Сериал «Байки шипчандлера» незаметно подошел к концу, но тут портовая тема как-то внезапно перетекла в моряцкие воспоминания — не менее занимательные. Так что улыбаемся — и продолжаем.
 

Фарерские острова

1993 год. Я был в море на рыбацком траулере, правда, с заваренным слипом (кормовая часть, для выборки трала), так что, по сути, мы были морозилкой.

Мы принимали рыбу на борт, с палубы она попадала в цех, где мы её укладывали в противни по 9 кг и отправляли в морозильную камеру. Так получались 9-килограммовые ледяные брикеты, которые мы складывали в коробку по три штуки — и в трюм отправлялась коробка весом в 27 кг.

Тут есть интересный момент. Трюм, естественно, находится на самой нижней палубе, почти у дна судна. Так вот, эти ящики с замороженной рыбой летят с приличной скоростью по железному лотку вниз, с приличным грохотом, должен вас заверить.

Я был бы не я, если бы не выбрал каюту, находящуюся прямо напротив этого железного лотка.

Помимо того, что в море периодически покачивает, так ещё и каждые две минуты, в метре от моей головы через коридор проносились те самые коробки с мороженой рыбой. О каком сне могла идти речь, казалось бы?

Первая ночь у меня была строго пунктирная. После адской работы засыпалось очень быстро, но ровно через две минуты я подскакивал от звука, несущегося в трюм ящика.

Так, подскакивая, я провёл всю ночь. Но человек — животное, легко адаптирующееся к предложенным обстоятельствам, и уже на следующий раз я спал как убитый, не слыша никаких грохотов.


Работали мы тогда у берегов западной Шотландии, там ежегодно мигрирует скумбрия, которую мы, собственно, и морозили.

Приезд агента (представитель компании покупателя) всегда сулил какие-то перемены — чаще всего это были переходы на новое место дислокации. И вот однажды после его, агента, визита капитан собрал команду и сказал, что мы идём сначала на Фарерские острова сдавать груз, а затем — в Гренландию.

Обрадовались этим словам ровно два человека — это я и мой кореш, в общем, романтики, которым не было и двадцати. Остальные члены экипажа пригорюнились.


Итак, Фареры. Это небольшая группа островов к северо-западу от Британии. Я удостоился чести быть рулевым матросом, чему был бесконечно и искренне рад.

Никакое «Discovery» и «National Geografic» рядом не стояли. То, что я видел своими глазами, словами передать невозможно, ведь это — океан. Бесконечно огромный, с постоянно меняющимся настроением, цветовой гаммой, запахами, звуками, невероятный живой организм.

По правде говоря, работа в цеху в нескольких милях от берега особо моряка-то из меня не делала. Я и воды-то толком не видел: поработал, поел, поспал — и так круглосуточно.

Переход через океан в 19 лет, стоя у штурвала — это уже что-то значило. Ну, не обошлось и без специфического морского юмора, конечно.


Капитан на судне — бог, и ему все «поклоняются», посему не верить крепкому бородатому старичку с прищуром не было никаких оснований.

Он зашёл в рубку и зычным голосом спросил у штурмана, сколько миль осталось до нулевого меридиана. Штурман деловой походкой отправился к картам, что-то пошуршал линейкой, поводил циркулем — и доложил капитану, что осталось 35 миль.

Капитан подошёл ко мне и говорит: «Значит так, о пересечении Гринвича доложишь мне лично!» И уже шёпотом, мне на ухо: «Там, между прочим, прямо на линии меридиана стоят огромные надувные голые бабы — это чтобы не прозевать переход в другое полушарие».

Понятное дело, приказ капитана — «не прозевать», и я подошёл к делу с полной ответственностью. Вооружился самым мощным биноклем и уставился в горизонт в ожидании тех самых баб.

Если кто не знает, суда на самом деле ходят очень медленно. Наш давал максимум 9 узлов, а это примерно 17 километров в час — а значит, до Гринвича было как минимум два часа.

Я не спускал глаз с горизонта всё это время. Глаза жутко болели от бинокля, но приказ капитана не обсуждается.

Спустя два часа я начал переживать. Никаких баб на горизонте не было, а по всем показателям мы уже должны были быть на месте.

Я подошёл к Иванычу, второму штурману, с которым стоял вахту, и поинтересовался, не проскочили ли мы Гринвич.

«Есть Гринвич, иди докладывай капитану».

С дрожью в коленках я постучал в каюту и открыл дверь. Там сидело чуть ли не полкоманды — и все ржали в голос, как кони, включая капитана. Ну, понятно было, что с бабами — это морская шутка, но ведь они, гады, ещё и намазали сажей резиновые бленды бинокля, и видон у меня был, надо сказать, ещё тот — красные от перенапряжения глаза с чёрными кругами вокруг.

Ну, это была не первая и далеко не последняя морская забава, которую на мне отработали...


На рейде у Фарерских островов встали на якорь.

Неподалёку от нас был огромный вольер, или я не знаю, как это правильно назвать, — в общем, большая окружность, огороженная сетью, откуда то и дело выпрыгивал лосось. Оказывается, там так его разводят.

Ну, мы были людьми, воспитанными Советским Союзом, и всё, что плохо лежало, сразу приватизировалось.

Лосось, по мнению многих, лежал плохо. Ночью снарядили шлюпку, и уже на ужин у нас была жареная лососина. А экипаж был 59 человек, и это означало, что лосося прихватили немало. Ну, это детали...


На борт поднялся лоцман, и мы пошли в порт Торсхавн. Название меня сразу насторожило, и не зря — дело в том, что острова принадлежат Дании и живут там самые обычные датчане. Город выглядел обычно, как любой европейский город, но чего-то в нём не хватало, и я долго не понять чего.



Торсхавн. (Фото из Википедии.)


Такие ржавые тазы, на котором прибыли мы, в этот порт, видимо, не заходили никогда, поэтому жители города подъезжали на машинах посмотреть на чудо советского кораблестроения.

На берегу я познакомился с молодёжью, и мы охотно делились каждый своим. Я им рассказывал про судно и убеждал их, что мы не утонем, хотя меня об этом спрашивали неоднократно. Говорил, что мне вовсе не страшно ходить в море, и они меня считали настоящим морским волком. Ну, себя правильно преподнести я умел всегда, чего греха таить.

А они мне, в свою очередь, рассказали об островах. В частности, объяснили, чего мне не хватало в их пейзажах.

Оказывается, на островах практически нет почвы — тонкого слоя хватало только на траву. Это просто каменные, скалистые острова, где нет ни одного дерева или куста. Разве что в центре стояло какое-то непонятное растение в огромном горшке.

Местные покатали меня на машине по городу, показали достопримечательности и гордость города — стадион. Гордость — потому, что был единственным и там занимались как обычные школьники, так и национальная футбольная команда. Покрытие, естественно, было искусственным.


Стоянка была недолгой, мы приняли топливо и масло, а вот за продуктами пришлось ехать мне с Иванычем, ибо это входило в обязанности второго штурмана. После того как Иваныч в Шотландии заказал на всю команду собачьих сосисок, ему одному это дело уже не доверяли. Английского он не знал вообще.

В конце концов мы были готовы к длинному переходу через всю Атлантику на далёкий и загадочный ледяной остров, именуемый Гренландия.



Гренландия

Мы уходили всё дальше от Фарерских островов, и перед нами простирался красавец — Атлантический океан.

Если качка в Балтийском море больше напоминает тряску на стиральной доске — море мелкое, волны небольшие и частые, в общем, неприятные ощущения, то в Северном море — тут уже шутки в сторону.

Однажды мы попали в ветер 52 метра в секунду. Это было действительно мощно. Почти никто на судне не ел, так как это уже была не качка, а нас просто швыряло из стороны в сторону, подбрасывало и кидало резко вниз, иллюминатор напоминал стиральную машину во время отжима.

Так нас колошматило три дня. За всё это время я съел кусочек ржаного хлеба, натёртого чесноком, по совету поварихи.

Кстати, о поварихе. Что бы ни было за бортом, как бы не качало, хоть вверх дном, но на судне должна быть приготовлена еда. Пока сильная половина человечества страдала от качки, лёжа в койках, а некоторые и в гальюнах проводили немало времени, повариха привязывала кастрюли с двух сторон и готовила обед, даже если есть его никто не придёт.


Итак, Атлантика. Тут сразу пахнет каким-то благородством и невероятной мощью — всё огромное и бескрайнее, а ты — маленькая точечка на теле водяного исполина.

Справедливости ради надо сказать, что нам несказанно повезло — мы прошли Атлантику туда и обратно по относительно спокойной воде. В основном была зыбь — это остаточный волновой ресурс от где-то далеко пролетевшего шторма. Но и эти волны настолько огромны, что наша не самая маленькая посудина (98 метров, как-никак) проваливалась так, что в этот момент вокруг была только вода, затем нас медленно поднимало по длинному гребню, и мы выскакивали в верхнюю точку, откуда открывалась потрясающая картина океана.



Шторм в Атлантике. (Фото из Википедии.)


Переход длился 11 суток, и, кроме рулевых матросов, остальные просто бездельничали, естественно, втихаря делали брагу, что с удовольствием и потребляли.

Тут уместно упомянуть судового доктора. Колоритнейший персонаж, профессиональный алкоголик со всеми отсюда вытекающими последствиями. Дело в том, что он был счастливым обладателем двух двадцатилитровых канистр чистого медицинского спирта. Ну, не пропадать же добру, и он каждый раз после обеда облачался в фуфайку, прятал, как положено заправскому алкоголику, в рукаве очередной бутылёк с разбавленным спиртом и неспешной походкой направлялся в каюту капитана. И так каждый день.


Но вернемся к штурвалу. Конечно, для бывалых моряков то, что видел я, было делом обычным, и они не придавали этому никакого значения. Зато я был в просто неописуемом восторге.

Поначалу я заглядывался в бинокль, высматривая китов и касаток с довольно приличного расстояния, но наконец-то мне повезло, и я увидел совсем рядом разрезающий воду изогнутый плавник, набирающий скорость. Набрав нужные обороты, из воды вылетала огромная касатка, переворачивалась в воздухе и с грохотом падала на спину, вспенивая воду вокруг себя.

В такие моменты у меня замирало сердце, и эмоции передать словами просто невозможно. В этом была такая красота, грация, свобода, сила, просто невероятное зрелище.

Встречались и семьи — тоже любопытный момент: сначала выпрыгивал папаша, за ним — маман, чуть меньше размером, и уж в конце выпрыгивали маленькие смешные касатята. Кроме умиления, никаких других чувств в эти моменты не возникало.

Киты попадались значительно реже, но и тут мне очень повезло. Дело в том, что в северной Атлантике очень активное судоходство, киты абсолютно не боялись судов и подходили очень близко.

Не знаю, что заставило меня выйти из рубки на крыло, но параллельно ходу судна что-то внизу разрезало воду — и это что-то наконец-то всплыло.

Признаться, не знаю, какого размера был этот кит, да и в этот момент мне было не до математики. Просто всплыла огромная чёрная живая цистерна, с любопытными глазами по бокам и дыркой для фонтана посередине.

Какое-то время мы с интересом наблюдали друг за другом, пока ему это дело не надоело, и, выпустив фонтан воды в воздух, он, как подводная лодка, медленно погрузился в пучину и исчез.


Чем ближе мы подходили к Гренландии, тем чаще встречали льдины — сначала небольшие, а потом уже и вполне себе настоящие айсберги. По мере приближения к острову ледяные глыбы становились выше и шире, некоторые были настолько огромны, что просто захватывало дух. Ведь известно, что под водой этой ледяной громадины ещё 7 раз по столько.



Гигантский айсберг в Атлантике. (Фото Mirror.)


Многие годы спустя, вспоминая свои морские вояжи, я прикидывал, что всё-таки оставило самый глубокий эмоциональный след в моей памяти. Это были, безусловно, айсберги — но не просто заснеженные величавые глыбы, а то, как они, кряхтя, создавая огромные волны, переворачивались на 180 градусов и становились прозрачно-голубыми.

Это удивительно поражающее зрелище, пожалуй, несравнимо ни с чем из того, что я видел в море.


Через 11 суток вдали завиднелся берег. Это была Гренландия.

На первый взгляд, пейзаж мог показаться довольно унылым, потому как имел он всего три цвета. Синяя вода и небо, белые льды и айсберги — и серо-чёрные обтёсанные льдами горы. Но природа всегда находила способ порадовать глаз, но об этом чуть позже — это было там, за Полярным кругом.

Столицей острова был город Нуук — это местное аборигенское название, ну а поскольку остров был, как и Фареры, датским, у столицы было и датское название столицы — Готхоб.

Вот тут-то уже были свои особенности.

Все строения стояли на высоких балках, потому как зимой покров снега достигает нескольких метров. Этакий город на куриных ножках. А так всё достаточно стандартно — частные домики, магазины, супермаркет — всё, как обычно.



Нуук. (Фото из Википедии.)



Мы встали к причалу, и те матросы, которые отдыхали весь переход, теперь уже занимались приёмом тары, всевозможных инструментов и всякой мелочи. Мы же, «отрулившие», пошли гулять по городу.

Так как нашим адресом долгое время был не дом и не улица, то первым делом мы зашли в спортивный магазин.

Стоило всё заоблачных денег, да оно и понятно — остров всё-таки. Мне бросился в глаза плакат, а точнее — огромная фотография хозяина магазина в обнимку — с кем бы вы думали? — с героем первых видеосалонов Жан-Клодом Ван Даммом. Оказывается, Гренландия была горнолыжным курортом, и герой «Кровавого спорта» катался тут на лыжах.

Мы получили всё необходимое оборудование, и к нам присоединились три иностранца. Норвежец Инге, швед Ян Эйрик Педерсон (не самая удачная фамилия для русскоязычной команды) и канадец Джэн.

Закончилась подготовка, мы пошли вдоль западного берега острова в населённый пункт Упернавик. Там мы и встали на якорь в ожидании первой рыбы.


В Британии нам сдавали рыбу белоснежные, мощные, скоростные, манёвренные рыбацкие сейнеры, оснащённые по последнему слову техники. В отличие от нас, с зюзьгами и лопатами, они скидывали нам на борт по 20-30 тонн рыбы в считанные минуты, не повредив при этом ни одной.

Дело в том, что у них в трюме с уловом скумбрии находилась вода. Они перекидывали через наш борт пластиковый шланг сантиметров 60-70 в диаметре, и под давлением вместе с водой выгружали нам рыбу.

Ну, что и говорить, Запад загнивал весьма своеобразно, и мы на своей прогрессивной ржавой калоше смотрелись, конечно, убого. Однажды матросы (которых там два на всё судно) подарили нашим палубным оранжевые непромокаемые резиновые куртки, так как смотреть на измокшие ободранные ватники им, вероятно, было больно.

Ещё один забавный момент с английскими рыбаками, подтверждающий, что мы долгое время жили на разных планетах. Я, как человек абсолютно нестеснительный, завёл разговор с одним из матросов и задал ему вопрос, который хотели задать все 30 матросов нашего экипажа.

Я спросил, какая у него зарплата в месяц.

Он без раздумий сказал: от семи до восьми тысяч фунтов стерлингов. Я, естественно, решил, что тот звездит и глазом не моргнёт.

Когда он в ответ поинтересовался тем же, я не без гордости ответил правду: 400 долларов (что по тем временам у нас было вполне прилично). Англичанин немного опешил и спросил: «В день?» Я усмехнулся и сказал: «Нет, в месяц».

В общем, мы оба друг другу не поверили, на том и разошлись.


И вот, ожидая чего-то подобного и в Гренландии, мы увидели вдалеке обычную деревянную лодку (джонка у нас такая называлась). Подгребая вёслами, к нашему борту приблизился местный житель, до боли напоминавший нам родных чукчей. Напоминавший до тех пор, пока он не улыбнулся.

Первое впечатление было, что четыре месяца в море уже начали сказываться, и я успешно рехнулся.

Зубы у него были заточены под острые клыки.

Вид у него был просто угрожающим — реальное ощущение, что он ими мог впиться в горло и легко выпить все шесть литров крови.

Вскоре такие лодки начали подплывать к нашему борту со всех сторон, и было это похоже на нашествие зомби-вампиров (чёртовы ужасники из видеосалонов). Я реально испугался и закрылся в каюте. Смотрел на сдачу рыбы через иллюминатор — но страха меньше не становилось.

Лодки у них были доверху набиты палтусом, который нам и предстояло обрабатывать и морозить ближайшие месяцы. Иностранцы-инспектора очень строго следили за качеством проводимых работ и нередко заворачивали ту или иную партию, если она не соответствовала стандартам.


Со временем я более-менее привык к аборигенам, но тут один отчебучил такое, что мне сразу приплохело — но зато объяснило заточку зубов.

Очередь из лодок была длинная, и один из рыбаков решил пообедать. Он достал из-за пазухи самый обычный нарезной квадратик хлеба, вытащил нож, отрезал себе кусок сырого палтуса, положил его на хлеб и начал это есть. Впечатлительным оказался не я один — от борта отошло сразу несколько сильно побледневших коллег. Ну, по прошествии времени мы привыкли и к этому, и началась рутина.

К падающим на лоток ящикам присоединились скрежещущие по борту по ночам айсберги. Они никогда не стоят на месте, и постепенно сползая с горных пород, уходили в море таять — естественно, зацепляя борт нашего и так на ладан дышащего парохода.


Как ни странно, погода всё это время стояла изумительная, и судно не качало вообще. Капитан разрешил нам спустить шлюпку и отправиться погулять по девственным местам, где, возможно, никогда не ступала нога человека.

Прозрачность воды была какая-то просто нереальная — создавалось полное ощущение, что мы идём на шлюпке по аквариуму. Мы даже в следующий раз взяли рулетку и померили примерную глубину видимости. Точно этого сделать было невозможно, но на 5 метров было видно точно. Периодически проплывала рыба с выпученными — видимо, от удивления — глазами.

Я был заправским рыбаком, посему снарядил снасть из верёвки и загнутого гвоздя и опустил на дно с куском недоеденной котлеты.

Такой рыбалки у меня никогда не было, и уж точно никогда не будет.

Рыба плавало медленно, принюхиваясь к незнакомой еде, подплывала и уходила, потом возвращалась, и всё это было видно, как по телевизору.

Вдруг одна из любопытствующих медленно так, лениво распахнула пасть и съела котлетку. Я моментально провёл подсечку, чем очень удивил рыбину. Я ожидал какого-то особого сопротивления, но рыбина преспокойно поднималась из глубины с таким видом, как будто она катается на аттракционе. Уже у самой поверхности немного потрепыхалась, что никак не помешало мне её поднять на борт. Стало понятно, что места тут абсолютно дикие и человек не успел ещё изгадить здешнюю природу.


Световой день был крайне короток, и уже под конец нашего пребывания солнышко выглядывало из-за горизонта на 40 минут и скрывалось.

Безусловно, запомнилось северное сияние, которое привносило яркие краски в скудную северную палитру. Первую неделю я выходил каждую ночь наслаждаться небесными цветными переливами, но и к этому тоже как-то быстро привыкаешь...

Мы забили трюма палтусом, и нам предстоял ещё более длительный переход в Голландию. Но об этом в следующий раз.


P.S.  У меня есть вещь, если её так можно назвать... в общем, на память о Гренландии я купил у браконьеров кусочек бивня гренландского кита за 25 долларов. Позднее я обзвонил наши музеи живой и неживой природы, и выяснилось, что ни у кого такого экспоната нет, а у меня — вон, лежит за стеклом, на почётном месте.


 

А это единственная оставшаяся фотография из Гренландии, по крайней мере у меня. Меня на фото нет, так как я снимал, но зато есть наши матросы и кусочек таинственного острова Гренландия.