Окончание. Начало — здесь


В подаче темы «инкорпорации» и «аннексии» Латвии доминируют политико-юридические квалификации действий СССР как «противоправные, незаконные»; правительство А. Кирхенштейна определяется как «марионеточное», проведение выборов в Народный Сейм и его решение о провозглашении советской власти как «антиконституционные» и инспирированные из Москвы, а сами итоги выборов — как «подправленные». Отмечается, что «Правительство СССР, руководимое Сталиным, желало в самые короткие сроки осуществить необходимые с юридической точки зрения формальные шаги для подчинения всей общественно-политической жизни Латвии своему неограниченному диктату, чтобы ликвидировать любые препятствия на пути к полному включению Латвии в состав СССР». Включение Латвии в состав СССР 5 августа 1940 г. на заседании Верховного Совета в Москве «было осуществлено по указанию правительства СССР, не считаясь с правами латышского народа». Рассказывается о проведении массовых репрессий. Школьников знакомят с выдержками из Декларации об оккупации, принятой Сеймом Латвии 22 августа 1996 г.: «Нарушив основные принципы международного права, а также заключенные между Латвией и СССР договоры, 17 июня 1940 г. вооруженные силы СССР оккупировали Латвию, и она была незаконно включена (аннексирована) в состав СССР. В итоге в Латвии были введены политический режим и правовая система СССР»⁴⁶.
 
Специфический государственный заказ на пропагандистские напластования, затрагивающие ключевые вопросы развязывания, хода и итогов Второй мировой войны, оправдания местного пронацистского коллаборационизма находит прямое отражение в латвийских учебниках истории. Обширный перечень учебной литературы, апробированной в школе за постсоветский период, тем не менее, не означает широкого плюрализма в изложении концепции истории — разнообразие проявляется лишь в отдельных методических отличиях и нюансах содержания исторического материала. При этом за идеологическим наполнением учебного материала внимательно следят латышские национал-радикальные круги, периодически устраивая громкие спекуляции вокруг «патриотического воспитания» подрастающего поколения. Так, еще в июне 2009 г. активисты организаций «национальных партизан» и легионеров СС выступили на встрече с президентом Латвии Валдисом Затлерсом с требованием ввести «Историю Латвии» как отдельный предмет, а также своими предложениями по его наполнению «национальной героикой».
 
Несмотря на все усилия властей и давление национал-радикалов, внедрение официальной доктрины приносит противоречивые плоды. По данным социологического исследования, проведенного в 2008 г. при поддержке «Фонда Сороса — Латвия», лишь 26 % учащихся 12-х классов русских школ считают содержание учебников, касающееся вопросов истории ХХ века, объективным, тогда как среди латышских сверстников таковых насчитывается 65 % (выборка составила 400 респондентов). Обращают на себя внимание ответы выпускников латвийских школ на вопрос о том, как следует оценивать вступление немецких войск на территорию Латвии в июне 1941 г. Так, у латышских школьников сформировались следующие представления: «немцы освободили Латвию» — 8 %, «немцы оккупировали Латвию» — 45 %, «немцы и оккупировали, и освободили Латвию» — 42 %. Иную раскладку дают ответы русских школьников: «немцы освободили Латвию» — 3 %, «немцы оккупировали Латвию» — 81 %, «немцы и оккупировали, и освободили Латвию» — 15 %. Схожие различия наблюдаются и в оценках вступления на территорию Латвии войск Красной армии в 1944—1945 гг. Представления латышских школьников разделились следующим образом: «войска Красной армии освободили Латвию» — 12 %, «оккупировали Латвию» — 62 %, «одновременно освободили и оккупировали» — 20 %. Неудивительно, что в этих условиях 72 % латышских старшеклассников позитивно относятся к ежегодному проведению 16 марта «дня памяти латышских легионеров Ваффен-СС». При этом большинство русских школьников придерживается иных взглядов: «войска Красной армии освободили Латвию» — 65 %, «оккупировали Латвию» — 5 %, «одновременно освободили и оккупировали» — 25 %⁴⁷. Столь серьезный разброс показателей вполне объясним, если рассмотреть, например, выборку цитат, посвященных Второй мировой войне.
 
Летом 1941 г., утверждают учебники, латыши встретили немцев как «освободителей». Причиной тому было «безжалостное обращение с населением в год власти коммунистов», который запомнился как «страшный год». Немцев приветствовали цветами, так как было «все равно, кто прогнал бы ненавистную советскую оккупационную власть из Латвии». Но беда была в том, что Гитлер был столь же тоталитарным вождем, как и Сталин, поэтому «уже в начале оккупации латыши утратили всякую надежду на восстановление независимости государства». Сообщается, что именно советские репрессии «виноваты» в том, что в Латвии не возникло движения сопротивления немецким оккупантам. При этом ученики должны знать, что «в тылу у немцев сражались только отряды, специально сформированные в Советском Союзе». В борьбу против Красной армии включились группы «национальных партизан», препятствовавших отступлению советских солдат и служащих, а также беженцев, «в «страшный год» выступивших против своего народа. Более того, они охраняли остающееся население от «мести» бежавших советских органов⁴⁸.
 
В изложении материала о нацистских репрессиях и холокосте присутствует своего рода сдержанность. Во всех учебниках подчеркивается руководящая роль немецких нацистов в уничтожении евреев и цыган, но не во всех из них упоминается о соучастии латышских пособников в преступлениях. Сообщается о попытках нацистского руководства представить уничтожение евреев как дело рук самих латышей, «вовлекая» отдельных представителей латышского народа, обиженных коммунистами, в механизм террора («команда Арайса») и широкую антисемитскую пропаганду⁴⁹.
 
Жители Латвии были «незаконно призваны» в Латышский легион СС, но при этом «боролись за свободу». Нацистская Германия решилась на создание легиона только после того, как начала терпеть поражения на Восточном фронте. Немецкое командование не доверяло латышским офицерам и, в нарушение «своих обещаний», назначало на высшие командные должности немцев. «Латышские воины, однако, сражались храбро, они верили, что свобода Латвии будет восстановлена». У латышей «были надежды, что со временем легион, так же как и латышские стрелки в Первой мировой войне и Освободительной борьбе, станут ядром армии восстановления независимой Латвии». Некоторые учебники избегают упоминаний о принадлежности Латышского легиона к войскам СС, в других разъясняется, что с организацией и частями СС латышей связывало «только название»⁵⁰.
 
В разъяснении характера и итогов Второй мировой войны подчеркивается, что два тоталитарных режима стремились уничтожить друг друга, заставляя народ Латвии участвовать в этой борьбе в ущерб его национальным интересам. В результате латышский народ потерял большую часть своей интеллигенции, вынужденной бежать на Запад или попасть в руки советских репрессивных органов. Результатом войны для Латвии стало то, что она «снова попала под советское оккупационное ярмо». 23 августа 1944 г. правительство Советской Латвии «совершило противоправный акт, отдав России шесть волостей Абренского уезда». В 1945 г. на Потсдамской конференции И. Сталин добился согласия западных союзников на новый послевоенный порядок в Европе, в том числе «инкорпорацию» Латвии в состав СССР, хотя это признавали де-юре и не все страны Запада⁵¹. В ходе репрессий пострадало много невиновных людей, которых обвиняли в сотрудничестве с нацистами. 25 марта 1949 г. была организована массовая высылка жителей Латвии в Сибирь, ставшая «самой крупной и безжалостной акцией советской власти против населения Латвии в послевоенный период»⁵².
 
Латвийские учебники о советском строе повествуют исключительно в негативном ключе, утверждая, что компартия «никогда не выполняла того, что провозглашалось целями коммунизма», в том числе и в вопросе «честных отношений между большими и малыми народами». Подчеркивается «гигантомания» И. Сталина и партийно-государственного аппарата СССР, любыми средствами строивших могущественную державу в ущерб достижению провозглашенных коммунистических целей. Жители СССР были превращены в «послушных исполнителей воли вождя». «Используя честный труд рабочих, грабя крестьян, жестоко эксплуатируя заключенных трудовых лагерей, государство создало сильную промышленность. Это позволило сформировать крупные вооруженные силы»⁵³.
 
В описании сталинских репрессий акцент делается на многомиллионной численности жертв и преследовании латышей по национальному признаку. Рассказывается о том, что «всех смелых, честных и сознательных людей, которые посмели усомниться в правильности действий Сталина», подвергали ужасающим репрессиям, причем большинство из заключенных в лагеря там погибли. Число жертв преподносится следующим образом: «По предположительным подсчетам, в тюрьмах предварительного следствия НКВД в 1936—1938 годах находилось 8 — 9 млн. человек, что составляло примерно 6 % всего населения СССР». Сообщается, что с 1930-го по 1937 г. в СССР «очень тяжело пострадали государственные деятели латышского происхождения», «погибло 73 тыс. ни в чем не повинных латышей». И в этой связи утверждается: «По жестокости Сталин намного превосходил первое большевистское правительство при Ленине»⁵⁴.
 
Весь период «советской оккупации» (1944—1991 гг.) оценивается как проведение Москвой целенаправленного «геноцида против народа Латвии», в ходе которого СССР осуществлял «террор», «усиленную русификацию» и «колонизацию», пытался с помощью «мигрантов» и «необоснованного роста промышленности» добиться главной своей цели — «уничтожить идентичность» латышей⁵⁵. Подчеркивается, что пострадало много «невиновных людей», которых «обвиняли в сотрудничестве с нацистами».
 
После войны сопротивление советской власти в Латвии было намного более широким и организованным, чем в 1940 г., так как «у населения Латвии уже был горький опыт советской оккупации». Несмотря на то, что в отрядах сопротивления были лица, «подготовленные немцами для борьбы в тылу Красной армии», это движение «носило национальный характер». Указывается, что большинство латышей поддерживали борьбу «национальных партизан», но позднее народная поддержка уменьшилась из-за репрессий. 25 марта 1949 г. была организована тайная массовая депортация жителей Латвии в Сибирь, ставшая «самой крупной и безжалостной акцией советской власти против населения Латвии в послевоенный период, которая не пощадила даже детей»⁵⁶.
 
Восстановление и развитие промышленности в Латвийской ССР оценивается как «необоснованный рост промышленности» за счет «миграции» населения из других районов СССР и ущемления сельского хозяйства, подвергшегося коллективизации. Подчеркивается, что «последствиями этой политики были загрязнение природы, нехватка жилья и продуктов питания». Именно «миграция» стала «колоссальной проблемой» для Латвии, куда направились «инородцы» в «поисках лучшей жизни». В результате возникла угроза превращения латышей в национальное меньшинство (доля латышей сократилась с 77 до 52 %), Рига стала «перенаселенным городом», в котором «коренное население» жило в «тяжелых условиях», испытывало на себе «несправедливость» при распределении квартир. И делается вывод: «Руководство СССР целенаправленно наводняло Латвию сотнями тысяч мигрантов и с их помощью пыталось уничтожить идентичность народа Латвии»⁵⁷.
 
В описании духовной и культурной жизни латвийского общества акцент делается на «усиленной русификации», «неблагоприятных условиях» развития латышской культуры и «уничтожении» латышского образования. Ученики должны знать, что одним из главных инструментов формирования советского общества была «усиленная русификация»: «Латыши на своей родной земле не могли разговаривать на своем родном языке с начальниками на рабочих местах, с врачами в лечебных учреждениях, с юристами в правоохранительных органах». Введение советской символики и эстетики сопровождалось уничтожением памятников времен Латвийской Республики, что «во всем мире называют вандализмом». Советские власти заставляли учить историю СССР (по сути, России), в которой «сведениям о Латвии было отведено весьма неприметное место». Их конечной целью было «уничтожить все обучение на латышском языке». Латышская культура если и развивалась, то «в неблагоприятных условиях». Латышей духовно укрепляли лишь Праздники песни и отдельные театральные постановки. С сожалением отмечается, что «ставшие популярными в 30-е годы писатель Вилис Лацис, поэты Янис Судрабкалн, Мирдза Кемпе и некоторые другие послушно выполняли заказы партии и правительства»⁵⁸.
 
При описании уровня жизни в Латвийской ССР в период «стагнации» или «частичной стабилизации оккупационного режима» (1970-е — первая половина 1980-х гг.) делается акцент на бытовых трудностях, отсутствии свобод и экологических проблемах. Утверждается, что уровень жизни народа так и не достиг довоенного, даже в период «стагнации». Повысить его не позволяла чрезмерная зависимость от центральных органов власти СССР, а также неспособность республиканского руководства во главе с «враждебными любым национальным проявлениям приезжими латышского происхождения из Советского Союза — Арвидом Пельше и Аугустом Воссом» защитить интересы населения и предотвратить «разбазаривание природных богатств». Перечисляются внешние признаки «стагнации» в «оккупированной» Латвии: «дефицит продовольственных и промышленных товаров, падение трудолюбия и производительности труда, рост алкоголизма в обществе, усиление политики русификации, невыразительное однообразие художественного творчества и культурной среды, нерациональное использование и разорение природных ресурсов». Против советского режима в этот период выступали латышские диссиденты⁵⁹.
 
Таким образом, в течение всего времени «советской оккупации» СССР целенаправленно проводил «геноцид против народа Латвии», осуществлял «террор», «усиленную русификацию» и «колонизацию», пытался с помощью «мигрантов» и «необоснованного роста промышленности» добиться главной своей цели — «уничтожить идентичность» латышей. Латышская культура если и развивалась, то «в неблагоприятных условиях», а уровень жизни народа так и не достиг довоенного даже в период «стагнации»⁶⁰.
 
Начало «перестройки» превратилось в новое пробуждение латышского народа («Атмода»). 1—2 июня 1988 г. в Риге на пленуме творческих союзов интеллигенция открыто заявила о «советской оккупации» Латвии. Латышский народ, «у которого на его родине была ограничена свобода и отняты права самому решать свою судьбу, начал борьбу за свое существование». Был создан Народный фронт Латвии (НФЛ), который в ходе «песенной революции» объединил широкий спектр общественных групп и течений, но его руководство проводило радикализацию требований, вплоть до главного — «восстановления независимости». Делалось это постепенно, «чтобы не спровоцировать органы безопасности СССР на насильственное подавление движения»⁶¹.
 
Победивший на выборах НФЛ принял 4 мая 1990 г. в Верховном Совете Латвии [Латвийской ССР] Декларацию о восстановлении независимости Латвийской Республики. Указывается, что был объявлен переходный период к полному восстановлению независимости Латвийского государства. Делается вывод о том, что «если бы переходный период не был провозглашен, то это дало бы руководству СССР повод вмешаться с помощью военной силы. Именно этого он все время пытался добиться». Вопрос о фактическом обмане «инородцев», получивших от НФЛ обещания равных прав в независимом государстве, обходится с помощью следующей формулировки: «Благоразумная и терпимая национальная политика способствовала поддержке нацменьшинствами идеи независимости Латвии».
 
Вместе с тем «оккупанты», включая часть проживавших на территории Латвии «инородцев», сопротивлялись, «организовали мероприятия, направленные против стремления к независимости»⁶². Для более эмоционального восприятия учениками событий того времени на страницах учебника приводится карикатура на «мачеху-Россию», которая ругает трех «непослушных» детишек, символизирующих прибалтийские республики, приговаривая: «Иногда даже удивляюсь, зачем я вообще украла вас…»⁶³. Повествуется о «враждебной» деятельности «Интерфронта» и «преступлениях» Рижского ОМОНа под руководством Компартии, в результате которых в январе 1991 г. в Риге погибло 6 человек.
 
В некоторых учебниках говорится о «серьезной поддержке», которую оказал Латвии в ее стремлении к независимости президент России Борис Ельцин, подписав 13 января 1991 г. соглашение о межгосударственных отношениях, и даже приводится его текст. Впрочем, в некоторых учебниках об этом умалчивается⁶⁴.
 
После фактического «восстановления» независимости Латвии в августе 1991 г. началась «тяжелая работа» по укреплению атрибутов суверенитета (граница, дипломатические отношения, собственная валюта, армия, новые законы, превращение промышленности и сельского хозяйства в «независимые от России»). Подчеркивается, что Россия пыталась «помешать» выводу своих войск из Латвии и вступлению ее в ЕС и НАТО, используя в качестве повода статус «неграждан» и разногласия по вопросу истории Латвии во Второй мировой войне. Однако эти попытки не увенчались успехом благодаря поддержке США. Но Россия не унимается, продолжая высказывать Латвии упреки в нарушении прав русскоязычного населения, поддерживать радикальных политиков в требованиях придания русскому языку статуса второго государственного и критиковать реформу образования⁶⁵. Состояние двусторонних отношений с РФ на современном этапе характеризуется следующим образом: «Надежды Латвии, что после вступления в ЕС и НАТО отношения с Россией нормализуются, не оправдались»⁶⁶.
 
   
Анализ содержания учебников по истории Латвии показывает, что при изложении исторического материала у латвийских школьников сознательно формируется негативный этнический стереотип русских и эмоциональное отторжение России. Характерно, что представляемые школьникам «позитивные» примеры взаимодействия с русскими крайне малочисленны, причем тут же ретушируются антироссийскими выпадами.
 
Попытки передать «вековую боль латышского народа» через описание «славянской экспансии», «русских зверств», «российского империализма» и «советской оккупации» приводят к тотальному искажению действительной картины истории, в которой латышский народ вовсе не был жертвой, выжившей вопреки России. Выпячивание и смакование сцен насилия, обычных для прошлых эпох, выстраивание их в некое подобие «логической» цепочки, умолчание о реальных причинах тех или иных событий, смысле и механизме принятия военных и политических решений приводит к негативной мифологизации образа России, способствует закреплению у латышской молодежи русофобских комплексов и депрессивных настроений.
 
Следует отметить, что при подаче исторического материала, связанного с Россией, заметно сужаются попытки авторов учебников развивать критическое мышление у школьников, явно проявляется стремление навязать крайнюю антироссийскую точку зрения, интерпретацию, оценку. Несмотря на то, что в некоторых учебниках большое внимание уделяется текстам первоисточников, их подбор, как правило, тенденциозен и не нацелен на побуждение учащихся к самостоятельным исследованиям. Приходится констатировать, что в учебной литературе по истории Латвии нарушен баланс локальных, региональных, национальных, европейских и мировых перспектив в изложении фактов прошлого и настоящего по причине предвзятого отношения к России.
 
Печально, что в учебниках полно прямых фальсификаций, на которые идут авторы, если они могут «подтвердить» некий желаемый стереотип. Например, для иллюстрации «агрессивных» планов России используется следующее утверждение: «Царь Петр I заявил, что он “прорубит окно в Европу”»⁶⁷. Хотя известно, что это выражение появилось в 1769 г. в «Письмах о России» Франческо Альгороти, где оно использовалось для образной констатации, а не для заявления о грядущих планах. Или сюжет о дозволении российских властей использовать для латгальского письма только «русский алфавит» трактуется следующим образом: «Почти 40 лет латгальцы оставались без книг на своем языке»⁶⁸. Но в 1860-е гг. еще не был составлен собственно латгальский алфавит, а использовался «по старинке» польский, который и был на данной территории отменен. При этом «плач о латгальцах» не повторяется на страницах, описывающих «улманисовские времена» (1934—1940), когда публичное использование латгальского языка действительно выкорчевывалось жесткими административными методами.
 
Не выдерживает критики и желание представить, что большевики чуть ли не насильно «втянули» красных латышских стрелков в Гражданскую войну, в советские, партийные и репрессивные органы. Столь же антиисторично замалчивать прилив сил в левое движение Латвии накануне и в ходе событий лета 1940 г., акцентировать внимание на присутствии советских войск при выборах народного Сейма в 1940 г. и «забывать», что сама Латвийская Республика в 1918 г. провозглашалась в присутствии и некотором содействии немецких штыков, а удержалась в 1919 г. на англо-французских корабельных орудиях. Апофеозом вранья можно назвать «развязывание» Второй мировой И. Сталиным вместе с А. Гитлером или «геноцид» латышей в период существования Латвийской ССР.
 
Неприкрытая пропаганда в латвийских учебниках ненависти и вражды к России, как представляется, наиболее пагубно действует на латышских подростков, так как их русские сверстники, во-первых, значительно меньше доверяют местным учебникам истории, во-вторых, могут найти массу интересной и разнообразной информации о России за пределами школы, если хотят.


ПРИМЕЧАНИЯ