От Председателя:
В конце сентября ваш покорный слуга побывал в Москве на презентации книги историка Александра Дюкова «Накануне Холокоста. Фронт литовских активистов и советские репрессии в Литве, 1940—1941 гг.». Только вчера мне удалось заполучить эту книгу в руки. В книге более 500 страниц, в ней опубликовано почти 120 оригинальных документов 1940-42 годов (большинство из них опубликовано впервые). Это – приказы, отчеты, справки, донесения служб НКВД и НКГБ СССР и Литовской ССР, протоколы допросов, донесения немецких оккупационных властей и органов правительства Литвы, листовки и программы «Фронта литовских активистов»… Документы – из архивов Литвы, России, Украины, США. Потрясающе интересно.

Главная суть книги: в ней на реальных архивных документах показано, что депортации 1941 года были реакцией советских властей на деятельность литовского националистического подполья, а не наоборот, как сейчас принято толковать в Прибалтийских республиках. И что массовое уничтожение евреев в Литве — Холокост планировался литовскими националистами задолго до того, как советские власти приняли решение о депортации. Название книги «Накануне Холокоста» как нельзя точно дает установку – разобраться, с чего началась кровавая бойня в Литве. И КТО ее начал.

И еще — что депортации в Латвии были проведены заодно с литовскими. Что изначально их вообще не планировали, и только в последний момент Латвия и Эстония были внесены в проект постановления. То есть латышам за депортацию 1941 года следует благодарить литовских националистов-подпольщиков…

На мой непосвященный взгляд, книга — сенсационна. Могу только сожалеть, что она появилась не 20 лет назад, когда творилась современная прибалтийская «история». Надеюсь, что эта книга в ближайшее время станет доступной в интернете. А пока с любезного разрешения автора я публикую несколько материалов из нее.

1) Введение (читайте ниже)

2) Инструкция Фронта литовских активистов «Указания по освобождению Литвы», 24 марта 1941 г.

3) Листовка «Что такое Фронт литовских активистов?» [Весна 1941 г.]

4) Воззвание Фронта литовских активистов «На века освободим Литву от жидовского гнета». [Весна 1941 г.]


Читайте, задавайте вопросы автору – Александру Дюкову.



Сборник документов «Накануне Холокоста.
Фронт литовских активистов
и советские репрессии в Литве, 1940—1941 гг.».


Введение

22 июня 1941 г., сразу же после нападения нацистской Германии на Советский Союз, на территории Литвы начали действовать вооруженные формирования Фронта литовских активистов (Lietuvos Aktyvistų Frontas, ЛАФ) – подпольной националистической организации, созданной осенью 1940 г. и тесно связанной с германскими разведслужбами.

В литовской историографии эти события получили название «Июньского восстания». Отряды литовских активистов или, как их называют в современной Литве, «национальных партизан», совершали диверсии в тылу советских войск, нападали на мелкие подразделения Красной Армии и государственные учреждения, устраивали массовые расплавы над коммунистами, просоветски настроенными литовцами и в первую очередь над евреями.

Идея «восстановления» государственной независимости Литвы была дискредитирована сотрудничеством с нацистами. Постановлением сформированного Фронтом литовских активистов т.н. «Временного правительства Литвы» был создан первый концлагерь для евреев, а «национальные партизаны» деятельно участвовали в «работе» айнзацгруппы «А».

В том же июне 1941 г., за неделю до нацистского вторжения, советскими властями была проведена массовая депортация «антисоветского элемента» с территории Литвы. 14 июня органами НКГБ-НКВД было «изъято» около 17,5 тысяч человек. Примерно 5 тысяч из них были арестованы и направлены в лагеря ГУЛАГа, около 12,5 тысяч (в том числе много женщин и детей) – высланы на поселение в отдаленные районы СССР.

Депортация 14 июня 1941 г. стала самой массовой репрессивной акцией советских властей в предвоенной Литве; во внутренних документах советских органов госбезопасности в качестве причины массовой депортации называлась необходимость борьбы с прогерманским националистическим подпольем – тем самым, объединенным Фронтом литовских активистов.

Даже предельно сжатое описание «Июньского восстания» и июньской депортации 1941 г. порождает целый ряд вопросов. Как связаны между собой деятельность Фронта литовских активистов и советская депортация 14 июня 1941 г.? Действительно ли депортация стала ответом советских властей на подрывную деятельность пронацистского литовского националистического подполья? Или, может быть, депортация, планировалась советскими властями заранее и была бы проведена вне зависимости от подпольной деятельности ЛАФ? Справедливо ли утверждение, что «Июньское восстание» стало ответом литовцев на массовое выселение соотечественников – или, может быть, это выступление было подготовлено задолго до депортации и не имело к ней прямого отношения? И чем же были массовые убийства евреев литовскими «национальными партизанами» летом 1941 г. — жестокой реакцией на жестокую депортацию, или заблаговременно спланированным преступлением, не имевшем прямого отношения к депортации?

Эти вопросы привлекают заметное общественное внимание – ведь от ответов на них зависят оценки событий лета 1941 г. в Литве и их акторов. Неудивительно, что ответы сильно зависят от политических убеждений участников дискуссии и зачастую носят спекулятивный характер. Так, например, репрессивная деятельность советских органов внутренних дел и государственной безопасности в Литве в 1940 — 1941 гг. на первый взгляд может показаться хорошо исследованной историками.

За последние двадцать лет в Литве были выпущены десятки, если не сотни, работ, в той или иной степени затрагивающие тему репрессий «первого года» советской власти, составлены многотомные списки жертв советских репрессий [1]. Эта достойная похвалы исследовательская активность кажется особо впечатляющей на фоне невнимания к данной теме российских и западноевропейских исследователей [2]. Однако отдавая должное интенсивности работы литовских историков, невозможно не заметить, что во многом литовская историография советских репрессий «первого года» остается весьма шаблонной, односторонней и несвободной от фактических ошибок. Загнанная в прокрустово ложе официально утвержденной историко-политической доктрины [3], литовская историография просто не рассматривает таких вопросов, как, например, мотивация репрессивной деятельности советских властей [4]. Не менее печальны не выдерживающие критики, но весьма настойчивые попытки ряда литовских историков отождествить советские репрессии с геноцидом — попытки, на наш взгляд, имеющие скорее политический, чем научный характер [5]. Подобная практика принимает вызывающие беспокойство масштабы; известный литовский историк А. Каспарявичюс отмечает, что «ряд авторов, ниспровергая старые советские мифы, внедряют новые, используют неадекватные понятия, преувеличения и умозрительные заключения. Так, даже один из крупнейших исследователь советского периода истории Литвы А. Анушаускас сводит все проявления репрессий к сознательному истреблению – геноциду литовского народа» [6].

Политической (само)цензурой литовских исследователей, по всей видимости, объясняется и тот факт, что репрессивная деятельность советских властей, как правило, рассматривается без учета общего контекста; в некоторых работах о репрессиях советских властей даже не упоминается о том, что у советских органов госбезопасности в Литве существовал реальный противник – сотрудничавшее с нацистскими спецслужбами подполье Фронта литовских активистов [7]. Советские репрессии рассматриваются как нечто изначально запрограммированное, неизбежное следствие присоединения Литвы к Советскому Союзу. К сожалению, какой-либо серьезной аргументации правильности подобного подхода в работах литовских историков мы не находим.

Гораздо лучше обстоят дела в области изучения деятельности Фронта литовских активистов; историками опубликован целый ряд глубоких исследований, посвященных различным аспектам деятельности ЛАФ, в том числе – ее антисемитской идеологии и практике [8]. Несмотря на это, репрезентация руководства и боевиков ЛАФ как героев в белых (или почти что белых) одеждах по-прежнему остается весьма популярной не только у политиков, но и в академической среде. Помимо попыток преуменьшить ответственность ЛАФ за убийства евреев, важным аргументом для оправдания «национальных партизан» становится постулируемая жестокость репрессивной политики «первого года» советской власти в Литве. Однако, как уже указывалось выше, подобная аргументация требует фактических доказательств.

По нашему убеждению, при обсуждении дискуссионных и болезненных для общества вопросов истории крайне полезным является максимально широкое привлечение документальных источников. Введение в научный оборот новых документов позволяет тщательно аргументировать свою позицию; однако гораздо более важным следствием расширения источниковой базы становится возможность сужения круга возможных интерпретаций за счет «отсечения» тех из них, которые находятся в прямом противоречии с выявленными источниками и, следовательно, носят явно спекулятивный характер.

Книга, которую Вы держите в руках, — попытка сделать новый шаг (или даже несколько) в научном осмыслении трагических событий лета 1941 г. в Литве. Вниманию читателя предлагается комплекс документов, позволяющий, во-первых, составить представление об идеологии, планах и конкретной деятельности Фронта литовских активистов, и, во-вторых, прояснить масштабы и динамику репрессивной деятельности советских органов госбезопасности в Литве, ее мотивы, процесс подготовки и проведения конкретных репрессивных акций (в первую очередь – депортации июня 1941 г.), роль союзных и республиканских органов НКВД-НКГБ в осуществлении репрессивной деятельности.

Настоящий сборник — наиболее полное к настоящему времени собрание документов о репрессивной деятельности советских властей в Литве в 1940 – 1941 гг.; в него включены документы как союзных, так и территориальных органов НКВД-НКГБ, большинство из которых публикуется впервые. Вошедшие в сборник документы Фронта литовских активистов в подавляющем большинстве уже были ранее опубликованы на литовском языке [9], однако из-за языкового барьера они остаются практически неизвестными российским и западноевропейским исследователям. Специально для этого сборника наиболее важные документы ЛАФ были переведены на русский язык. В сборник также включены документы созданного в июне 1941 г. «Временного правительства Литвы» и нацистских спецслужб, отражающие процесс реализации планов ЛАФ летом 1941 г. По нашему убеждению, вошедшие в сборник документы позволяют по-новому взглянуть не только на историю репрессивной деятельности советских властей в Литве 1940 – 1941 гг., но и на первый этап трагедии Холокоста в оккупированной нацистами республике.

Публикуемые в сборнике документы показывают, что традиционное представление об изначальном наличии у советских властей планов по проведению массовых репрессий в присоединенной к СССР республике основано не на фактах, а на затянувшемся историографическом недоразумении.

Достаточно долгое время в качестве «доказательства» существования подобных планов назывался приказ НКВД СССР № 001223 от 11 октября 1939 г. [10]. Эмигрантские прибалтийские историки (а вслед за ними и другие [11]) утверждали, что именно на основе этого приказа осуществлялась депортация 14 июня 1941 г. Получалось, что подготовка советских властей к проведению массового выселения «антисоветского элемента» из Литвы началась еще в осенью 1939 г., до вхождения республики в Советский Союз.

Однако это утверждение было построено на неверной атрибутации документа; за реально существовавший приказ НКВД СССР № 001223 от 11 октября 1939 г. ошибочно принималась опубликованная немецкими пропагандистами еще в 1941 году инструкция о проведении депортации из республик Прибалтики за подписью заместителя наркома госбезопасности СССР И. Серова, датируемая началом июня 1941 г. (документ № 74). Впервые на ошибочность отождествления «инструкции Серова» с приказом № 001223 указал еще в 70-х годах ХХ века финский историк С. Маллюниеми [12]; после того, как историкам стали доступны документы советских спецслужб, ошибочность подобной атрибутации была признана и рядом прибалтийских историков [13].

Однако признание этой ошибки не привело к отказу от концепции о заблаговременной подготовке советскими властями массовых репрессий и депортаций в республиках Прибалтики и конкретно в Литве. Из многочисленных сохранившихся документов республиканских НКВД – НКГБ следовало, что в соответствии с приказом № 001223 осуществлялся оперативный учет «антисоветского элемента»; соответственно было высказано предположение, что речь шла об учете тех, кто намечался к аресту или депортации. Ссылаясь на адаптировавший приказ № 001223 к местным условиям приказ НКВД Литовской ССР № 0054 от 28 ноября 1940 г. (Приложение II, документ № 1), уже упоминавшийся историк А. Анушаускас утверждает, что подлежавшие постановке на оперативный учет лица включались в списки на арест [14].

Подобное предположение, разумеется, имеет право на существование – до тех пор, пока о содержании приказа № 001223 было известно лишь по косвенным данным. Впервые этот документ публикуется в настоящем сборнике (Приложение I, документ № 1). Читатель может убедиться, что приказ № 001223 и введенная им в действие инструкция об осуществлении оперативного учета не предусматривали автоматической подготовки к осуществлению репрессий в отношении поставленных на учет «антисоветских элементов». Речь шла не более чем о создании базы данных на лиц, которые потенциально могли быть использованы «иностранными разведками и контрреволюционными центрами в антисоветских целях» и потому должны были находиться в сфере внимания органов госбезопасности.

Подобная информационная работа была характерна для всех полицейских органов ХХ века, независимо от формы правящих режимов. Так, например, созданное в 1919 г. в США Отделение общей разведки (General Intelligence Division) в короткое время собрало досье на 200 тысяч «нелояльных» [15], а к 1960 г. Федеральным бюро расследований велось около 432 тысяч дел на «подрывные» организации или лица [16]. Все это – не более чем одна из повсеместно распространенных практик описанной П. Холквистом модерной «политики населения» [17]; сама по себе организация оперативного учета потенциально нелояльных граждан еще не означает, что все они неизбежно подвергнутся каким-либо репрессиям. Таким образом, ни приказ НКВД СССР № 001223, ни адаптировавший его к местным условиям приказ НКВД ЛССР № 0054 не могут служить доказательством подготовки к массовым репрессиям.

Другой вопрос – были ли использованы материалы осуществлявшегося в соответствии с приказом № 001223 оперативного учета при подготовке массовых репрессий в Литве и, в частности, депортации июня 1941 г.? Публикуемые в сборнике документы дают неожиданный ответ на этот вопрос. Оказывается, по состоянию на вторую декаду мая 1941 г. оперативный учет органами НКГБ ЛССР практически не велся (документы № 61, 62). Реальная подготовка же списков подлежащих депортации «антисоветских элементов» началась в Литве только после специального указания наркома государственной безопасности СССР В. Меркулова от 19 мая 1941 г. (документ № 60); это была целевая акция, не имеющая отношения к оперативному учету «антисоветского элемента» в том виде, в котором он предусматривался приказом № 001223.

Существуют ли другие документы, из которых можно сделать вывод о наличии у советских властей непосредственно после присоединения Литвы к СССР каких-либо планов массовых репрессий в республике? Литовские историки часто указывают, что еще до официального присоединения Литвы к СССР силами Департамента государственной безопасности Литовской республики с явной подачи советской стороны были проведены довольно масштабные аресты руководителей «антигосударственных» (то есть враждебных новой власти) партий (документ № 1).

Однако эта операция носила ограниченный характер [18] и (как по масштабам, так и по сути) была схожа с арестами, сопровождавшим ранее происходившие в прибалтийских странах государственные перевороты [19]. В этой операции можно обнаружить советскую специфику (например, в сведениях на подлежащих аресту следовало указывать уровень материального состояния), однако стремления к развертыванию массовых репрессий в ней не прослеживается.

Не находим никаких признаков подготовки к массовым репрессивным акциям мы и в документах созданного в сентябре 1940 г. НКВД ЛССР. Один из первых приказов наркома внутренних дел Литвы А. Гузявичюса «О порядке выполнения обысков и арестов» (документ № 2) весьма сдержан: для ареста необходима санкция главы НКВД республики или его заместителя, а уездные отделы лишены права самостоятельно поводить аресты. Весьма симптоматичной выглядит содержащаяся в приказе ссылка на постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об аресте, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г., ознаменовавшее собой конец массовых операций периода «Большого террора» 1937 – 1938 гг.

Судя по выявленным документам, деятельность НКВД Литвы в значительной степени носила реактивный характер и сводилась главным образом к вербовке агентуры, противодействию выступлениям «антисоветского элемента» по круглым датам (документы № 5, 6, 14), а также к борьбе с деятельностью германской разведки, на что руководство НКВД ЛССР ориентировала Москва (документы № 3, 15). При этом уже в ноябре 1940 г. выяснилось, что штаты республиканского НКВД недостаточны даже для весьма скромных масштабов оперативно-следственной работы (документы № 7, 9). Это – еще один существенный аргумент в пользу того, что никаких массовых репрессивных операций в Литве советскими властями в то время не планировалось; ведь в противном случае штаты наркомата внутренних дел были бы заметно больше.

Обстановка в республике, судя по документам НКВД, была достаточно напряженной. Радикальные преобразования новых властей (национализация, отделение церкви от государства, преобразования в сельском хозяйстве) вызывали недовольство у ущемленных переменами слоев населения; в недавно присоединенном к Литве Виленском крае действовали подпольные польские организации (документ № 6). Шло образование новых подпольных организаций из числа наиболее активных представителей бывшего государственного аппарата Литвы, причем – не без поддержки германских спецслужб (документ № 8).

В ноябре 1940 г. в Берлине бывшим послом Литвы К. Шкирпой был организован Фронт литовских националистов – организация, исповедовавшая откровенно фашистскую идеологию и ориентировавшаяся в своей деятельности на нацистскую Германию (документы № 13, 26, 50). О существовании этой организации, вскоре ставшей главной проблемой для органов госбезопасности в Литве, в НКВД ЛССР узнали уже в середине ноября 1940 г. (документ № 8), однако масштабы ее деятельности были осознаны гораздо позже.

В соответствии с указаниями Москвы большое внимание республиканских органов госбезопасности оказалось сосредоточено на находившихся в Литве беженцах из оккупированной нацистами Польши. В конце ноября 1940 г. глава НКВД ЛССР А. Гузявичюс направил в Москву спецсообщение, в котором констатировал, что среди беженцев из Польши есть более четырех тысяч человек, намеревающихся выехать за границу и уже имеющих либо иностранные визы, либо заверительные письма из соответствующих посольств. Гузявичуюс предлагал разрешить этим людям выехать из Литвы (документ № 10).

В Москве согласились с этим предложением, однако не ограничились им. 12 декабря 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление, касавшееся беженцев в Литве. Проблему планировалось решить следующим образом: разрешить выезд за границу тем, кто имел иностранные визы; принять в советское гражданство тех беженцев, кто изъявит такое желание; выслать в Казахстан и Коми АССР сроком на 3–5 лет «помещиков, фабрикантов, офицеров и полицейских» из числа беженцев, а так же отказавшихся принимать советское гражданство (документ № 11).

В результате решения Москвы НКВД ЛССР было поставлено перед необходимостью проведения достаточно масштабной операции по выявлению и выселению из республики «контрреволюционного элемента» беженцев. Однако с выполнением этой задачи органы внутренних дел Литвы попросту не справились.

В январе 1941 г., в соответствии с упомянутым постановлением, началась «регистрация и прием заявлений по оформлению в гражданство СССР от беженцев из бывшей Польши». Чуть позже, в феврале 1941 г. (процесс регистрации беженцев на оформление гражданства СССР еще продолжался), началась подготовка выселения тех, кто от советского гражданства отказывался. «Разрабатывается оперативный план по изъятию контрреволюционного элемента, который вышлем 20 февраля 1941 г.», — говорилось в датированном 6 февраля спецсообщении НКВД Литовской ССР (документ № 19).

Готовившаяся акция в какой-то степени носила преемственный характер по отношению к действиям прежних литовских властей в отношении беженцев [20]; однако если репрессивные действия литовских властей носили отчетливый национальный (антипольский) оттенок, то под ударом советских органов безопасности оказывались «нелояльные» вне зависимости от национальности.

К 20 февраля оперативный план так и не был разработан; этому помешало разделение НКВД на наркоматы внутренних дел и госбезопасности [21]. Только 14 марта 1941 г. (через три месяца после выхода постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б)) нарком государственной безопасности Литвы П. Гладков направил в Москву предложение об аресте выявленного среди беженцев «контрреволюционного элемента» общим числом 975 человек. Глава литовского НКГБ также просил у Центра указаний: как поступать с теми из беженцев, которые хотят выехать из СССР (документ № 24).

Судя по всему, согласие НКГБ СССР на депортацию «контрреволюционного элемента» из числа беженцев было получено незамедлительно. 26 марта 1941 г. были подписаны два нормативных документа: инструкция о порядке оформления дел на лиц, выселяемых с территории Литовской ССР и инструкция для ответственных за погрузку в эшелоны арестованного и выселяемого контрреволюционного элемента из Литовской ССР (документы № 27, 28).

Однако даже после этого провести выселение «контрреволюционных» категорий беженцев органы госбезопасности Литвы не смогли. Только спустя месяц, 23 апреля 1941 г. нарком госбезопасности Литовской ССР направил в Москву телеграмму о готовности провести операцию по изъятию «контрреволюционного элемента» из числа беженцев. Планировалось изъять 2250 человек «контрреволюционного элемента» и 880 членов их семей (документ № 39).

Интересно, что глава НКГБ Литовской ССР намеревался подлежащие изъятию контингенты не высылать, как следовало делать в соответствии с инструкциями 26 марта, а арестовывать и судить. Он даже сделал раскладку, в каких тюрьмах сколько человек можно содержать во время следствия.

Не позднее 26 апреля из Москвы пришла совместная директива НКГБ и НКВД СССР, предписывающая провести, наконец, депортацию «контрреволюционного элемента» из числа беженцев (документ № 41). Однако ко второй декаде мая 1941 г. операция по изъятию «контрреволюционного элемента» из числа беженцев так и не была проведена и ее пришлось впоследствии «совмещать» с депортацией 14 июня 1941 г.

Растянувшаяся на много месяцев история с несостоявшейся депортацией из Литвы «контрреволюционного элемента» беженцев наглядно свидетельствует о том, что республиканские органы НКВД-НКГБ в конце 1940 – первой трети 1941 гг. были просто не способны проводить массовые репрессивные операции – даже при наличии специального постановления Москвы.

Причины подобного положения вещей носили как субъективный, так и объективный характер. С одной стороны, постановка работы подразделений НКВД-НКГБ оставляла желать много лучшего. Материалы проведенной второй декаде мая 1941 г. проверки деятельности республиканских органов госбезопасности рисуют ужасающую для любого начальства картину; так, например, во многих региональных подразделениях НКГБ ЛССР оперативный учет практически не велся, а на запросы из Каунаса часто просто не отвечали (документы № 61, 62).

С другой стороны, с начала 1941 г. значительная доля внимания органов госбезопасности Литвы была отвлечена на деятельность расширяющегося подполья Фронта литовских активистов, польских нелегальных организаций (документ № 29) и немецких спецслужб.

1941 г. начался в Литве с предвыборной кампании в Верховный Совет СССР. Официальная агитация столкнулась с пропагандой недовольных советской властью; органы НКВД фиксировали появления большого количества антисоветских и антисемитских листовок (документы № 14, 16). Выявление авторов листовок занимало немало времени; характерно, что в случае, если листовки распространяли несовершеннолетние, органы НКВД не заводили дела, ограничиваясь внушением и вызовом родителей (напр., документ № 18).

Заметное увеличение количества антисоветских листовок не носило случайного характера; оно являлось прямым последствием расширения деятельности подпольных групп Фронта литовских активистов (документ № 17, 23). Одновременно, благодаря использованию литовских эмигрантов из числа бывших работников полиции и спецслужб, а так же возможностей подполья ЛАФ, германским разведорганам удалось заметно интенсифицировать свою работу в республике; констатация этого факта в документах НКВД ЛССР выглядит довольно безрадостно. «Бежавшие нелегально через границу чиновники политической уголовной полиции, а также бывшие офицеры литовской армии, используются в разведывательных целях немецкими разведывательными органами. Эта категория лиц вербует на территории Литовской ССР оставшихся родственников, сослуживцев и знакомых, а также принимает меры к установлению связи с находящейся у них агентуры, завербованной ими в период работы в политической полиции и военной разведки», — констатировал в конце марта 1941 г. глава НКГБ Литвы П. Гладков в донесении в Москву.

Нарком госбезопасности Литвы имел все основания для беспокойства. Кропотливая разработка связей германской разведки дала неожиданный результат: во второй декаде марта на перевербованного советскими контрразведчиками агента гестапо «Балтийскую» вышел представитель Фронта литовских активистов и передал ей для передачи в подполье листовку «Литовского информационного бюро в Берлине» (структуры, тесно связанной с ЛАФ). Из листовки следовало, что ЛАФ в преддверии нападения Германии на СССР готовит масштабное вооруженное выступление в Литве. Получив эту информацию, Гладков ориентировал своих подчиненных сосредоточить внимание на разработке «контрреволюционных повстанческих формирований» (документ № 30).

Продолжение тут