На фоне конфронтационных сообщений последних дней выделяется одно — интеграционное. Турция вновь решила «идти в Европу».

 

И нет сомнений, что и в Европе, и, кстати, в России и на Украине будет много радующихся за турок личностей.

Однако вот вопрос — а Турция уже соответствует европейским критериям? Или она решила сама, что сейчас наступило самое время опять заявить о своих европейский претензиях, которые впервые озвучила аж в 1987 году?

Момент выбран донельзя «удачно» — выборы, которые прошли этой осенью, вызвали волну критики международных наблюдателей. А запросы самого президента Эрдогана на наделение себя самого дополнительными полномочиями, чтобы сделать страну из парламентской демократии — призидентской республикой, совпали со стрельбой ракетами по пролетавшим российским самолетам.

Президента России Владимира Путина многие не любят — в том числе и в политическом истеблишменте Европы. (Западной Европы, в бывших постсоветских странах больше тех, кому он симпатичен.)

Но все понимают, что симпатии — это одно, а стрельба — совсем другое.

Тем более что у Эрдогана и ведомой им Турции есть свои «косяки», о которых мало думают в среде «еврооптимистов-антипутинистов».

Прежде всего — это проблема курдского народа. Народ, соизмеримый по численности с поляками или украинцами (от 40 до 45 млн.), с древнейшей историей и религиями не имеет своего государства.

И если на севере Ирака у них появилась после ликвидации режима Саддама Хуссейна хотя бы автономия, то на территории Турции у курдов нет ничего.

Мало того — несколько месяцев назад Эрдоган прекратил режим перемирия с курдским меньшинством, в результате его сложилась странная ситуация: сирийские курды воюют с ИГ вместе с иракскими курдами, которым помогают США и другие страны их коалиции (в том числе и наземными войсками), а Турция своих курдов третирует.

Эрдогана понять можно — если Башар Асад согласиться дать сирийским курдам независимость, то вопрос как минимум автономии для 15 миллионов турецких курдов станет на повестку дня на следующий день, а там и до курдского государства недалеко.

И можно быть уверенным — эта новая страна не будет питать к Турции никаких теплых чувств.

Она с Ираном скорее договорится — на основе близости языков. И в силу веротерпимости — с Европой. Домой поедут курды-беженцы, что в той же Европе приняли бы «на ура» и даже помогли начать новую жизнь.

Кстати — Европа всегда подталкивала Турцию к решению курдской проблемы, но не очень успешно.

К тому же явные пантюркистские замашки ее руководства не давали надежд на то, что она не станет источником проблем для ЕС.

Само турецкое руководство, ведомое Эрдоганом, то хотело в Европу, то не хотело, а вот теперь захотело снова.

Но Европа уже не та, что прежде.

Восторг от расширения уже давно утих. Даже руководство Евросоюза в лице главы Еврокомиссии Юнкера говорит о возможности Евросоюза «двух скоростей». Наплыв беженцев заставил беспокоить за судьбу шенгенских границ.

И это на фоне проблем с экономикой Европы, которой предстоит исхитриться, и стать более инновационной и менее энергозатратной после Парижского климатического саммита, на котором Европа же должна стать лидером по отказу от дешевеющего углеводородного топлива!

От России уже просят только одного — чтобы успокоилась и не бередила соседей. Пройдут годы, и президент Путин оставит свой пост, и на его место придет кто-то другой — лучше, хуже — но другой. И с ней можно вести дела в более или менее близком контакте — то есть регулировать степень взаимного влияния.

Но страна, которая становится членом Евросоюза — это навсегда, и ее проблемы станут проблемами всех.

Именно поэтому надежд на скорое вступление Турции в ЕС — равно как и у других стран — совсем немного.