На фоне позитивных ожиданий появляются мнения ряда «экспертов» – от пессимистических по поводу перспектив трансформации Латвии в «новый Кипр» до панических: «страна превратится в оффшор, набитый грязным капиталом». Но верно другое: у Латвии появится достойный шанс привлечь к себе тысячи инвесторов – как это сделали уже Кипр, Мальта, Люксембург и другие соседи по Европе.

Вступающие в силу с 1 января поправки в законе «О подоходном налоге с предприятий» предусматривают введение благоприятного налогового режима для международных холдингов. Благодаря этому у Латвии, за которой еще с начала 90-х закрепился статус регионального банковского центра всего постсоветского пространства, появились все шансы сделать еще один рывок в развитии экспорта финансовых услуг.

«Бонусом» к измененному законодательству стало и ратифицированное, наконец, недавно соглашение об избежании двойного налогообложения с Россией – самым значимым экономическим партнером в СНГ: в начале октября президент Путин подписал принятый Госдумой закон. Это соглашение предусматривает пониженные или нулевые ставки налога, удерживаемого при выплате из России в Латвию дивидендов, процентов, роялти, платежей за осуществление международных перевозок. Прописана возможность зачесть в России налог, уже уплаченный в Латвии, а также ряд других льгот.


Защита от взысканий и лекарство от коррупции

Среди целей предстоящей реформы налогового законодательства Минфин Латвии декларировал намерение снизить интерес латвийских предпринимателей к использованию структур из низконалоговых юрисдикций. Однако надо заметить, что налоговая либерализация лишь в небольшой степени относится к местному бизнесу. Большинство целей и задач налогового планирования и защиты активов, которые латвийские предприниматели до сих пор решали за счет иностранных холдинговых или торговых структур, по-прежнему смогут решаться только таким образом. Но есть и другая цель – привлечь в страну иностранный бизнес, главным образом, для создания холдинговых центров, – в этом вопросе значимость реформы неоспорима.

Как известно, холдинговая компания создается с целью систематизации владения активами и становится промежуточным звеном между физическим лицом (или компанией из безналоговой юрисдикции) и всеми операционными компаниями структуры. Она может не только владеть долями компаний структуры и получать от них дивиденды, но также финансировать их и получать процентный доход, владеть интеллектуальной собственностью и получать роялти за передачу прав ее использования. Помимо налоговой оптимизации для операционных компаний и конечного собственника, холдинговая структура дает ряд других преимуществ, в том числе упорядочивание владения активами, оптимизация финансовых потоков и возможность привлечения внешних инвестиций на более благоприятных условиях, а также обеспечение защиты всей структуры от требований и взысканий кредиторов физического лица.

В таких странах как, например, Россия и Украина, где традиции защиты собственности откровенно хромают, фискальная нагрузка очень высока, а индексы коррумпированности зашкаливают; иностранные и местные бизнесмены предпочитают владеть активами не напрямую, а регистрировать их на зарубежные компании. За общими цифрами иностранных инвестиций в России скрываются деньги российского же происхождения, что наглядно демонстрирует структура иностранных инвесторов: 80% прямых и 70% портфельных инвестиций приходят в Россию из оффшоров. Впрочем, не только в Россию. К примеру, в Латвии структура прямых иностранных инвестиций тоже говорит сама за себя: Нидерланды на третьем месте (после Эстонии и Швеции), Кипр на четвертом, Мальта на 13-м – очевидно, что за рядом этих «западных» компаний стоят капиталы вполне восточного происхождения.


Дремучие скептики против «нового курса»

Благоприятный для холдингов налоговый режим в классическом виде должен предполагать отсутствие налогообложения для дивидендов и доходов от продажи капитала, а также отсутствие налогов у источника при выплате из страны инвестиционных доходов: дивидендов, процентов, роялти. Плюс сеть соглашений об избежании двойного налогообложения. Именно такую концепцию реализовали Кипр, Мальта, Нидерланды и Люксембург. Теперь к ним присоединяется и Латвия.

Привлечение в страну иностранного капитала, а затем иностранного бизнеса для размещения холдинговых, финансовых и других операционных центров было целью латвийских законодателей и в 2010 году при либерализации иммиграционного законодательства, и сейчас – при изменениях в законодательстве налоговом. Возможно, эта политика не производит впечатления слишком активной, но она однозначно логична, конструктивна и последовательна. Кстати, президент страны Андрис Берзиньш недавно в интервью прессе открыто заявил, что «наш фокус – это Люксембург, Сингапур, Швейцария».

На этом фоне искренне удивляет негативный настрой критиков такого курса – от глубокого скепсиса к потенциалу Латвии как международного финансового центра до паники по поводу превращения родины в «грязный оффшор». Но больше всего непонятна «смелость» некоторых «экспертов», которые не стесняются высказываться по поводу сомнительности перспектив Латвии на рынках международного капитала, не обладая должной компетенцией в данном вопросе.


«Стирка» капиталов – это уже не актуально

Каждому, кто мало-мальски знаком с предметом, очевидно, что оффшор – отнюдь не синоним «стирки» незаконно нажитых капиталов, абсолютной тайны собственности, полного отсутствия налогов, финансовой отчетности и государственного регулирования.

Да, где-то далеко есть острова Кука и Коста-Рика, включенные в черный список Организации экономического сотрудничества и развития, территории, которым международные организации грозят лишением международной помощи, а банки США останавливают платежи. Но есть Нидерланды с огромным транзитным центром Роттердамом, которые с 2005 года являются крупнейшим покупателем российских товаров, оставив далеко позади таких важнейших торговых партнеров России как Китай, Германия и Италия. Есть и Люксембург – страна-основатель Евросоюза.

На том же Кипре кодированные банковские счета и отсутствие налогов для иностранного бизнеса – история давно ушедших дней. На Британских Виргинских островах сегодня даже в рамках неправительственного расследования грамотный адвокат в течение двух недель может добиться получения информации о бенефициарном владельце компании, нарушившей закон. И давно уже ни в одной стране мира невозможно учредить компанию или открыть счет в банке, не предоставив сведений о бенефициарном владельце.

Так что современный оффшор – это в подавляющем большинстве случаев вовсе не приют для преступных капиталов, а юрисдикция, которую капитал или бизнес выбирает для дислокации и развития – по причине налоговых и регулятивных льгот и других преимуществ.


Холдинги как основа народного благосостояния

Упомянутые Нидерланды и Люксембург на протяжении десятилетий являются крупнейшими инвесторами в мире. По статистике МВФ, через Нидерланды сегодня проходит 18% мирового объема прямых инвестиций (1-е место в мире), через Люксембург – 9% (3-е место после США, у которых 17%). У 60% стран мира в списке пяти ключевых источников иностранных прямых инвестиций фигурируют Нидерланды, у 25% — Люксембург. Для России Нидерланды по этому показателю занимают второе место с 16%, Люксембург – третье с 11%.

Мощь финансового сектора непосредственно отражается на благосостоянии страны. По объему ВВП на душу населения Люксембург и Нидерланды являются европейскими лидерами с соответственно 274% и 131% от среднего уровня по ЕС. Конечно, своими позициями эти страны обязаны не только холдинговому налоговому режиму, но и не в меньшей степени общей ситуации в экономике, политической и экономической стабильности, отличной репутации, самым высоким кредитным рейтингам и вековым традициям защиты собственности. Однако и «оффшорная составляющая» сказывается на их экономике благоприятно.

А возьмем Мальту, крупного прямого инвестора для многих европейских стран, включая Великобританию и Испанию, а также страны Северной Африки. Крохотный островов с населением в 450 тысяч человек, экономика которого построена на финансовом секторе и обслуживании иностранного капитала, имеет уровень благосостояния в 1,5 раза выше, чем Латвии.

Наконец, Кипр – основной «финансист» для России, Беларуси, Армении, Украины, Сербии и Молдавии. В России по размеру накопленных иностранных инвестиций Кипр – лидер безусловный и многолетний, на него приходится 21% из более чем 300 млрд. долларов финансовых вливаний (15% входящих инвестиций и 25% исходящих). Россия для Кипра – якорный бизнес, связи у него с ней теснее, чем с соседней Грецией. Кипр первым «вошел на рынок» в начале 90-х, удовлетворяя спрос предпринимателей из постсоветских государств на создание иностранных структур владения. 20 лет назад из всего списка оффшоров у России лишь с Кипром имелось соглашение об избежании двойного налогообложения, да еще с уникальными льготами. Плюс безвизовый въезд, виды на жительство, низкие расходы на администрирование, развитая банковская система… Что это дало Кипру? Даже сейчас, когда южную Европу сотрясает кризис, остров с населением 800 тысяч имеет уровень благосостояния почти в два раза выше, чем Латвия, – 92% от среднего по ЕС. В сфере финансовых услуг для нерезидентов там заняты десятки тысяч юристов и бухгалтеров.


Латвия – это не Кипр, это еще лучше!

В ответ на скепсис типа «Латвии не стать Кипром никогда» отметим, что собственно Кипром Латвии быть и не надо – у нее при всей схожести холдингового законодательства налицо другие преимущества.

На Кипре ежегодно регистрируется 20 тысяч новых компаний, десять лет назад в коммерческом регистре их было всего 100 тысяч, сейчас – больше 260. Большая часть – это иностранный бизнес. При этом реальный сектор экономики острова достаточно слаб, что создало понятные угрозы на фоне греческого кризиса. Конечно, сценарий, при котором к 40 000 активных латвийских компаний в следующем году добавится еще 20 000, представляется маловероятным. Но, господа, позвольте Латвии с чего-то начать.

Тем более, что у Латвии имеется собственное «обаяние». По сравнению со странами старой Европы наши плюсы – простота регистрации и администрирования, а также невысокая стоимость обслуживания. По сравнению же с Кипром и Мальтой перечень сильных сторон, особенно тех, которые привлекают бизнес из постсоветского пространства, еще значительнее. Это стабильность, надежность и конфиденциальность латвийской банковской системы (к слову, 9 октября агентство Moody’s в очередной раз понизило кредитные рейтинги трех крупнейших кипрских банков: Hellenic Bank до уровня B3, что на шесть ступеней ниже порога «высокого риска», Bank of Cyprus и Cyprus Popular Bank – до Caa1, что на семь ступеней ниже порога, с негативным прогнозом).

Немалую роль играет и репутация страны. Из-за своего недавнего прошлого, с которым они уже расстались, Кипр и Мальта до сих пор пребывают в «черных списках» низконалоговых стран в России, Казахстане, Узбекистане. А кредитные рейтинги Кипра находятся в зоне высокого риска и имеют негативный прогноз. Наконец, преимущество Латвии – финансовый сервис на русском языке и ментальная близость с жителями стран СНГ. Еще один плюс по сравнению с Мальтой – наличие соглашений об избежании двойного налогообложения со всеми основными постсоветскими странами (у Мальты – только с Грузией).


Риторические вопросы критикам либерализма

Принимая во внимание все вышесказанное, хотелось бы задать критикам нового либерального латвийского законодательства несколько риторических вопросов.

Что плохого в том, что значительная часть населения Нидерландов, Люксембурга, Кипра и Мальты трудоустроена в сфере обслуживания иностранного капитала и бизнеса, и в том, что отрасль финансовых услуг на экспорт дает существенный вклад в экономику этих стран?

Что плохого в том, что в Латвии уже сегодня один только банковский сектор, наполовину работающий на нерезидентов, трудоустраивает более 10 тысяч квалифицированных работников и платит налогов на сумму более 100 миллионов латов в год?

Что плохого в том, что еще до того, как в Латвии начало действовать благоприятное холдинговое законодательство, многие международные группы компаний уже выбрали ее в качестве месторасположения своих сервисных и операционных центров, в том числе финансовых, ИТ, бэк-офисных и экспортно-импортных подразделений?

Что плохого в том, что самая большая латвийская компания с оборотом более 1 млрд. евро – это «дочка» российского химического гиганта УРАЛХИМ, открытая в 2009 году для обеспечения экспорта из России в страны ЕС, Америки и Африки. Открытая именно здесь по причине удобства латвийских портов и складов, близости к России, транспортного сообщения и русскоговорящей среды. Что плохого в присутствии в топе-500 латвийских предприятий десятков других подобных российских компаний? (здесь стоит обратить внимание, что налоговая реформа снижает налоговую нагрузку и для операционной деятельности. Международные торговые и сервисные компании также смогут теперь выплачивать дивиденды и проценты по полученному финансированию и роялти без потерь).

Почему бы вместо того, чтобы называть «бредом и сказками» те законодательные начинания, которые в свое время предопределили экономическую судьбу таких стран как Кипр и Мальта, Нидерланды и Люксембург, нам не пожелать успеха их воплощению на уровне исполнительной власти? Реальных преимуществ в Латвии немало. Остается только надеяться, что отличные законодательные инициативы не будут блокироваться бюрократическими препонами, а, напротив, будут поддержаны госчиновниками на практике.