу к замку. Сюда, в Звартаву, я хотела попасть уже давно, ведь именно здесь находится колыбель нашей семейной цивилизации. Почти 60 лет назад в красивом замке немецкого барона под музыку Баха девушка по имени Расма (наша бабушка) без памяти влюбилась в своего учителя Эрнеста (нашего дедушку). С того момента можно начинать летопись нашей семьи. К сожалению, в ней много печальных страниц...




В сентябре 1946 года пятнадцатилетняя Расма впервые переступила порог Звартавской школы, где когда-то было поместье барона Эдуарда Ферзена. Замок был приданым его жены — красавицы Луизы фон Цейкель. Это было сказочно красивое двухэтажное здание с отделкой из красного кирпича, с остроконечной крышей и большим чердаком. В центральной части восьмиугольная башня со стеклянным куполом. Но еще больше поражал внутренний интерьер. При входе в зал с колоннами на первом этаже взору открывалась витая парадная лестница, стоя на которой был виден стеклянный купол с витражной мозаикой.

В здании еще сохранилась и некоторая мебель с баронских времен, а на втором этаже — роскошный книжный шкаф, где барон Ферзен хранил свою библиотеку. Ферзены не были очень богаты, их причисляли к «духовным аристократам» — все получили образование в Тартуском университете, интересовались историей и наукой. Луиза и Эдуард очень любили друг друга, в счастливом браке родилось четверо детей. В конце 20-х годов двадцатого века семейство Ферзенов было вынуждено репатриироваться в Германию.

Ни бурные вечеринки клуба айзсаргов, ни собрания советского исполкома не смогли нарушить ауру этого единственного в Латвии замка в стиле неоготики. Главный вход был украшен цветами, а на ступеньках выгравирована надпись: „Hic habitat Felicitas, Nihil mali intret”. Смысл этой латинской фразы Расме переведет учитель Эрнест: «Здесь царствует счастье, ничто плохое сюда не войдет». С этой цитатой девочка с хутора вошла в свою новую жизнь и, как ей казалось тогда, очень счастливую...

Первые школьные дни показали, что Расма — ученица средних способностей, но особенно ей не давалась математика, которую преподавал учитель Эрнест. Он не был строгим, был хорошим рассказчиком и часто на уроках вместо точных наук уводил детей в совершенно другой мир — мир поэзии, литературы, музыки...

Однажды Расма была дежурной по классу и уже заканчивала уборку, когда услышала музыку, доносившуюся откуда-то сверху. Девочка вышла в зал с колоннами, потом по винтовой лестнице поднялась на второй этаж. Там она увидела учителя, он играл на фортепиано. Расма впервые слышала звуки, которые создавали в полной гармонии руки человека и массивный черный инструмент. Звук заполнял зал, отражался от стен, накапливал силу, сгущался, окутывал Расму то теплыми, то холодными струями, от чего ее тело задрожало, ноги подкосились, и она рухнула на колени, а из глаз ручьем потекли слезы...

— Вы божественно играете, — произнесла Расма, всхлипывая, когда Эрнест ее наконец-то заметил.

— Когда-нибудь ты услышишь настоящую божественную музыку, я ведь еще играю на органе в церкви. А музыка в церкви, Расма, это такие «гвозди», которые приколачивают неокрепшие души верующих к Христу, — попытался образно выразиться Эрнест.

С того дня музыка намертво пригвоздила душу Расмы к Эрнесту. Она стала его «преданной собачкой», «хвостиком», как смеялись одноклассницы. После уроков они часто шли в зал, она садилась на пол и завороженно слушала, как он играет. В хорошую погоду они гуляли вместе по парку барона, и каждый раз — новая история или легенда.

На всех прогулках Эрнест неизменно был с фотоаппаратом. Кто в Эрнесте был талантливее — музыкант или фотограф, одному Богу было известно. Расме на фотографиях учителя было удивительно открывать не только исторические, но и родные места, да ту же природу. Живописные берега Гауи, красочные панорамы Звартавы и Гауиены, открывающиеся с моста через реку, поля с аккуратными стогами сена.

Расма впервые от учителя узнала, что раньше Гауиена называлась на немецкий манер — Адзеле. В XIII веке рыцари-крестоносцы Ливонского ордена построили здесь самый первый, хорошо укрепленный замок из доломитовых залежей, которыми были богаты берега Гауи. Во времена Северной войны замок был разрушен, от него остались только развалины.



С XVIII века Гауиена была в составе России, хотя хозяйничали здесь немецкие бароны — Дельвиги, Кетлеры, Раутенфелды, Вульфы. Они жили, купаясь в роскоши, при этом жестоко эксплуатируя своих крепостных крестьян. Но самыми богатыми в этих краях, да и, пожалуй, во всем Видземе, были бароны Вульфы...

— Ты знаешь, Расма, что в семье Адольфа Вульфа, который преставился в ноябре 1843 года, было восемь детей — три сына и пять дочерей ! Адольф оставил в наследство 25 поместий, которое оценивалось почти в полтора миллиона серебряных рублей! – рассказывал Эрнест.

Далеко не математический склад ума Расмы такие цифры просто не мог переварить. А эта роскошь и богатство даже не поддавались ее пониманию.

— Так вот, сын Адольфа — Юлиус задумал на наследство отца построить роскошный дворец с колоннами, вокруг которого разбил парк, розовый сад, установил фонтан — и теперь там находится Гауиенская школа.



О судьбе Юлиуса Вульфа можно писать романы, настолько интересной была его жизнь. Он был баловнем судьбы, счастливчик, настоящий Дон Жуан... Когда он входил в бальный зал, поскрипывая высокими ботфортами со шпорами, в белом мундире с золотыми пуговицами, в кожаной белой каске с золотой звездой, то сердца всех дам начинали учащенно биться. Перед его голубыми глазами, самоуверенной ухмылочкой под густыми усами не могла устоять ни одна красотка.



Он был страстный игрок, но при этом очень деятельный и умный. А еще очень остроумный. Представляешь, он Адзеле назвал ЦЕНТРОМ ЕВРОПЫ, а ближайшие хутора, домики лесничих назвал столицами европейских государств. Так у нас здесь появился Париж, Лондон, Висбаден, Вена. Но все же главная его страсть была не женщины, а охота...

«Господа, я хочу сегодня угостить вас жарким из косули, которую я подстрелил под Парижем», — сказал Эрнест с пафосом, изображая из себя барона.

Расма смеялась, понимающе кивала головой, но при этом совершенно не представляла, как можно их хутор сравнить с Веной.

— Каждый год, когда охотничий сезон в Адзеле заканчивался, барон отправлялся в свою вотчину — в Висбаден в Западной Германии, на охоту. Глубокой осенью 1858 года, после охоты в одном из домов висбаденского барона была попойка. Юлиус положил глаз на красавицу — жену хозяина. Она, конечно, не устояла, и начался у них страстный роман. Но все тайное когда-нибудь становится явным. Муж узнал об измене и вызвал Юлиуса на дуэль.

По правилам тех времен на дуэли нельзя было убивать насмерть, только ранить. Однако Юлиус своим выстрелом убил мужа своей любовницы. Так за убийство барон попал в тюрьму. Срок ему дали большой, поэтому Юлиус стал придумывать план побега. Ему удалось уговорить тюремного охранника, посулив ему золотые горы. Юлиус пообещал стражу поместье в Латвии и хорошее содержание. Охранник согласился, им удалось бежать.

Барон вернулся домой в Адзеле, где его ждала жена Шарлотта. У них, кстати сказать, было пятеро детей. Жить бы барону не тужить в Латвии, да замаливать грехи. Но не такой у него был характер. Прошло 13 лет, и решил он снова поехать в Германию, думал, что все забыто и быльем поросло. И опять охота, женщины, пьяные и шумные застолья.

На одном из банкетов после охоты один старый барон узнал убийцу своего друга и все рассказал его сыновьям, которые к тому времени выросли и жаждали отомстить за отца. Чтобы в свою очередь тоже не попасть в тюрьму за убийство, они разработали план мести. На очередной охоте, как только гончие собаки начали травить зверя и он выбежал на прицел охотникам, оба сына навели прицелы на Юлиуса, оба одновременно выстрелили. От двух пуль, якобы случайно попавших в барона, Юлиус Вульф скончался на месте. Тело его забальзамировали и привезли в Адзеле, похоронив в родовой часовне, где вдова Шарлотта пролила еще немало слез...

Богатое наследство Юлиуса и Шарлотты стали приумножать их сыновья — Адольф и Волдемар. Адольф, кстати, полюбил простую девушку-крестьянку Лотту и женился на ней. Во славу любви он почти 10 лет строил Цесвайнский замок. Однако внезапная смерть барона в 1904 году поставила точку на их счастливом браке.

Братья Вульфы были любителями изысканной красоты, вкладывали большие средства в строительство и модернизацию ( в том числе телефонизацию) своих поместий. Они закладывали роскошные парки, привозили лиственницы для аллей из России, Сибири и Эстонии. На всех дорогах около поместий бароны установили столбики из финского гранита, что было очень дорогим удовольствием. В баронских поместьях были фазаньи и коровьи фермы. На площади в несколько гектаров был и олений сад, где проводилась охота.



В 1903 году барон Волдемар фон Вульф самый первый в Латвии приобрел личный автомобиль. Водитель он был шальной — гордо гонял по округе даже пьяный, совершал аварии. Однажды он заехал во двор к барону Ферзену. Тот вышел на порог и заявил, что подаст на Вульфа в суд за то, что поднял пыль. На это Волдемар, усмехаясь, ответил: «Ну и сколько стоит твоя пыль?» Затем резко газанул и быстро уехал.

Через 10 лет уже многие бароны имели свои машины, поэтому летом 1913 года по инициативе Волдемара Вульфа были организованы первые баронские соревнования на Видземском шоссе. Старт был в Виреши, а финиш в Адзеле, это название Гауиены бароны по-прежнему использовали. Нетрудно догадаться, кто стал победителем соревнований — конечно же, Волдемар фон Вульф!

Истории баронов Адзеле, а особенно Вульфа, потрясли Расму до такой степени, что не проходило ночи, чтобы барон не являлся Расме во сне. Она влюбилась в красавца барона и часть влюбленности стала переносить на учителя Эрнеста, которой был далеко не красавцем. Но для нее это не было главным. Девушка, выросшая среди простых и достаточно грубых людей, стала понимать, что с учителем жизнь может быть другой, не только нищей и голодной, где царят хаос войны, но и богатой, полной любви и, конечно, музыки...

Расма, даже не дожидаясь окончания школы, выскочила замуж за учителя, родила ему двоих сыновей, но семейная жизнь сложилась совсем не так, как она мечтала. В семье, где все – родители, братья и сестры – были потомственными учителями, простую и малообразованную девушку не приняли и не полюбили. В новой семье она стала просто батрачкой, а не баронессой.

А потом выяснилось, что во время войны Эрнест подменил документы и оказался совсем не тем человеком, за которого себя выдавал. Их брак признали недействительным, детей оставили на попечение отца и его сестры Веры, а Расму выгнали из дома, не оставив даже шанса иногда видеть детей. За это предательство Расма ненавидела Эрнеста до конца своих дней.

******

Осенью 1975 года за столом в скромно обставленной комнатке двухэтажного дома в Валке, у самой границы с Эстонией, сидели двое — мужчина и женщина. Брат и сестра. Эрнест и Вера — старые и очень одинокие люди. Они жили теперь только вдвоем, коротая долгие и грустные вечера. Вдруг их головы одновременно повернулись в сторону включенного телевизора.

На экране в белоснежном халате и накрахмаленном поварском колпачке с кружевами, из-под которого выбивалась прядь густых волос, о работе своего рыбного ресторана рассказывала повар высшей категории — симпатичная женщина средних лет:

— Любая океанская рыба очень вкусная, если ее правильно приготовить. Например, в нашем ресторане можно отведать запеченного карпа и форель в желе с зеленым горошком, холодный свекольный суп со стерлядью, кальмаров в майонезе, омлет с ледяной рыбой и многое другое...

Женщина говорила уверенно и улыбалась. Эрнест и Вера узнали Расму.

— Смотри-ка, в люди выбилась... — с какой-то досадой сказала Вера. А Эрнест ничего не ответил, он думал о чем-то своем.



Звартавский замок зимой 2012 года представлял унылое зрелище. Треснувшие кое-где и пыльные окна, давно требующие покраски рамы. По глубокому снегу я обошла здание несколько раз — и не такое уже оно большое, — ища признаки хоть какой-то жизни. Может быть, летом здесь появляются хозяева из Латвийского союза художников. Но в тот день вокруг не было ни души. Попасть вовнутрь мне не удалось. Я тщетно искала надпись на ступеньках: „Hic habitat Felicitas, Nihil mali intret”. Нет, сейчас не царствуют счастье и любовь в бывшем замке немецкого барона Ферзена.

Фото из личного архива и книги Харийса Грависа «Адзеле-Гауиена 1111-2011.