Но остров не спешил открывать нам свое нутро. Мы отправились было к пещере, где по преданию родился Зевс. Через несколько часов петляний по извилистым горным дорогам мы оказались у подножия горы, на вершине которой теоретически должен быть расположен вход в родильное отделение античных богов, но растерянные туристы, бродящие тут и там по стоянке, с грустью поведали нам о забастовке работников пещеры. И о том, что нет никаких шансов попасть туда. Автобусы с туристами все прибывали на стоянку, благую весть о забастовке передавали из уст в уста, в воздухе царило всеобщее уныние.

Многие пробовали взбираться в гору просто так — в надежде увидеть хотя бы фрагмент уникального природного образования. Но смотреть там (по словам тех, кто таки сходил) было ровным счетом не на что — хитрые греки прикрыли все самое интересное дощатым забором. Сам я ничуть не опечалился – напротив, мое настроение было приподнятым как никогда — несколько минут назад я заметил и запечатлел две вещи, совершенно не характерные для греческой (!) высокогорной (!) местности.

Первое — очень своеобразный монумент в честь космического корабля «Восток»:




Второе — памятник собаке-космонавту Лайке. Рядом с выражением неописуемого ужаса на лицах восседают Белка и Стрелка.

И это не шутка:




Но то я, а вот туристка из России загрустила и подвернула ногу. Причем не на стоянке, а где-то на полпути к пещере. Гид из ее автобуса утешала ее как могла (то и дело отходя в сторону и проклиная по очереди Зевса, свою незавидную судьбу, правительство Греции). Мы же сели в машину и отправились было восвояси, но тут мимо нас просвистел пикап службы спасения, карета скорой помощи и, что уже совсем интересно, громадный пожарный автомобиль с лестницей. То есть служба спасения в Греции работает надежно и оперативно — увидеть такое количество спасателей высоко в горах, «там, где не ступала», я не ожидал.




Ну да ладно. Через несколько дней мы предприняли новую попытку проникновения в недра острова Крит. Выбрали по карте пещеру Мегало, якобы расположенную рядом с дорогой в город Сития. И пока эта самая дорога вообще была, продвигались достаточно бодро — вплоть до указателя «пещера». Здесь нам пришлось свернуть на узенькую грунтовку и немножечко проехать в гору, то есть вверх. Автомобиль "Ниссан Микра", который мы арендовали, очень нас поначалу радовал — живенький (для такого объема) моторчик, высокий клиренс, короткие свесы — что еще нужно, чтобы заехать черт-те куда?

Насторожились мы где-то метров через 300 — подъем становился все круче, грунт под колесами начал сменяться на валуны с острыми краями, дорожка неприлично сузилась ("Микра" с трудом помещалась на ней), а самое неприятное — уклон поменял градус так, что несчастный "Ниссан" банально перестал тянуть. Шины проскальзывали, мотор ревел, но сам автомобиль особо никуда уже и не ехал. А тут еще сын приободрил с заднего сиденья:

— Папа, мы все теперь здесь умрем? — выразительно так спросил он.




И, в общем, я решил ретироваться. Вылезти и осмотреться, а тем более сделать несколько снимков не удалось — сразу за приоткрытой дверью начиналась пропасть. Пришлось сдавать "Ниссаном" назад — все 300 метров под гору до шоссе. Таким образом вторая пещера нам опять-таки гостеприимных объятий не раскрыла.




Но русские не сдаются — еще через пару дней мы предприняли третью попытку, отправившись в пещеру Милатос.



Вот как раз туда я ехать изначально не хотел — не очень позитивное это место. В феврале 1823 года здесь произошла большая трагедия — тогда турецкие захватчики продвигались на восток острова, попутно разоряя и грабя греческие поселения. Жители близлежащих деревень, наслышанные о жестокости турок, укрылись в пещерах. Население района залива Мирабелло, вот он на фото, укрылись в пещере Милатос.




Пещера относительно большая — общая длина ее составляет приблизительно 75 метров. Вблизи входов (их несколько) ширина ее составляет 45 метров, ну а дальше она, как и положено пещере, сужается и разделяется на темные и узкие коридорчики.




По данным историков, здесь укрылось несколько тысяч местных жителей и 150 греческих солдат. Место это действительно укромное и труднодоступное, но к несчастью, один из местных жителей донес Хасану-паше о местонахождении односельчан.




К пещере был отправлен отряд из 5000 солдат, которым было приказано заставить греков покинуть свое убежище. Но сдаваться никто не собирался, более того — греческие воины оказали ожесточенное сопротивление.












Турки были вынуждены окружить входы в пещеру и начать осаду. Греки страдали от голода и жажды, но сдаваться никто и не думал. Тогда турецкие солдаты разместили на противоположной горе орудия и начали обстреливать входы в пещеру. Критяне держались как могли, но безрезультатно — когда турки разожгли перед входом в пещеру костры, беглецам все же пришлось покинуть свое укрытие.




После этого началась расправа. Первыми были убиты солдаты, затем пришла очередь детей и стариков — людей сжигали заживо, растаптывали лошадьми и расстреливали. Многим перед смертью отрубали три пальца, которыми они крестились.

Впрочем, и сам Хасан-паша вскоре получил по заслугам — через несколько дней после расправы его лошадь споткнулась, турок неудачно упал и мгновенно умер.




По данным историков, в разыгравшейся драме пострадали 3700 местных жителей. В 1935 году внутри пещеры была построена небольшая часовня, где с тех пор ежегодно, в воскресенье святого Фомы, проходят службы в память о погибших.




Разбирая фотографии из поездки, я обнаружил несколько весьма странных. Внутренности пещеры я снимал, подсвечивая двумя фонарями. Затем сын забрал их и ушел к выходу, а я решил сделать еще пару снимков — из темноты. Хочется верить, что силуэты, запечатленные на фото — всего лишь какие-нибудь блики или оптические искажения. Не привидения же это в конце концов?






Снимки пещеры получились мрачными, загадочными и немножечко леденящими душу, но, продолжив разбирать фото из отпуска, я обнаружил кое-что пострашнее. В частности, меня здорово озадачил оставшийся неизвестным (к счастью) островитянин — житель Агиос Николаоса. Ясным днем гулял я вдоль озера, дышал свежим воздухом, фотографировал лодочки. На одной из них восседал местный житель. Ничто не предвещало, как говорится:




Вот здесь те же лодочки, но местный житель выглядит как-то уже тревожно:




Впрочем, через видоискатель камеры ничего тревожного я тогда не заметил, и нагулявшись вдоль озера, постепенно убыл в другую часть города – бродить, дышать, фотографировать. Уже где-то через час после «лодочек» я присел под горкой, чтобы сфотографировать живописную церковь, но тут мимо меня просвистел мотороллер. Я еще подумал тогда: как же удачно, кадр получился живее! Но по-настоящему оценить живость этого кадра я смог только в Риге, перегоняя фото в компьютер. И тут мне стало действительно не по себе. И вот почему: