Взгляд сбоку
24.03.2012
Дурдом идентичности
С политологом Иваном Крастевым беседует Арнис Ритупс

-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Юрий Алексеев,
Артём Крумпан,
Сергей Васильев,
Глеб Кахаринов,
George Bailey,
доктор хаус,
Bwana Kubwa,
Александр Минаев aka satori,
Elza Pavila,
Геннадий Прoтaсевич,
Александр Клапин,
Aleks Kosh,
Lora Abarin,
Александр Кузьмин,
Евгений Лурье,
Юрий Сергеевич Фёдоров,
Илья Кельман,
Andris Doveiks,
Александр Литевский,
A B,
Голда Меир,
Valery Petrov,
Agasfer Karpenko,
Владимир Соколов,
Виктор Чистяков,
Валерий Дьячков,
arvid miezis,
Marija Iltiņa,
Александр Артемьев,
Константин Рудаков,
Арнис  Ритупс
Окончание. Начало здесь
— Предположим, что вы правы и Россия по большому счету – нефункционирующее государство. Стоит ли бояться России?
— Неспособность функционировать сама по себе опасна. Сейчас ситуация хуже, чем была летом – не только потому, что Путин опять будет президентом, а потому, что Медведев станет премьер-министром. Почему? Потому что раньше было представление о несколько более либеральном президенте, не особо сильном, но который, тем не менее, заметно поменял стиль общения, с ним было легко говорить. С ним рядом был очень сильный премьер-министр. Когда Путин вернется, он будет тем же, каким он был. Но Медведев больше не либерал.
Во-первых, он предал своих либеральных сторонников, и они его ненавидят больше, чем Путина, а он, в свою очередь, ненавидит их, ведь самая сильная ненависть обычно обращена на тех, кого ты предал. Во-вторых, Медведева публично унизили – как слабака, который ничего из себя не представляет. Он многократно публично говорил, что хотел бы участвовать в президентской гонке.
Он рассказывал в специальном интервью Financial Times, что хочет остаться президентом. Его группа поддерживала его. Но тут его попросили на партийном конгрессе порекомендовать в президенты Путина, что он и сделал. Ему самому это не понравилось, однако он не мог позволить себе недовольство против Путина, поэтому ему пришлось направить силу в другом направлении. В каком? Против Кудрина. Его действия были просто смешными. Он хотел показать: я – начальник. Я подозреваю, что на посту премьер-министра у него будет большое искушение показать свою власть. Ее нельзя продемонстрировать в экономике, нельзя показать в Чечне, против Китая и США, но ее можно демонстрировать в отношении с малыми соседними странами. Такой риск существует.
Другой риск в том, что российские лидеры никогда не воспринимали Европейский союз серьезно. Они видели в нем приукрашенную модель Советского Союза, который в один момент распался, при этом они не верят и в какие-либо постнациональные решения. Поэтому в данный момент они преувеличивают слабость Европейского союза, и у них будет искушение сотворить какую-нибудь глупость.
— Вы говорите о попытке продемонстрировать свою силу, но это смахивает на психологию подростка, а не взрослого человека.
— Знаете ли вы, что сегодня на высоких постах в российском правительстве и госпредприятиях нет ни одного человека с Дальнего Востока? Обычно, когда вы хотите сохранить целостность государства, вы стараетесь создать у местных элит чувство, что они представлены во власти. Вместо этого в России происходит консолидация круга «своих». Поэтому психология имеет значение, и ее нужно воспринимать очень серьезно. Даже если мы говорим о государственных интересах, то их формирует то, как лидеры государства воспринимают угрозы. Угрозы – это не что-то объективное.
Например, Россия объявила, что расширение НАТО – это главная угроза государственной безопасности. В то же время в 2008 году приближенный к Кремлю аналистический центр провел опрос федеральных и региональных элит на тему того, что они воспринимают как главную угрозу России. Им не было предложено выбрать варианты ответов, угрозы нужно было сформулировать самим. Первой оказалась энергетическая зависимость, за ней шла коррупция. Китайская иммиграция в этом списке была восьмой, а расширение НАТО стояло на 22-м месте. Можно спросить: если российская элита не считает это серьезной угрозой, почему же они об этом так много говорят?
Дело в том, что когда ты чувствуешь себя неуверенно, то говоришь не о том, чего боишься больше всего, а о том, о чем говорить наиболее безопасно. Ты делаешь то, что можешь себе позволить. Не соглашаться с НАТО – безопасно, ведь ничего не произойдет. При этом неясно, как говорить о сепаратизме, о Китае. Китай и ислам – это две темы, на которые в кругах российской безопасности не говорят, поскольку они не знают, как их сформулировать. Является ли Китай союзником? Если да, то почему они перестали покупать российское вооружение и теперь на том же самом рынке конкурируют с Россией как поставщики вооружений?
Во-вторых, есть и политическая часть. Сущность режима имеет значение, но дело не только в демократии или авторитаризме, а еще и в том, чего вы боитесь. Существующий в России режим – не слишком репрессивный, не основывающийся на открытом насилии, с очень слабой оппозицией. В то же время, хоть оппозиция и столь слаба, очевидна параноидальная боязнь этой оппозиции со стороны правящей элиты. Например, господина Прохорова попросили создать партию. Он вложил деньги, начал что-то делать, и им это не понравилось. Самое смешное в этом процессе манипулирования то, что главное – не показать, что ты манипулируешь. Манипуляторам необходимо оставаться невидимыми. Однако господин Сурков сделал все, чтобы мир знал, что всем манипулирует именно он. То, что они хотят дать понять, это: мы – начальники, мы всем заправляем.
По-моему, идея, что ты всем заправляешь, и обостренная реакция на 200 человек, которые протестуют и которых ты всех знаешь по именам – показывает, что ты чувствуешь себя неуверенно, но не знаешь, с какой стороны тебе угрожают. Находящиеся у власти хорошо знают, что их власть – нелегитимна. А с другой стороны, существует общество, которое на самом деле не является обществом и даже не осознает, какой коллективной силой оно располагает. Это очень важно.
Сила путинского режима и способность его к выживанию основываются на двух факторах, которым аналитики обычно не придают внимания. Первый фактор – это открытые границы: люди могут выезжать, они могут ездить в Ригу – даже господин Лужков хотел переехать туда – могут переезжать, видеть, что означает свобода. Если ты – русский, разочарованный в политических переменах последнего двадцатилетия, то ты думаешь: зачем мне менять Россию, если я могу поменять свое местонахождение? Зачем пытаться сделать из России Германию, если можно просто переехать в Германию?
Второй фактор – интернет, своего рода пространство виртуальной эмиграции. Данные показывают, что русские проводят в социальных сетях в два раза больше времени, чем люди на Западе. Именно обе эти возможности побега, а не репрессии, которые требуют очень хорошо организованного репрессивного аппарата – ключ к стабильности режима. Поскольку нельзя прогнозировать, откуда придет оппозиция, ты обостренно реагируешь на все, что на нее похоже. Поэтому психология имеет огромное значение.
В моем понимании лидеры демократических стран – по определению шизофреники, ведь им все время разным аудиториям нужно рассказывать разные вещи. А авторитарные лидеры – параноики, поскольку постоянно пытаются представить, как будет выглядеть оппозиция, и в их воображении она всегда сильнее, чем на самом деле.
— Недавно вы писали, что Россия пытается смоделировать себя, руководясь политическими примерами XIX века. Что вы имели ввиду?
— Поскольку из-за советской травмы Россия не живет в постнациональном, постмодернистском государстве, и поскольку она никогда за всю свою историю не была национальным государством – она всегда была империей – проблема национальной идентичности для России весьма проблематична. К тому же, согласно опросу, проводимому аналистическим центром Левады, 43% русских не считают, что границы России останутся неизменными.
Известный российский социолог Симон Кордонский однажды сказал мне: слушай, когда ты попадаешь в дурдом, то есть три вопроса, которые тебе задают, чтобы выяснить твою личность: как тебя зовут? откуда ты? где ты живешь? Россия не может ответить ни на один из этих вопросов. Они тоскуют по XIX веку, когда Россия была европейской державой, которую никто не пытался менять. Не забывайте, что самые популярные политические философы в России это такие, как Карл Шмитт и Франсуа Гизо. Российский режим является исключительно анти-популистским, элитарным. Они считают, что если всем людям дать голосовать, то это будет конец России, поскольку расцветут все региональные идентичности и начнется сепаратизм.
Но я хочу быть честным. Я не думаю, что введение свободного голосования в России решит ее проблему. Легко сказать, что этого будет достаточно, но ведь чтобы существовало демократическое государство, необходимо прежде всего создать функционирующее государство.
— Забудем на секунду о России, Китае и Европе. Что хорошего в самой идее демократии?
— Есть одна вещь, делающая демократию сегодня особо привлекательной. Во-первых, мы сейчас живем в мире, в котором никто о демократии не говорит ничего плохого. Это глупо. Демократия никогда не принималась легко, начиная с Платона, который говорил, что это – власть дураков, и заканчивая Черчиллем, который лучше всех определил проблему демократии. Он сказал, что сильнейший аргумент против демократии – это пятиминутный разговор со среднестатистическим избирателем.
Однако в демократии есть нечто исключительно привлекательное, и в сегодняшнем мире ей, по сути, нет альтернативы. Легитимности, основанной на идеологии, пришел конец. Нет больших теорий, за исключением, может быть, у ближневосточных исламистских партий. Никто больше не может управлять, претендуя на то, что он – посланник бога, как в прошлом это делали короли, или потому, что коммунистический манифест давал тебе власть как носителю этой идеологии. Голосование на выборах при одинаковых для всех условиях рассматривается как главный источник легитимности власти.
Еще важнее то, что все наши общества – это потребительские общества. Потребитель по определению неудовлетворен, это подтверждают исследования психологов. Раньше, когда ты покупал что-то – я не говорю о еде – ты этой вещью был по крайней мере какое-то время удовлетворен. В наши дни даже этот короткий период удовлетворения уничтожается тем, что ты эту вещь можешь вернуть на следующий же день. Все основывается на том, чтобы поддерживать человеческую неудовлетворенность, поскольку в случае существования удовлетворенных людей не будет никакого потребления.
— Это как у Барри Шварца, когда он писал, что меньше лучше, чем больше (less is more).
— Именно так, парадокс выбора. В результате вы получаете постоянно неудовлетворенного потребителя. Как управлять неудовлетворенными людьми? Авторитаризм основывается на удовлетворенности людей или на открытых репрессиях. Однако насилие дорого стоит, особенно в сегодняшний день малогабаритного оружия и террористических бомб...
— Другими словами, вы говорите, что демократическая система...
— … единственная, которая может управлять неудовлетворенными людьми. Поскольку демократия не стремится удовлетворить людей, она предлагает им институциональный способ справиться со своей неудовлетворенностью: вы можете поменять находящихся у власти людей.
В конце прошлого столетия демократия удовлетворяла людей благодаря вещам, которые сегодня стали проблематичны. Говорили, что демократия приносит процветание. Но ведь это и так, и не так. Некоторые демократии приносят большее процветание, но, например, Китаю это удается сделать лучше без всякой демократии. Говорили, что чем больше демократии, тем меньше насилия, однако многие исследования показывают, что в Африке в бедных демократиях риск гражданской войны намного выше, чем в бедных авторитарных режимах.
Третье предположение заключалось в том, что демократии между собой не воюют – знаменитый аргумент теории демократического мира. Но так было лишь какое-то время... С сегодняшней точки зрения все эти аргументы весьма риторичны. Нельзя сказать, что все хорошее приходит разом. Демократия может означать большее процветание, она может означать свободу, однако это не вытекает из нее с неизбежностью.
— Какие элементы должны присутствовать, чтобы называть систему демократией?
— Демократия – это политическая конкуренция с неизвестным исходом. Свободные и честные выборы, в которых никто не знает, кто победит. Однако сегодня в мире, полном растущей напряженности, сочетание разозленного антиэлитарного общества и очень манипулятивных элит может оказаться весьма опасным.
При этом сегодня все относятся подозрительно к государству. На правом фланге оказываются люди из «Бостонского чаепития» (Tea Party), которые считают, что лучшее, что государство может сделать – это исчезнуть. На левом фланге люди, например, из Wikileaks, которые утверждают, что все, что государство делает – это преступление. Потому что это единственная причина, по которой ты хочешь опубликовать каждую мелочь из переписки американского правительства. Ты даже не пытаешься прочитать то, что публикуешь, чтобы найти, в чем собственно кроется нарушение.
Потому что все, что делает государство – преступление! Таким образом, на крайне правых и крайне левых флангах находятся люди, которые нарушают консенсус, сложившийся после Второй мировой войны – а именно, что есть две силы: государство и рынок, и одна другую поддерживает. Рынок справляется там, где государство не в силах, а государство в свою очередь исправляет проколы рынка. Теперь говорят, что государство ничего не способно сделать, оно скованно и не может действовать в интересах общества.
— Предположим, что вы правы и Россия по большому счету – нефункционирующее государство. Стоит ли бояться России?
— Неспособность функционировать сама по себе опасна. Сейчас ситуация хуже, чем была летом – не только потому, что Путин опять будет президентом, а потому, что Медведев станет премьер-министром. Почему? Потому что раньше было представление о несколько более либеральном президенте, не особо сильном, но который, тем не менее, заметно поменял стиль общения, с ним было легко говорить. С ним рядом был очень сильный премьер-министр. Когда Путин вернется, он будет тем же, каким он был. Но Медведев больше не либерал.
Во-первых, он предал своих либеральных сторонников, и они его ненавидят больше, чем Путина, а он, в свою очередь, ненавидит их, ведь самая сильная ненависть обычно обращена на тех, кого ты предал. Во-вторых, Медведева публично унизили – как слабака, который ничего из себя не представляет. Он многократно публично говорил, что хотел бы участвовать в президентской гонке.
Он рассказывал в специальном интервью Financial Times, что хочет остаться президентом. Его группа поддерживала его. Но тут его попросили на партийном конгрессе порекомендовать в президенты Путина, что он и сделал. Ему самому это не понравилось, однако он не мог позволить себе недовольство против Путина, поэтому ему пришлось направить силу в другом направлении. В каком? Против Кудрина. Его действия были просто смешными. Он хотел показать: я – начальник. Я подозреваю, что на посту премьер-министра у него будет большое искушение показать свою власть. Ее нельзя продемонстрировать в экономике, нельзя показать в Чечне, против Китая и США, но ее можно демонстрировать в отношении с малыми соседними странами. Такой риск существует.
Другой риск в том, что российские лидеры никогда не воспринимали Европейский союз серьезно. Они видели в нем приукрашенную модель Советского Союза, который в один момент распался, при этом они не верят и в какие-либо постнациональные решения. Поэтому в данный момент они преувеличивают слабость Европейского союза, и у них будет искушение сотворить какую-нибудь глупость.
— Вы говорите о попытке продемонстрировать свою силу, но это смахивает на психологию подростка, а не взрослого человека.
— Знаете ли вы, что сегодня на высоких постах в российском правительстве и госпредприятиях нет ни одного человека с Дальнего Востока? Обычно, когда вы хотите сохранить целостность государства, вы стараетесь создать у местных элит чувство, что они представлены во власти. Вместо этого в России происходит консолидация круга «своих». Поэтому психология имеет значение, и ее нужно воспринимать очень серьезно. Даже если мы говорим о государственных интересах, то их формирует то, как лидеры государства воспринимают угрозы. Угрозы – это не что-то объективное.
Например, Россия объявила, что расширение НАТО – это главная угроза государственной безопасности. В то же время в 2008 году приближенный к Кремлю аналистический центр провел опрос федеральных и региональных элит на тему того, что они воспринимают как главную угрозу России. Им не было предложено выбрать варианты ответов, угрозы нужно было сформулировать самим. Первой оказалась энергетическая зависимость, за ней шла коррупция. Китайская иммиграция в этом списке была восьмой, а расширение НАТО стояло на 22-м месте. Можно спросить: если российская элита не считает это серьезной угрозой, почему же они об этом так много говорят?
Дело в том, что когда ты чувствуешь себя неуверенно, то говоришь не о том, чего боишься больше всего, а о том, о чем говорить наиболее безопасно. Ты делаешь то, что можешь себе позволить. Не соглашаться с НАТО – безопасно, ведь ничего не произойдет. При этом неясно, как говорить о сепаратизме, о Китае. Китай и ислам – это две темы, на которые в кругах российской безопасности не говорят, поскольку они не знают, как их сформулировать. Является ли Китай союзником? Если да, то почему они перестали покупать российское вооружение и теперь на том же самом рынке конкурируют с Россией как поставщики вооружений?
Во-вторых, есть и политическая часть. Сущность режима имеет значение, но дело не только в демократии или авторитаризме, а еще и в том, чего вы боитесь. Существующий в России режим – не слишком репрессивный, не основывающийся на открытом насилии, с очень слабой оппозицией. В то же время, хоть оппозиция и столь слаба, очевидна параноидальная боязнь этой оппозиции со стороны правящей элиты. Например, господина Прохорова попросили создать партию. Он вложил деньги, начал что-то делать, и им это не понравилось. Самое смешное в этом процессе манипулирования то, что главное – не показать, что ты манипулируешь. Манипуляторам необходимо оставаться невидимыми. Однако господин Сурков сделал все, чтобы мир знал, что всем манипулирует именно он. То, что они хотят дать понять, это: мы – начальники, мы всем заправляем.
По-моему, идея, что ты всем заправляешь, и обостренная реакция на 200 человек, которые протестуют и которых ты всех знаешь по именам – показывает, что ты чувствуешь себя неуверенно, но не знаешь, с какой стороны тебе угрожают. Находящиеся у власти хорошо знают, что их власть – нелегитимна. А с другой стороны, существует общество, которое на самом деле не является обществом и даже не осознает, какой коллективной силой оно располагает. Это очень важно.
Сила путинского режима и способность его к выживанию основываются на двух факторах, которым аналитики обычно не придают внимания. Первый фактор – это открытые границы: люди могут выезжать, они могут ездить в Ригу – даже господин Лужков хотел переехать туда – могут переезжать, видеть, что означает свобода. Если ты – русский, разочарованный в политических переменах последнего двадцатилетия, то ты думаешь: зачем мне менять Россию, если я могу поменять свое местонахождение? Зачем пытаться сделать из России Германию, если можно просто переехать в Германию?
Второй фактор – интернет, своего рода пространство виртуальной эмиграции. Данные показывают, что русские проводят в социальных сетях в два раза больше времени, чем люди на Западе. Именно обе эти возможности побега, а не репрессии, которые требуют очень хорошо организованного репрессивного аппарата – ключ к стабильности режима. Поскольку нельзя прогнозировать, откуда придет оппозиция, ты обостренно реагируешь на все, что на нее похоже. Поэтому психология имеет огромное значение.
В моем понимании лидеры демократических стран – по определению шизофреники, ведь им все время разным аудиториям нужно рассказывать разные вещи. А авторитарные лидеры – параноики, поскольку постоянно пытаются представить, как будет выглядеть оппозиция, и в их воображении она всегда сильнее, чем на самом деле.
— Недавно вы писали, что Россия пытается смоделировать себя, руководясь политическими примерами XIX века. Что вы имели ввиду?
— Поскольку из-за советской травмы Россия не живет в постнациональном, постмодернистском государстве, и поскольку она никогда за всю свою историю не была национальным государством – она всегда была империей – проблема национальной идентичности для России весьма проблематична. К тому же, согласно опросу, проводимому аналистическим центром Левады, 43% русских не считают, что границы России останутся неизменными.
Известный российский социолог Симон Кордонский однажды сказал мне: слушай, когда ты попадаешь в дурдом, то есть три вопроса, которые тебе задают, чтобы выяснить твою личность: как тебя зовут? откуда ты? где ты живешь? Россия не может ответить ни на один из этих вопросов. Они тоскуют по XIX веку, когда Россия была европейской державой, которую никто не пытался менять. Не забывайте, что самые популярные политические философы в России это такие, как Карл Шмитт и Франсуа Гизо. Российский режим является исключительно анти-популистским, элитарным. Они считают, что если всем людям дать голосовать, то это будет конец России, поскольку расцветут все региональные идентичности и начнется сепаратизм.
Но я хочу быть честным. Я не думаю, что введение свободного голосования в России решит ее проблему. Легко сказать, что этого будет достаточно, но ведь чтобы существовало демократическое государство, необходимо прежде всего создать функционирующее государство.
— Забудем на секунду о России, Китае и Европе. Что хорошего в самой идее демократии?
— Есть одна вещь, делающая демократию сегодня особо привлекательной. Во-первых, мы сейчас живем в мире, в котором никто о демократии не говорит ничего плохого. Это глупо. Демократия никогда не принималась легко, начиная с Платона, который говорил, что это – власть дураков, и заканчивая Черчиллем, который лучше всех определил проблему демократии. Он сказал, что сильнейший аргумент против демократии – это пятиминутный разговор со среднестатистическим избирателем.
Однако в демократии есть нечто исключительно привлекательное, и в сегодняшнем мире ей, по сути, нет альтернативы. Легитимности, основанной на идеологии, пришел конец. Нет больших теорий, за исключением, может быть, у ближневосточных исламистских партий. Никто больше не может управлять, претендуя на то, что он – посланник бога, как в прошлом это делали короли, или потому, что коммунистический манифест давал тебе власть как носителю этой идеологии. Голосование на выборах при одинаковых для всех условиях рассматривается как главный источник легитимности власти.
Еще важнее то, что все наши общества – это потребительские общества. Потребитель по определению неудовлетворен, это подтверждают исследования психологов. Раньше, когда ты покупал что-то – я не говорю о еде – ты этой вещью был по крайней мере какое-то время удовлетворен. В наши дни даже этот короткий период удовлетворения уничтожается тем, что ты эту вещь можешь вернуть на следующий же день. Все основывается на том, чтобы поддерживать человеческую неудовлетворенность, поскольку в случае существования удовлетворенных людей не будет никакого потребления.
— Это как у Барри Шварца, когда он писал, что меньше лучше, чем больше (less is more).
— Именно так, парадокс выбора. В результате вы получаете постоянно неудовлетворенного потребителя. Как управлять неудовлетворенными людьми? Авторитаризм основывается на удовлетворенности людей или на открытых репрессиях. Однако насилие дорого стоит, особенно в сегодняшний день малогабаритного оружия и террористических бомб...
— Другими словами, вы говорите, что демократическая система...
— … единственная, которая может управлять неудовлетворенными людьми. Поскольку демократия не стремится удовлетворить людей, она предлагает им институциональный способ справиться со своей неудовлетворенностью: вы можете поменять находящихся у власти людей.
В конце прошлого столетия демократия удовлетворяла людей благодаря вещам, которые сегодня стали проблематичны. Говорили, что демократия приносит процветание. Но ведь это и так, и не так. Некоторые демократии приносят большее процветание, но, например, Китаю это удается сделать лучше без всякой демократии. Говорили, что чем больше демократии, тем меньше насилия, однако многие исследования показывают, что в Африке в бедных демократиях риск гражданской войны намного выше, чем в бедных авторитарных режимах.
Третье предположение заключалось в том, что демократии между собой не воюют – знаменитый аргумент теории демократического мира. Но так было лишь какое-то время... С сегодняшней точки зрения все эти аргументы весьма риторичны. Нельзя сказать, что все хорошее приходит разом. Демократия может означать большее процветание, она может означать свободу, однако это не вытекает из нее с неизбежностью.
— Какие элементы должны присутствовать, чтобы называть систему демократией?
— Демократия – это политическая конкуренция с неизвестным исходом. Свободные и честные выборы, в которых никто не знает, кто победит. Однако сегодня в мире, полном растущей напряженности, сочетание разозленного антиэлитарного общества и очень манипулятивных элит может оказаться весьма опасным.
При этом сегодня все относятся подозрительно к государству. На правом фланге оказываются люди из «Бостонского чаепития» (Tea Party), которые считают, что лучшее, что государство может сделать – это исчезнуть. На левом фланге люди, например, из Wikileaks, которые утверждают, что все, что государство делает – это преступление. Потому что это единственная причина, по которой ты хочешь опубликовать каждую мелочь из переписки американского правительства. Ты даже не пытаешься прочитать то, что публикуешь, чтобы найти, в чем собственно кроется нарушение.
Потому что все, что делает государство – преступление! Таким образом, на крайне правых и крайне левых флангах находятся люди, которые нарушают консенсус, сложившийся после Второй мировой войны – а именно, что есть две силы: государство и рынок, и одна другую поддерживает. Рынок справляется там, где государство не в силах, а государство в свою очередь исправляет проколы рынка. Теперь говорят, что государство ничего не способно сделать, оно скованно и не может действовать в интересах общества.
Rīgas Laiks (русское издание), весна 2012
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме