Итак, в 5 часов вечера 13 (1) сентября 1812 года на историческом совете в Филях было принято решение об оставлении русскими войсками Москвы.




«Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это, как на Провидение..» – сказал генералам Кутузов.


В ночь с 13 (1) сентября на 14 (2) сентября русские войска начали движение через город. Один из русских офицеров, участвовавший в этом печальном шествии вспоминал: «На каждом шагу представлялись горестные явления: жены, старцы, дети плакали и выли, не зная куда деваться. Иные выбегали из домов бледные, отчаянные, и суетились, не понимая о чем: все в глазах их разрушалось и казалось, с приближением Антихриста, светопреставлением…» [Походные записки артиллериста 1812-1816. М., 1833.].

«Нашли мы всех прошедшего дня раненых и бесконечные обозы, а паче Московского ополчения. С сего времени можно по справедливости считать умножившиеся в армии беспорядки, нестройное всех войск по одной дороге движение, теснимое обозами, и, вообще, все роды незнакомых дотоле в армии неустройств...» [Записки Алексея Петровича Ермолова о войне 1812 года. Лондон-Брюссель, 1863.]



Вид на Кремль со стороны Каменного моста. Художник: Ф. Алексеев.

Войска шли двумя колоннами. Первая проходила через Каменный мост и Замоскворечье, вторая колонна двигалась через деревянный Дорогомиловский мост (ныне — «Бородинский мост») по направлению к Кремлю и далее по набережной мимо Воспитательного дома. Обе колонны сходились у Покровской (Коломенской, Рязанской) заставы на юго-востоке города.



Отход русских войск через Москву художник АРХИПОВ

«Переправы, тесные улицы, большие за армией обозы, приближенные в ожидании сражения, резервная артиллерия и парки, и в то же время толпами спасающиеся жители Москвы до того затруднили движение войск, что армия до самого полудня не могла выйти из города»
[Ермолов А.П. Там же]




Свидетель отступления русских войск Иван Иванович Лажечников писал: «надо было видеть в это время усердие москвичей к воинам, пролившим кровь за отечество. Калачи летели в повозки, сыпались деньги пригоршнями, то и дело опорожнялись стаканы и кувшины с квасом и медами; продавцы распоряжались добром своих хозяев как своею собственностью, не только не боясь взыскания, но еще уверенные в крепком спасибо; восклицаниям сердечного участия, благословениям, предложениям услуг не было конца»



Бегство жителей из Москвы. Художник: К. Лебедев

Южнее Рогожской была загружена людьми Покровская (Коломенская, Таганская) застава (ныне – пл. Абельмановская Застава), выводившая людей на Бронницкую (Рязанскую) дорогу, еще южнее – Спасская застава (ныне пл. Крестьянская Застава).Тянулись беженцы и на юго-запад по Якиманке к Калужской заставе (ныне пл. Гагарина), выходя на Старую Калужскую дорогу.



Художник Самокиш. Жители покидают Москву

Елена Похорская в те дни вместе с подругой-дьячихой решила поглядеть, что происходит на Калужской заставе Камер-Коллежского вала: «Стали мы подходить, да так и ахнули: что карет, что колясок, что повозок, и не перечтешь! Как есть всю улицу запрудили. Кто ехал по казенной надобности того пропускали вперед, а другие по два, да по три часа стояли, ждали своей очереди. Все торопятся, суетятся, теснятся, лошади пугаются, пешеходов давят; шум, крик, гам, точно все от пожара бегут» [ Рассказы очевидцев о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой (Е.В. Новосильцевой). М., 1912.].



Уход жителей из Москвы. Андрей НИКОЛАЕВ

«Замыкал русский арьергард Лейб-гвардии казачий полк во главе с полковником Иваном Ефремовичем Ефремовым (1774-1843). Случайно смешавшись друг с другом, Мюрат со своей свитой очутился среди русских казаков. К нему подъехал молодой русский офицер. «Кто начальник этого арьергарда?» — спросил его Мюрат. Офицер указал ему на пожилого человека воинственного вида в казацком мундире, — полковника Ефремова. «Спросите его, знает ли он меня».

Исполнив поручение, русский офицер ответил: «он говорит, что знает ваше величество и всегда видал вас в огне». Затем Мюрат обратил внимание на бурку, которая была на плечах Ефремова, и заметил, что эта одежда должна быть очень хороша на бивуаках. Когда это замечание было передано Ефремову, тот молча снял с себя бурку и передал ее Мюрату. Желая ответить любезностью на любезность, Мюрат передал полковнику часы...» [Попов А. Французы в Москве. М., 1876.]



Итак, если в соответствии с канонической историей, главная цель Наполеона, которая, собственно, и привела его в Москву – это разгром русской армии — то она никак не стыкуется с событиями, которые произошли сразу после совещания в Филях и решения об оставлении Москвы без боя:

2-го сентября Милорадович заключает с Мюратом перемирие на время отступления армии(Мюрат выразил согласие на перемирие до 7 час. утра 3 сентября.), в обмен на обещание оставить все как есть, ничего не уничтожая и не безобразничая. «Генерал Себастиани при разговоре с Милорадовичем, происходившем среди самых передовых цепей, с улыбкой указал на любезность французов, которые могли бы в значительной степени затруднить отступление русских, если бы того захотели» (Готье).

Русская армия, смешавшаяся с беженцами, зажатая московскими улицами, сгрудившаяся у мостов и ворот никакой боевой силы в это время не представляла. Удар французов по этой толпе вооруженных людей гарантированно превратился бы в бойню. Однако, Наполеон, отмахавший 3 000 лье ради уничтожения русской армии (каноническая версия), терпеливо ждал, пока этот табор покинет город, реорганизуется и снова превратится в войсковое соединение...




«3-го неприятель не предпринимал никаких наступательных действий, и Кутузов дал своим войскам дневку. Последняя была полезна для армии, помимо того, что дала возможность подтянуться отсталым, еще тем, что за этот день дороги значительно очистились от повозок, бежавших в последний момент жителей Москвы, которые страшно затрудняли движение войск.



Отступление русской армии 1812 год. Рис. Шевченко

4 сентября главные силы переправились по Боровскому мосту за Москву-реку. На левом берегу остался только арьергард под начальством Раевского, корпус которого сменил войска Милорадовича. В этот день французы не предпринимали также сколько-нибудь энергичного нaступления.»



Отступление арьергарда русской армии в 1812 году Александр ЧАГАДАЕВ

И только к вечеру 5 числа все русские войска таким образом были за Москвой рекой, т.е. в относительно безопасном положении. С этого числа начался знаменитый фланговый марш русской армии на Калужскую дорогу, который иначе, как гениальным сейчас не называют, в ходе которого и после него Наполеон сильно – сильно искал русскую армию, а после того, как нашел:

С 22 сентября по 6 октября русская армия и армия Мюрата стояли друг против друга и одна в виду другой, причем аванпосты были только разделены речкой Нарой, и не предпринимали никаких военных действий» (Кожевников А.А.)


Из записок А. П. Ермолова: «Гг. генералы и офицеры съезжались на передовых постах с изъявлениям вежливости, что многим было поводом к заключению, что существует перемирие.»

Нужны ли еще доказательства, что сама русская армия перестала интересовать Наполеона, как только он вошел в Москву.

Дурдом в русском стане тем временем достиг апогея:

По приказу Кутузова провиантские склады были эвакуированы из Калуги во Владимир, а армия, наоборот – перемещена под Калугу.

«29 августа без ведома генерал-интенданта Ланского Светлейший отдал приказ отправить съестные припасы из Калуги во Владимир, а затем – в Рязань... в результате вот уже три дня, как войскам нечего есть», — жалуется Ростопчин Александру 1 (РА 1892 №8, 537)

Обозы с продовольствием и армия, разошлись встречным курсом около Подольска и «сделали друг другу ручкой» чтобы больше никогда не встретиться. Впоследствие это организационное мероприятие аукнется резким ростом мародерства в армии, оставленной без припасов, а русский офицер, уже под Красным 7 ноября запишет в своем дневнике: «Трофеев у нас много; лавров девать негде; а хлеба — ни куска... Ты не поверишь, как мы голодны!.. Там, где меряют мешками деньги, нет ни крохи хлеба". (Ф.Н. Глинка «Письма русского офицера»)

О состоянии самой армии в момент отступления до Тарутино лучше всего скажут официальные строчки из рапорта Барклая де Толли:

«Обе армии, зная только, что надо следовать большою дорогой, шли без порядка. Экипажи, артиллерия, кавалерия, пехота, часто изломанные мосты останавливали движение, о починке которых не прилагалось никаких стараний. Приходя после утомительного перехода на назначенное место, войска бродили остаток дня то влево, то вправо, не зная, где остановиться, и, наконец, останавливались по сторонам большой дороги в колоннах, без биваков и продовольствия. Я сам за несколько дней не имел при себе никого из квартирмейстерского корпуса, который мог бы дать мне сведения о переходах и стоянках.

«Три раза в один день отдаются приказания атаковать неприятельские аванпосты и три раза отменяются. Наконец приводятся бесполезно в исполнение около вечера без цели и основания, потому что ночь заставляет прекратить действия. Подобные поступки заставляют опасаться, что армия потеряет всякое доверие к своим начальникам и даже храбрость.

«Все эти обстоятельства в совокупности расстроили мое здоровье и сделали меня неспособным продолжать службу».




Начальник штаба Бенингсен не так тактичен: «Солдаты уже не составляют армии. Это орда разбойников и они грабят на глазах своего начальства. В эту минуту, на 50 верст отсюда, страна разорена совершенно, и гвардейцы действуют заодно с остальными. Расстреливать невозможно: нельзя же казнить смертью по несколько тысяч человек в день? Князя Кутузова больше нет — никто его не видит; он все лежит и много спит. Солдаты презирают его и ненавидят его».

Ростопчин Аракчееву: «Беспорядок дошел до такой степени, что на виду у генералов солдаты начинают грабить дома бедных мужиков, и на 50 верст в окружности страна опустошена». «Все готово к мятежу»... «Солдаты мрут, как мухи, от голода и холода…Число больных достигает 400 человек в день»

Кстати, он первый называет фланговый маневр русской армии в одном из своих писем государю бесцельным и нерешительным мотанием. А секретность этого маневра опровергает Ермолов, который пишет в своих записках, «что он не переставал признавать главную квартиру врагом всякой тайны».

Но Наполеон не делает ни малейшей попытки добить деморализованной русское войско

Ростопчин в письме к графу С. Р. Воронцову от 28 апр. 1813 г. («Рус. Арх.», 1908, кн. 6, стр. 274): «Если бы, вместо того, чтобы оставаться в Москве, он тотчас же напал на Кутузова, он рассеял бы всю нашу армию, и мог бы спокойно отдыхать».

Мог, но не напал, то есть армия Кутузова ему уже была неинтересна. Она перестала мешать. Чему? Оккупации Москвы? Ну, зашел в сентябре, вышел в октябре... так и тянет спросить: «А че заходил то?» Давайте разбираться.


Направление главного удара

Итак – главная (и, думаю, единственная) причина вторжения на территорию Российской империи – невыполнение Александром первым условий Тильзитского соглашения о совместных действиях против Британии. То есть Британия, а не Россия – главная заноза, которую необходимо обезвредить. Россия – только инструмент. Если рассматривать намерения императора Наполеона, как политика, то его целью был — не полный разгром Российской империи и русской армии, а давление на императора Александра I для принуждения к дальнейшим согласованным действиям по сценарию Наполеона.

Заключение мира с Александром Первым после разгрома Российской армии Наполеон уже проходил и именно негативные результаты этого опыта привели к новой войне. Эти негативные результаты никак не давали разделаться с главным конкурентом Наполеона – Британской империей.

Не вызывает сомнения, что с точки зрения французских интересов военное вторжение в Азию с конечной целью завоевания Индостана стало бы стратегически важным шагом. Это привело бы к полному краху Великобритании и изменило геополитический расклад сил в мире. Впервые идея об индийском походе была высказана Бонапартом в 1797 г., еще до его экспедиции в Египет.



Бонапарт перед Сфинксом. Барон Жан-Леон Жером



Наполеон и его Генеральный штаб в Египте. Жан-Леон Жером

Смерть Павла I в 1801 г. перечеркнула на время планы Наполеона. Однако он не переставал обдумывать проекты восточных экспедиций и готовить для них почву. В 1805 г. эмигрант Вернег доносил русскому правительству о замысле французского императора «с помощью толпы своих агентов, козней и самых сильных средств добраться до английских колоний в Великой Индии. Это единственный способ поразить эту державу в самом источнике ее кредита и богатства и ударить на нее, так сказать, с тылу» (Сборник РИО. Т. 82. СПб., 1892.)

Еще до Тильзитского мира Наполеон послал в Азию с разведывательными целями миссии Ромье и Жобера, затем направил в Иран посольство генерала Ж.М.Гардана. В мае 1807 г. между Францией и Персией в Финкенштейне был подписан договор, одна из статей которого подтверждала о согласии шаха обеспечить французской армии беспрепятственный проход в Индию через свои владения. Сомнительно, чтобы Наполеон стал попусту тратить время на обсуждение данного вопроса в разгар войны с антинаполеоновской коалицией.

По всей видимости, он не сомневался в победоносном окончании кампании 1807 г. и надеялся заключить союз, в результате которого французские войска могли попасть в Иран через русскую территорию. (здесь и далее, приводя факты о работе русской и французской разведок, я буду опираться на материалы Виктора Михайловича Безотосного)



Наполеон принимает персидское посольство 27 апреля 1807 г. Гравюра. Начало XIX в.

Окончание тут