Пани Броня что при социализме, что при капитализме успешно решала проблему, которую власть решить была не в силах. Проблема относилась к области демографии, а пани Броня была свахой. Ее опыт в этом деле был так велик, что сумму сделки и свои комиссионные она определяла при первом же взгляде на клиента, и определяла так точно, что торг был неуместен. А потому жила Броня при всех властях, прямо скажем, неплохо.

Но и у пани в ее жанре наступил кризис – женихи в местечке как-то нечаянно закончились. Обездоленные невесты толпились у Брониной калитки, они готовы были на все, но свободных мужчин в городке просто физически не было. Не было, и все тут! Свободным остался один только Пиня, блаженный местечковый интеллигент.

Броня нашла Пиню сидящим на лавочке среди пыльных лопухов и размышляющим о чем-то о своем, то есть, о высоком.

– Пинхус, а почему бы это вам не жениться?

– Мне нельзя, у меня справка.

– Ой, вы ж знаете: поверх всякой справки можно положить другую.

– Можно. Но нельзя: я с той справки живу. Получаю по инвалидности.

– Так мы вам подыщем работу.

– Мне ж работать нельзя, у меня ж справка.

– Ой, ой, ой, такой интересный мущина – и на себя наговаривает.

– Вы тоже женщина гладкая, но ведь тоже не работаете.

– Пинхус, речь не про меня, а про вас.

– А у меня справка... Броня, а в чем собственно дело?

И Броня, вздохнув, изложила проблему. Пинхус задумался, но, как обычно, ненадолго.

– Один умный человек, а именно пропагандист науки Перельман, написал: «Если где чего убывает, то в другом месте столько же и прибывает». Это закон. А значит, Броня, проблемы никакой нет, а есть наличие отсутствия женихов в конкретном месте.

– И что?

– Как что? Надо переместить их оттуда, где они есть, туда, где их нет.

– Да ну вас, Пинхус!

– Не «да ну вас», а дайте мне на пиво и неделю сроку. И вы не будете знать, где найти невест для невероятного количества отборных женихов.

Броня скептически посмотрела на блаженного, хотела было ругнуться и возразить, но, привычно оставляя себе ничтожнейший шанс, повела пухлым плечиком, мол, ладно, чем черт не шутит, и дала Пине на пиво.



И пошел Пиня на вокзал, там в буфете пива наливали. Кто не знает: Жмеринка – крупный железнодорожный узел, через который туда-сюда бегают поезда, в том числе и на юг. Во время их остановки из вагонов высыпают мучимые жаждой пассажиры и наполняют вокзальный буфет. Буфетчица Ляля, отлично знающая график движения и толк в своей работе, молниеносно разливала пиво и сдавала сдачу, немножко недоливая первого и недодавая вторую, что позволяло ей жить, прямо скажем, неплохо. При любой власти.

Пиня взял свой бокал, отошел в сторонку и чуток повременил, поджидая поезда. Потом высмотрел в толпе ломанувшихся в буфет пассажиров двух веселых и говорливых и с извинениями пристроился рядом, производя впечатление тоже вышедшего из вагона. Говорливые пили пивко, поглядывали в окно и шумно-весело обсуждали достоинства фланирующих по перрону дам, плотно обтянутых дорожным трикотажем.

– А что за станция? – встрял в обсуждение Пиня.

– Так Жмеринка же...

– Как?! Та самая Жмеринка?! – и Пиня стал зачем-то оглядывать стены буфета, стойку и даже потолок.

– Что значит «та самая»?

– Как?! Неужели не знаете? Хрестоматийный, можно сказать, городишко. Да вы гляньте на буфетчицу!

Веселые и говорливые глянули, но ничего не разглядели.

– Буфетчица как буфетчица, вся из себя классическая, и с виду, и в манерах...

– Да? И вовсе даже нет! Так вот, чтоб вы знали: в Жмеринке с незапамятных времен и по сей день живут самые богатые невесты! По традиции приданое здесь годами собирает вся многочисленная родня, не дать в приданое автомобиль считается позором, а девчонки уже с 15 лет увешаны золотом, как новогодние елки.

Веселые и говорливые еще раз глянули на Лялю, призадумались и замолчали.



А дело все было в том, что Ляля действительно вся была упакована в золото, которое тремя рядами сверкало под ее двойным подбородком, огнем горело в могучих перстнях и тяжеленных серьгах. Она могла бы позволить себе повесить и больше, да на нее уже не помещалось.



Раздался гудок локомотива. Утолившие жажду повыскакивали на перрон. Пиня остался. Дело было сделано.

Он был доволен, потому как был абсолютно уверен: вернувшись в душное купе, веселые и говорливые тут же начнут рассказывать попутчикам про характерную особенность городка, который они только что миновали, причем, рассказывать будут смачно, щедро нанизывая детали, которые придумают тут же, по ходу рассказа. А попутчики потом в новых красках перескажут это другим попутчикам или соседям по лежаку на крымском пляже, и пойдет, помчится цепная реакция деления слухов – самая эффективная форма доведения рекламного сообщения до потребителя услуги. Про этот закон эффективного маркетинга Пиня как-то вычитал в выброшенной кем-то книжке какого-то Котлера, подумал было забыть вычитанное за ненадобностью, однако оно неожиданно пригодилось...

Так вот: ровно через неделю на перрон станции Жмеринка вышла первая группа искателей счастья. Хищно щурясь и прицельно метая оценивающие взгляды, женихи прошлись по городку. Пройдясь, обомлели: девицы в городке сверкали!

А все дело в том, что прежде чем волны слухов про невест из Жмеринки обошли крымские пляжи, они достигли славного города Одессы. Надо сказать, что в сонной только с виду Одессе решения принимаются мгновенно. А потому в Жмеринку тут же выехала команда во главе с Мотей Соловейчиком, волоча за собой неподъемные чемоданы. В чемоданах были ювелирные украшения, и хотя были они из дутого золота, но их было много. Приехав в Жмеринку и выйдя с товаром на рынок, в смысле, на базар, Мотя ровно на треть обрушил цену тамошнего золота, и его дешевые одесские изделия, наполненные бесценным одесским воздухом, были сметены в два дня. После чего все невесты города могли без малейшего стеснения пройтись рядом с буфетчицей Лялей.

А эшелоны в Жмеринку все прибывали и прибывали. И чем больше их прибывало, тем ожесточеннее становилась конкуренция на рынке живого товара. Впервые за всю историю городских дискотек кавалеров на них было больше, чем дам, и те кавалеры сметали тех дам с танцпола еще до последнего танца, оставляя на полу топчущихся неудачников. Дискотеки перешли на ежедневный режим работы, и городок погрузился в томную атмосферу карнавала. Что день рестораны и кафе были заполнены от часа открытия и до часа выноса тел. Переполненные гостиницы и частный спальный сектор трещали по швам. К ночи треск переходил в стон кроватных пружин. Экономика городка за счет невероятного товарооборота повысила ВВП в сто раз, налоги набили бюджет до упора, учителям и врачам наконец-то выплатили зарплату, которую они на радостях тут же понесли в рестораны и к Моте Соловейчику, который с восторгом и с ужасом продавал уже последние запасы одесского воздуха. Зато дух процветания вовсю летал над Жмеринкой и уносился ветром вдаль, что только увеличивало количество выходящих на перрон ловцов счастья.

Когда наперебой и с мордобоем сосватали последнюю во всех смыслах невесту – сорокавосьмилетнюю девушку Анджелику, растерянная пани Броня, с трудом отбившись от наседавших клиентов и претендентов на нее саму, бросилась искать Пиню.

Нашла она его не сразу, потому как Пиня сидел вдалеке от мирской суеты, в тени акации, с книгой академика Ландау на коленях и искал оптимальное решение всеобщей теории поля.

– Пинхус! В городе катастрофа! А вы тут книжечки почитываете!

– А что случилось — пожар, сибирская язва?

– Хуже язвы! У нас невесты закончились!

– Разве ж то катастрофа? Вот тут Ландау почему-то упустил из виду торсионные поля – вот это катастрофа. И не для Жмеринки, а для всемирной науки. Не упустил бы – все бы сразу встало на свои места...

– Пинхус, не говорите мне глупостей! Это вы упустили!

– Я? Что?

– Я вам повторяю как ребенку – у нас закончились невесты, у нас катастрофа!

Пиня заложил Ландау листочком акации, бережно закрыл том, сунул его под мышку, встал, подтянул штаны и сказал пани Броне так:

– Неделю сроку мне дадите?

– Пинхус, миленький, ну конечно!

– Это хорошо... Ну, тогда давайте и на пиво.



И пошел Пиня на вокзал. Как он на сей раз разруливал ситуацию – история не знает. Но таки разрулил. Тишь, гладь и божья благодать рухнули на Жмеринку, ловцы счастья разом схлынули, гостиницы и дискотеки опустели, Мотя с рынка ушел, инвестиционный климат испортился, экономика вошла в норму, в смысле, привычно захирела. А с ней в норму вошла и вся остальная жизнь местечка.

И лишь пани Броня, на долгие годы лишенная радости ковать человеческое счастье, вынуждена была покинуть и Жмеринку, и родину, переместившись далеко-далеко за океан, где и продолжила внедрять в демографию законы Перельмана и Котлера. И, говорят, небезуспешно. Везде и всюду ну такое все одинаковое! Наверное, из-за торсионных полей.


Рисунки автора и его мышки.