В Праге, как известно, во времена оные была знаменитая весна, и у арабов не так давно была весна, тоже нашумевшая. А вот в Румынии была зима. 

Тридцать лет назад в ту роковую зиму началось свержение и убиение Николаэ Чаушеску. Гения Карпат.

Революция была, скажем прямо, никак не бархатная, жестокостей хватило на несколько романов Брэма Стокера. Кроме того, из-за каждого сугроба торчали длинные уши то ЦРУ, то ГРУ, то ещё какой сигуранцы.

В общем, вспоминать об этом событии сегодня не очень любят; а вот румыны в восемнадцатом году, согласно опросам, признавали Чаушеску самым значительным своим правителем.

Гением Карпат.

Этот гений войдёт в историю не как коммунистический деятель — коммунизм при нём был воздвигнут тот ещё. Не как просвещённый правитель — построил много, но и насамодурствовал по самую шапку-пирожок. Не как жестокий тиран — время его ведало тиранов куда более жестоких.

Хотя, конечно же, он во многом был и тем, и другим, и третьим. Но не эти воплощения характеризуют его особенную, запоминающуюся историческую роль.
 

Историческая уникальность Чаушеску состоит в том, что он стал одним из первых независимых вождей Восточной Европы. Региона мирового значения, который многие годы, а то и века стоял на коленях между двумя монстрами, и о реальной независимости даже не мечтал.

И вот, маленький, злобный, взбалмошный, Николаэ бросил вызов, и с поразительным упорством отстаивал независимость своей страны что от Запада, что от Востока, и пал в конце концов под непрекращающимся огнём противника.

Помните, как в сериале «Спрут» мафиозные хлопцы приехали расстреливать комиссара Каттани? Заполонили весь двор, кто с Милана, кто с Палермо. Все хотели пострелять.

Чаушеску был далеко не комиссар Каттани, но ликвидировать его тоже ломанулись отовсюду, что из капиталистического, что из социалистического лагеря. И хотя расстреливали припёртого к стенке, на самом деле стреляли в спину.

Кстати, так уж совпало (или не совпало), что перед своим свержением Гений Карпат выплатил все долги МВФ и объявил о том, что ведёт работы над созданием ядерного оружия. И, кстати, атомную станцию построить успел, причём, в своём независимом духе, по канадскому проекту.

Вторым, вернее первым, таким был только товарищ Тито, старый вояка, повстанец и партизан, оказавшийся крепким орешком, который так не раскусили ни Запад, ни Восток. Но товарищ Тито был Гением Балкан, а Балканы в чистом виде — это совершенно отдельная статья.

Да и как после его смерти расправились с Балканами, хорошо нам известно.
 

Так вот, время подъёма Восточной Европы, одним из самых ярких, крутых и безобразных символов которой Чаушеску являлся, приходит только сейчас, с падением Советского Союза.

В изменившейся обстановке ни Западная Европа, ни Штаты, ни Россия не могут её топить. Штаты вообще вынуждены её поддерживать как самостоятельную единицу. И силы её неизбежно будут расти, поднимет она Кондукэтора на своё знамя или нет.

Пока больше похоже, что с этого знамени будут топорщиться усы пана маршала Пилсудского. Что совсем нехорошо, потому что чистый национализм в двадцать первом веке обречён.

Впрочем, силушек у Восточной Европы может оказаться столько, что и паном маршалом она переболеет, а затем своё возьмёт.

Кондукэтором будет болеть вряд ли. Но не забудет, это совершенно точно.

Что касается меня, я в принципе уважаю людей, имеющих достаточно духа, чтобы проявлять упрямство одиночки. Каким бы ни был товарищ Чаушеску, совсем не сахарный, а очень даже едкий старик, этого упрямства у него было предостаточно.

И когда в ближайшее время надумаю употребить что-нибудь крепкое, обязательно подниму за него стакан, — не столько даже как за политическую, но как за экзистенциальную фигуру.

За упокой души Гения Карпат.

Что же, непростой был деятель, жестокий, сумасбродный. Исполненный прегрешений, как, впрочем, всякий человек власти. С точкой пули в своём конце.

И эта точка, в конечном итоге, всё искупает. Всё искупает суровая ветеранская могила, с простым крестом и красной солдатской звёздочкой, и кондовая сермяжная бабка, пришедшая крест поцеловать.
После многих лет абсолютной власти — рядовым возвращение в строй посмертно. Несносным жертвенным тираном в шапке-пирожок, до конца отстаивавшим уже невозможную независимость своей страны от западной Сциллы, восточной Харибды и расползающейся по всему земному шару демократии жирных.

Перед расстрелом он пел «Интернационал».

В десятом году крест заменили на солидную гранитную плиту с надписью «Николаэ Чаушеску, Президент Социалистической Республики Румыния». Но красную звёздочку убрали, чтоб не мозолила глаз убийцам Цезаря.

И всё равно в час его грустной кончины, в полночь, как свершается год, к захоронению железными шагами, из ниоткуда, приходит бледный Владислав Цепеш, надолго застывая перед могилой в молчаливой задумчивости, и дрожит, как слеза, как небо над Румынией, султан на шапке красного бархата, на тихом ночном ветру, и слезами переливаются на ней жемчужины, и вороньим крылом развевается плащ.