Как эстонцам удалось уберечься от безумия «жирных лет». Почему европейские деньги у них работают. И за что эстонцы не любят финнов.

— Латвия сейчас в долгах как в шелках. Пузырь недвижимости лопнул. В Эстонии это не так резко. Как эстонцам удалось избежать обвала?

— У меня такое ощущение, что уровень жизни в Эстонии был несколько ниже, чем в Латвии. Когда я приехал сюда несколько месяцев назад, я поинтересовался средним уровнем заработной платы. Он здесь был заметно выше. В Эстонии меньше жили в долг…

— Человек, которому разрешают жить в долг, живет в долг. Мы ж как дети. А эстонцы что, как взрослые?

— Зачем же так прямолинейно? Выглядит как кокетство…

— Это мнение наших руководителей страны, что латыши были как дети — им разрешили брать сколько хочешь, они и брали. Изголодались за советское время…

— Эстонцы — рациональные, тщательнее считают. Или, скажем, финны — они, как известно, очень честные. Но их честность в значительной степени производная от их рациональности. Скажем так: если финну дают взятку, он начинает, как счетная машина, подсчитывать. Сопоставляет взятку со своей заработной платой, умножает на количество лет, оставшихся до пенсии, и потом еще пенсию прибавляет. И выясняет, что ему взятку брать не выгодно, потому что по общему итогу в результате он потеряет гораздо больше. И спать будет хуже. Элементарная математика...

— А эстонцы?

— Эстонцы близки к этому. Они тоже считают. Причем все, начиная с правительства и до рядовых граждан. Жулики, конечно, тоже есть. Но они в Финляндии встречаются нередко. Зато в целом…

По сложившемуся у меня впечатлению, имеется и такое важное отличие: латвийское государство на практике находится под прямым управлением бизнесменов. Если богатый человек, олигарх, имеет свою партию или сам занимает пост министра, а иногда и возглавляет правительство, это здесь никого не удивляет. В Эстонии же — как и в Финляндии, да и в большинстве других европейских стран — существует прослойка профессиональных политиков.

Разумеется, крупные предпринимательские группировки через них лоббируют свои интересы. Но! Даже очень коррумпированный политик понимает, что он будет получать финансирование от заинтересованных лиц только в случае, если будет находиться на посту. Это значит, что он должен быть избран и переизбран, а значит — всегда обязан хотя бы чуть-чуть быть популистом. И таким образом он создает эдакую буферную прослойку.

Иными словами, время от времени ему приходится говорить финансирующему его кругу лиц: «Вот, ребята, вы в данном случае слишком далеко зашли. Это я пробью, это я пробью, а вот это я пробить никак не могу. Иначе меня не переизберут…»

— Но Латвия-то чем принципиально отличается? Почему эстонцам удалось сделать «прослойку», а латышам — нет?

— Это вопрос, который я себе задаю достаточно часто. Как приехал, стал спрашивать: «Скажите, а почему у вас в Латвии вот так? С чем это связано? Это специфика национального характера? Это какой-то особый подход?»

— И какой вывод?

— Кроме того, что здесь действительно особая ситуация… Может, баланс разных национальностей?.. Подход здесь точно другой. По тем или иным причинам сложилось государство, которым напрямую управляет бизнес. Нечто похожее, как мне кажется, на Украине. Там тоже бизнес напрямую управляет страной. А даже в России по-другому — там существует политическая буферная прослойка. В Эстонии же она очевидна.

Нельзя не упомянуть и про минусы в Эстонии. Там во многом пожертвовали социальной сферой. Стараясь не допустить роста государственного долга, политики за счет этого не смогли обеспечить нормальную заработную плату бюджетникам. До вступления в ЕС в Эстонии был относительно низкий уровень инфляции, благодаря чему удалось вползти в зону евро. Я думаю, что во многом благодаря именно жесткой социальной политике и такой модели практичной экономической структуры.

— Но если эстонский политик должен быть популистом, как он может попасть во властные структуры, не увеличивая соцрасходы? В Латвии сейчас оправдываются: «А что мы могли делать? Все просили: дай-дай-дай-дай! Вот мы и давали!»

— А эстонский политик говорил: «Не дам! Вот столько дам, а вот столько не дам». Эстония — корпоративное государство. Там политики договариваются между собой. И говорят: нет, не можем, подтяните ремни и принимайте то, что есть. И эстонцы принимают это. Ведь речь идет о своем родном государстве...

— Но партий-то много? Какие-то партии говорят «мы не дадим», а какие-то…

— Эстонские партии четко привязаны к определенным политико-экономическим кругам. Они не принадлежат напрямую тем или иным олигархам, я навскидку даже не смогу назвать кого-либо из эстонских олигархов, кто был бы «на слуху» и привязан к политике. Зато партии четко разделились по интересам. Самая профессиональная, с моей точки зрения, — это Партия реформ, которая сейчас находится у власти. Она четко знала, что она делает, и строила изначально такое бизнес-корпоративное государство.

У нее был очень интересный лидер — Сийм Каллас. Сейчас он уехал в Брюссель, в должности комиссара. Очень ловок в политике, и у него изначально имелась четко выраженная платформа: в основном обеспечить интересы крупного (по эстонским меркам) капитала. Сделать все, чтобы предпринимательству было хорошо. Не конкретно какому-то бизнесмену, а именно бизнесу в целом.

— А как именно?

— Продуманное законодательство, учитывающее интересы бизнеса. Льготное налогообложение предприятий — особенно малых и средних. Фиксированный подоходный налог, например, который снижался с каждым годом. Сейчас, в кризисный период, его несколько заморозили. Но опять собираются снижать.

— Сколько это?

— 21%, с перспективным снижением через год до 20%. В Финляндии и Швеции, например, прогрессивный налог. Там ты можешь начиная с определенной суммы выплачивать аж до 75% от своего заработка и прочих доходов.

— А русские партии у вас есть?

— Русские партии не сложились, и с самого начала следовало ожидать, что они не смогут существовать в Эстонии нормально. Но в ведущих партиях есть русскоязычные депутаты. Они очень сильны в Центристской партии, которую возглавляет мэр Таллина Эдгар Сависаар. Она была во многом ориентирована на сохранение нормальных экономических отношений с Россией. За ней стоят те предпринимательские круги, которые в свое время поднялись на транзите. Отсюда и их позиция, которая четко видна всегда, когда разгорается какой-нибудь очередной эстоно-российский конфликт. Именно центристы стараются найти компромиссный вариант. Это две более-менее определившиеся силы. Но ведущая, конечно, — Партия реформ.

Левые силы в Эстонии очень слабы. Они пытаются что-то сделать, отстаивать социальные программы. Недавно у наших студентов спросили: «Что вы знаете о профсоюзах?» Прозвучал такой ответ: «Профсоюзы — элемент государственного управления». Социальная система чрезвычайно слаба, и профсоюзы — условность. По требованию ЕС они иногда изображают активность, проводят акции. Возглавляет Центральный союз профсоюзов Эстонии (EAKL) мой собрат по Московскому университету Харри Талига. Он в Москве окончил отделение научного коммунизма. Сами же работники имеют весьма смутное — по сравнению, например, с Финляндией — представление о том, как они могут быть защищены.

— Так у нас то же самое. Я все пытаюсь нащупать разницу…

— Разницу… Для меня она определяется словами «в Эстонии больше рациональности». Больше рациональности и меньше сиюминутности. Там делаются вещи с расчетом на более долгосрочную перспективу.

— А чем это вызвано? Финский опыт? Менталитет?

— Я готов списать это на менталитет. Причем я бы сказал, что в чем-то эстонцы даже рациональней, чем родственные им финны. Финны поживее, чем эстонцы. Латыши на этом фоне — просто живчики.

— А литовцы — еще более живчики... Почему же Латвия живет хуже всех?

— Это как посмотреть. Тебе надо отдавать долги государства? Не надо. Ты можешь собраться и в любой момент уехать в любое место ЕС. И другие люди в Латвии могут. У меня ощущение, что латыши богаче эстонцев. За счет того, что государство набрало долгов и раздало деньги всем, кто успел их заполучить. Государство у вас в долгах, зато мои коллеги, работающие в латвийской редакции… Кое-кто приезжает на работу на навороченном мотоцикле. Масса журналистов имеет хорошие квартиры в центре города, в престижных районах. Знакомишься с человеком, а он по случаю сообщает о своем загородном поместье не слабых масштабов… Со всем этим в Эстонии посложнее-то будет.

— Финны сейчас крепко зарабатывают на дружбе с Россией. Эстонцы каким-то образом берут их опыт?

— Отношение эстонцев к финнам довольно сложное. Эстонцы пытались создать свою некую государственную национальную идею. Восстановить, возродить, придумать. И эта идея во многом была уязвима в силу того, что финны — эдакий «старший брат»…

— Комплекс младшего брата?

— Да. Со второй половины 1990-х годов в Эстонии была даже развернута специальная кампания, когда СМИ начали сознательно, целенаправленно критиковать финнов. «В Финляндии вот это плохо, вот это плохо, и вообще поведение финнов…»

Мне кажется, это был продуманный пропагандистский подход, который позволил снизить пиетет к Финляндии со стороны эстонцев. Чтобы не очень-то было обидно. Чтобы не восхищались тем, как финны хорошо живут. Финны живут намного лучше, но мы попытаемся найти у них слабые стороны. Поэтому говорить о том, что эстонцы что-то перенимают от финнов напрямую, было бы некорректно. Эстонцы стараются всячески создать свой путь и доказать: «а мы не хуже». В этой соревновательности тоже заложен стимулирующий подход. Они, конечно, очень много заимствуют и учатся у финнов, но где-то пытаются искать собственную форму реализации.

— Например?

— Допустим, у эстонцев есть очень неплохая организация, которая называется EAS (Enterprise Estonia). Это такая централизованная структура, которая занимается корректировкой всего, что связано с внешней деятельностью и развитием Эстонии.

Допустим, Европейский Союз дает деньги. Но он распределяет их не напрямую в министерства, а через эту организацию. Что резко снижает уровень нецелевого расходования. EAS распоряжается средствами, но их не имеет. А министерства имеют средства, но не распоряжаются. Все проекты, которые связаны с распределением субсидий для начинающих предпринимателей, субсидии по экспорту, различного рода дотации структурных фондов, — все, что ЕС финансово поддерживает, — консолидируются и контролируются этой организацией. Поэтому проверить, куда деньги ушли, можно достаточно просто.

EAS изучает возможный опыт и использует его в своей деятельности. Туда же, кстати, входит и отдел, который занимается пропагандой туризма в Эстонии, а также все, что связано с имиджем Эстонии. И я могу сказать, что несколько проектов моей фирмы, которые делались через EAS, оказались очень эффективны. Все хорошо работало, и деньги никуда не исчезали. Более того, получалось так, что за эти проекты Эстония практически сама и не платила.

Эти деньги работают на поддержку молодого предпринимательства, на экспорт, на поддержку туризма. Поэтому эстонцам после истории с Бронзовым солдатом быстро удалось вернуть поток российских туристов. Хотя спад после Бронзовой ночи был огромный. И в этом отношении еще неизвестно, кому у кого можно поучиться — эстонцам у финнов или наоборот. Хотя и в Финляндии экономика востока страны держится на деньгах приезжающих россиян, которых финны всячески обхаживают, что бы ни таилось в глубине финской души.

У финнов отношение к России тоже очень прагматичное. Большинство людей в Финляндии настороженно относятся к своему восточному соседу. Но они хорошо понимают, где деньги лежат. И поэтому всю свою настороженность оставляют для специализированных общественных организаций, вроде ProKarelia. Но какие бы политические силы ни приходили к власти в Финляндии, они действуют в интересах финской экономики.

В том числе и довольно часто выступая посредниками или даже отстаивая интересы России в Европейском Союзе — в большей степени, чем могло бы показаться необходимым на первый взгляд. В этом отношении эстонцы с ними соглашаются далеко не всегда. Но на уроках учатся. Как умеют.