Почему негодование общества, направленное на «Максиму», столь несоизмеримо велико по сравнению с возможной виной и ответственностью других организаций и должностных лиц за трагедию в Золитуде?

Неужели только катастрофа и высказывания уже бывшего руководителя «Максимы» в Латвии побудили многих так сурово высказать свое неодобрение этому литовскому предприятию?

Мне кажется, что и трагедия, и высказывания здесь вторичны. Главная причина: «Максима» — это самое заметное из повседневных напоминаний о нашей собственной беспомощности. «Максима» самим своим существованием раздражает не только латвийских производителей и поставщиков продовольствия, не только торговцев, но чуть ли не каждого жителя Латвии.

Если такая торговая сеть либо любое другое предприятие подобного масштаба и влияния, принадлежит, например, норвежцам, то это не вызывает зависти. Куда нам до зажиточных норвежцев! Нет у нас такого опыта, как у финнов или немцев, намного меньше денег, чем у русских. Поэтому, когда в Латвии свой бизнес начинают представители богатых и развитых стран, то все в порядке. Может, в кухонных разговорах завистливо поворчим, но унижения не почувствуем.  

Совсем иначе, если с большим проектом к нам входят литовцы или эстонцы. Тогда это не только конкуренция, но и напоминание о собственном бессилии. «Максима» ежедневно и повсеместно напоминает о том, насколько не соответствуют истине отговорки о якобы объективных обстоятельствах нашей беспомощности. Если литовцы в точно таких же обстоятельствах смогли, то почему мы не можем?

Другие объяснения нападок на «Максиму» выглядят неловко. Трагедия была как новая отговорка. Сначала бойкотировали за высказывания руководителя. Предприятие отреагировало через пару часов, уволив его. Разве неприязнь уменьшилась? Нет! Инициативы в обществе продолжаются, к тому же начальный повод уже забылся.

В более позитивной атмосфере «Максима» могла бы стать историей успеха, которая побудила бы предприимчивых людей Латвии к более широкому разхмаху, к попыткам вырваться за пределы страны. Но нет! Проще испытывать ненависть в надежде, что если вывеска этой «Максимы» не будет ежедневно напоминать о собственном бессилии, то жизнь здесь будет более спокойной, в соответствии с привычным ритмом нашего болота.

Почему у нас нет ни одного столь масштабного предприятия? Почему у нас нет таких предпринимателей, с таким куражом, желанием и умением? Мы недостаточно этого хотим? Или готовы смириться с тем, что большие амбиции несут и нежелательные риски? Здесь можно как пример упомянуть «Парекс» и airBaltic.

Я не хочу снова начинать дискуссию о том, какие преступления совершили В. Каргин и В. Красовицкий. Не хочу оценивать, насколько корыстен был Б. Флик. Темой этой статьи не являются также отношение «Максимы» к работникам и инструкция о действиях при срабатывании сигнала тревоги. Об этом много говорили и будут говорить еще.

Но я бы хотел начать дискуссию о том, почему у нас нет своей «Максимы» если не балтийского, то хотя бы латвийского масштаба. Почему мы не умеем кооперироваться? Почему неспособны думать шире? И почему так нетерпимы к тем, кто сами готовы расти и помогают другим подниматься вверх?