---

 
100 лет назад, 6 июля 1918 года, в Москве убили немецкого посла графа Мирбаха. Последовавшие за этим события радикально изменили весь ход советской истории.
 

---

Мир на крови

За четыре месяца до этого советская делегация в Брест-Литовске вынуждена была подписать условия кабального мирного договора с Германией, Австро-Венгрией и их союзниками.

Огромные территории — Украина, Беларусь и Прибалтика, с наиболее развитой тяжелой промышленностью, отдавались оккупантам. Немцы и их союзники получали право и в дальнейшем контролировать национальное самоопределение захваченных регионов. На советскую Россию накладывалась тяжелейшая контрибуция, уничтожению подлежал Черноморский флот, и так далее.

По сути, всё это означало признание поражения России в Первой мировой войне.

Вина за это, безусловно, лежала прежде всего на Николае II, являвшимся Верховным Главнокомандующим, и Временным правительством. Но поражение потерпела и внешняя политика раннего, романтического большевизма — на официальное обращение ко всем воющим державам с предложением заключить мир без аннексий и контрибуций Антанта ответа фактическим отказом.

Центральные державы проявили было показную заинтересованность и вступили в переговоры, очень быстро сменившиеся немецким наступлением и грабительским Брестским миром.

Против Брестского мира сразу же выступили также являющиеся правящей советской партией левые социалисты-революционеры. Хотя их представитель Анастасия Биценко также входила в состав делегации в Брест-Литовске.

 


Брест-Литовск. Делегации за столом переговоров.
 

---

Да что там вспыльчивые, как порох, левые эсеры! В самой партии коммунистов-большевиков единства по поводу мира не было. Более того, первоначально большинство и там выступало против капитуляции перед германским империализмом.

Однако произносить революционные речи — это одно. А удержать на фронте наступление дисциплинированных германских дивизий, легко сметающих деморализованные части старой армии и плохо обученные и организованные отряды Красной Гвардии — это другое. Хотя и тогда были примеры и отчаянного сопротивления — например, отрядов Красной Гвардии под Жлобином.

Как бы там ни было, но уже в апреле 1918 года левые эсеры вознамерились сорвать Брестский мир любой ценой. В том числе — и путем организации покушений на представителей германского империализма.


Левее левых

Для этих целей в Западную Европу был делегирован один из руководителей Боевой организации партии левых эсеров Григорий Смолянский. Наталья Смолянская, художница из Москвы, скромно представляющаяся «Внучка террориста», рассказа автору, что ее дедушка происходил из семьи состоятельных купцов из Мозыря. Однако едва ли не все дети буржуа-пароходчиков пошли в революцию.

Немецкие левые социал-демократы, конечно, были в ужасе от предложения русских революционеров убить императора Вильгельма II прямо в его ставке в Спа. С большим трудом немецким товарищам удалось убедить левых эсеров остановить свой выбор на императорском посланнике графе фон Мирбахе в Москве и командующем немецкими оккупационными войсками фон Эйхгорне в Киеве.
 

...Душным июльским днем 6 июля 1918 года над Москвой собирались грозовые тучи. Но еще до того, как прозвучали первые раскаты грома, в здании немецкого посольства в Денежном переулке прогремел взрыв. Левые эсеры и сотрудники ВЧК Яков Блюмкин и Николай Андреев застрелили Вильгельма фон Мирбаха и, прикрывая свой отход бомбами-«македонками», скрылись из посольства на автомобиле.

Первоначально в Совнаркоме решили, что это провокация правых эсеров или белогвардейцев. Но вскоре на 5-м съезде Советов лидер левых эсеров Мария Спиридонова заявила, что их партия берет ответственность за покушение на себя.

 

 

Правительство Ленина оказалась на грани новой войны с Германией и одновременно — перед лицом разборок со своими радикальными союзниками-террористами. С учетом того, что за 12 часов до этого в Ярославле и Рыбинске мятеж подняли правые эсеры, положение большевиков было более чем аховым.


Но было ли выступление левых эсеров мятежом? В советской историографии и пропаганде это утверждалось однозначно. В наше время либеральные пропагандисты с удовольствием хотели бы поддержать этот тезис, только поменяв знаки — дескать, «хорошие» левые эсеры восстали против «плохих» большевиков. На деле все было гораздо сложнее. И сегодня большинство исследователей сходятся, что никакой попытки захвата власти со стороны левых эсеров не было. Но мотивы и тайные пружины их вооруженного выступления до сих пор полны загадок.

Действительно, практически все заявления левых эсеров в те дни говорили о том, что они поднимают восстание только против империалистической Германии, угрожающей самому существованию советской России, но не против большевиков и Советской власти.

Да, между левыми эсерами и большевиками существовали достаточно серьезные противоречия — в том числе и по поводу Советов. Левые эсеры видели в народном самоуправлении Советов основу и саму жизнь будущего социализма. А для руководства партии большевиков они были скорее инструментом «диктатуры пролетариата».

Не менее серьезными были разногласия по поводу крестьянства. Если левые эсеры видели «контрреволюционеров» только в кулаках, то большевики тогда и среднему трудовому крестьянству противопоставляли диктатуру деревенской бедноты — Комбеды. До 1919 года, когда Ульянов-Ленин, и сам наполовину если не народник, то синтетический социалист, не скомандовал: «Не сметь командовать крестьянином!»

Эти и многие другие разночтения с РКП(б) активно обсуждались на прошедшем накануне восстания III съезде левых эсеров. Однако несмотря на наличие горячих голов, призывающих рвать с большевиками, мнением большинства левых социалистов-революционеров было другим — сохранять с коммунистами единый фронт. «Конструктивно» критикуя их и толкая влево, к мировой революции и подлинному социализму.

Пальба и бомбы в немецком посольстве и стали таким первым «толчком».




Фракция левых эсеров 5-го съезда Советов.
 

---

Заговор против заговора

При этом еще одним мотивом для атаки на посольство было убеждение левых эсеров, что Германская империя готовит реакционный переворот в советской России. А дипломатическое представительство в Москве — является его главным штабом.

Левые эсеры неоднократно заявляли, что немецкие агенты ведут слежку за членами партии, особенно за теми, кто в прифронтовой зоне оказывает поддержку подполью в Беларуси и Украине. Наблюдение ведется с целью их уничтожения. Накануне в помещении партии левых эсеров в Москве были обнаружены бомбы, поставленные на боевой взвод. Левые эсеры также многократно заявляют, что Мирбах вооружает немецких военнопленных в помощь контрреволюционному перевороту.

Но не были ли эти утверждения перехлестом гиперэмоциональной Марии Спиридоновой и других левых эсеров, мало сдерживавших свой революционный темперамент?

Профессор МГУ Ярослав Леонтьев считает, что Яков Блюмкин, курировавший в контрразведке ВЧК направление по немецкой агентуре, непосредственно получил секретные данные о далеко зашедших связях германских резидентов с контрреволюционным подпольем.

Но мы можем обратиться и к открытым ныне источникам. Например, к воспоминаниям барона Карла фон Ботмера, подготовленные к изданию в 1921 году.

Германия была одним из первых государств, признавших советскую Россию. Уже в апреле 1918 года были восстановлены дипломатические отношения, разорванные в 1914 году.

Майор Ботмер отправился в Москву с графом Мирбахом в качестве представителя Верховного Главнокомандования. Немецкая дипломатическая миссия была вообще крайне военизирована — кроме представителя Ставки, тут был военный атташе, поверенный военного министра, уполномоченный по пленным и много других офицеров. Да и сам посланник фон Мирбах — капитан запаса вестфальских кирасир.

При этом рафинированные немецкие дипломаты были в глубоком шоке от советской демократии. Свобода и равенство были тут не пустым звуком — в комнату для переговоров самостоятельно заходили любые сотрудники и жали всем руки, обыкновенная машинистка или курьер с жаром включались в ход дипломатической дискуссии.


Воспоминания барона Карла фон Ботмера написаны в форме дневника. Конечно, из опубликованного текста изъята многая оперативная конкретика. Но все равно хорошо видно, как уже с первых шагов королевский майор начал формировать агентурную сеть.

Одним из первых он встречается с прибалтийскими немцами. Например, с архиепископом бароном фон Роппом. Латвийский католик Ропп был в свое время Виленским епископом и Могилевским архиепископом. И сегодня на этом основании его пытаются выдать едва ли не за «национального» деятеля Литвы и Беларуси. Но немецкий разведчик однозначно считает его своим.

Некоторые русские монархисты сами приходят в посольство. В отличие от гражданских дипломатов, немецкая разведка охотно устанавливает с ними связи. Другие, как лидер кадетов Кривошеин, предпочитают конспиративно выходить на контакт через посредников. Барон фон Ботмер многократно отмечает, что все русские монархисты и «правые» все свои надежды возлагают только на императорскую Германию.

Они буквально засыпают германского резидента просьбами о помощи и обещают поднять восстание в случае нового немецкого наступления на Восток. Немецкий барон-резидент даже подсчитывает: «Для оказания такой поддержки потребовалось бы от шести до восьми дивизий и сильная кавалерия».

Одновременно прусский майор с негодованием отмечает работу среди белогвардейского подполья своих конкурентов — агентов Англии и Франции. Фон Ботмер пишет:
 

«Положение большевиков ненадежное. Может оказаться, что в недалеком будущем наверху окажутся другие силы, поэтому для Германии немаловажно заранее иметь с ними хорошие отношения… Если… Германия утвердится в России, большевизм долго не удержится у руля. Поэтому для нас уже сейчас небезразлично, кто именно придет ему на смену — относящиеся ли с ненавистью к Германии эсеры или руководимые «правыми» буржуазные партии. Мы просто обязаны попытаться повлиять на ход событий».
 

Постепенно немецкий резидент приходит к мысли об опасности коммунизма для всего западного мира. И к тому, что это советская Россия использует к своей выгоде Брестский мир для передышки и подготовки революции в Германии, а не наоборот. И выступает сторонником разрыва с Советами и помощи прогерманскому антисоветскому подполью. Но к сожалению для прусского майора, МИД Германии находит пока выгодным сохранять с Москвой дружеские отношения.

Очевидно, что хоть решение о проведении антисоветского переворота еще принято не было, немецкая военная разведка практически прорабатывала такой вариант.

И в вопросе с немецкими военнопленными левые эсеры не так уж сильно погрешили. Уже спустя несколько часов после убийства Мирбаха для дополнительной охраны посольства прибыл отряд военнопленных.

Оружие для них уже вечером 6 июля на нескольких грузовиках привез сам заведующий внешним отделом ВЦИК Карл Радек. Он же подробно проинформировал королевского майора фон Ботмера о ходе операции по подавлению левых эсеров.


Латышские стрелки против революционных бомбистов

Как сообщает доктор исторических наук Ярослав Леонтьев, именно против немцев и связанных с ними белогвардейцев и заняли оборону левые эсеры в находившемся под их контролем Отряде особого назначения ВЧК. Апокрифические источники утверждают даже, что в штурме левоэсеровского штаба в Трехсвятительном переулке принимали участие и вооруженные немецкие военнопленные. Впрочем, серьезных подтверждений этому нет.

Против немцев или большевиков, но вся тактика левых эсеров носила исключительно оборонительный характер. Что еще раз подтверждает — намерение силой брать власть у них, за исключением нескольких экстремистски настроенных активистов, явно не было. Скорее — сорвать Брестский мир и самим стать лидирующей силой в восстании против Германии.

При этом захватить власть для них было не трудно — вооруженных сил у левых эсеров было в 2—3 раза больше, чем у большевиков. Но это не был даже конфликт двух партий — РКП(б) и ПЛСР(и). Скорее — двух программ развития революции. А на практике — противостояние Совнаркома и ЦК левых эсеров с чекистским «спецназом» на поддержке. И в самой партии большевиков также было немало противников Бреста, «левых коммунистов» — которые при благоприятных обстоятельствах могли качнуться к левым эсерам. Неслучайно большинство частей Московского гарнизона заняли выжидательную позицию.


Всё решили латышские стрелки.

Левоэсеровские агитаторы, посланные в латышские полки, вернулись ни с чем. И дело вовсе не в том, что латыши плохо понимали по-русски. Дисциплинированные сыны Земгалии и Курземии подчинялись только своим командирам, в большинстве своем — бывшим офицерам. А командир латышской дивизии экс-полковник Иоаким Вацетис и большая часть комсостава предпочли делать карьеру при более прагматичных большевиках.

Согласно грамотно составленному плану, латыши сбили легкие заставы левых эсеров и с нескольких сторон вышли к их опорному узлу обороны в Трехсвятительном переулке. Батареей, которая из района Ивановского монастыря открыла артиллерийский огонь по «мятежникам», командовал экс-прапорщик Эдуард Берзиньш. При этом латышские пулеметчики огнем с соседних колоколен предусмотрительно подавили орудийные расчеты Особого отряда ВЧК. Сопротивление левых эсеров было сломлено.




Ивановский монастырь. Отсюда латышская батарея вела обстрел «мятежников».
 

---

 
А вот левоэсеровские отряды с Западной линии завесы в Беларуси, вопреки намеченному плану, подойти на помощь так и не успели. Двинуть же 1-ю дивизию РККА левого эсера Василия Киквидзе с Донского фронта, где шли бои, ЦК партии даже в голову не пришло — из-за ответственности перед судьбами революции.

Неслучайно немцы увидели в латышских стрелках потенциальных союзников аля мятежный Чехословацкий корпус. Только — с обратным знаком. И впоследствии именно латышей просили присылать для охраны своего посольства. Но латышские стрелки и в дальнейшем оставались своего рода преданной гвардией Ленина-Троцкого.




Группа стрелков 9-го латышского стрелкового полка во время подавления мятежа левых эсеров в Москве 7 июля 1918 года. (Фото из книги «Революционные латышские стрелки (1917—1920)», Рига, «Зинатне», 1980.)
 

---

 

Дранг нах Вест

Выступление левых эсеров закончилось разгромом этих революционных романтиков. И потерей уникального шанса на развитие многопартийной советской демократии. Однако один ли негатив можно записать в актив июльского восстания левых эсеров? Многие из них, перейдя в июле 1918 года на нелегальное положение, выехали на оккупированные территории Беларуси и Украины, где активизировалось повстанческое движение.

В скором времени немецкое посольство уедет из Москвы, а затем и вовсе покинет советскую территорию. При этом надо понимать — из всех иностранных государств именно Германия была наиболее опасным противником советской России.
 

Во-первых, в отличие от Антанты, Германская империя в тот момент имела с нами общую протяженную границу.

Во-вторых, она уже создала здесь свои марионеточные государства — державу гетмана Скоропадского, сепаратистское образование Краснова, Балтийское герцогство, и так далее.

В-третьих, монархия Гогенцоллернов была наиболее милитаристским режимом.

В-четвертых, германский капитал имел в России, Беларуси, Украине и Прибалтике особые интересы и хорошо ориентировался в этом регионе.

В-пятых — советская Россия фактически проиграла войну Германии и находилась в положении униженного побежденного.
 

Кризис 6 июля 1918 года и относительно сдержанная реакция немецкого МИД и армии показали — у Германии уже нет сил для активной политики на Востоке. Грохот выстрелов в Москве, хоть и ценой пролития невинной крови, но избавил многих от комплекса проигравшего.

Зато немецкие и австро-венгерские войска катились отсюда домой распропагандированными — и вскоре в Германии произошла революция. И если Вильгельм фон Мирбах так и не смог оказать российской контрреволюции действенной помощи, то советский посол в Берлине Адольф Иоффе оказался более успешным?

Но дело, конечно, не в заговоре дипломатов или играх разведок. Немецкий резидент в Москве барон фон Ботмер горько сожалеет, что державам Запада не удалось остановить мировую войну между собой и обратить свои объединенные силы против советской России.

Между тем, у Антанты были планы использования немецких легионов против Советов — наряду с польскими, украинскими и так далее.

Однако от этих планов решено было отказаться. Возможно, памятуя возмущение против Брестского мира — в том числе из опасений вызвать новый революционно-патриотический подъем? И угрозы объединения на этой почве бывших непримиримых противников?

В конце 1918 года Брестский мир был аннулирован, а Германия вышла из числа активных игроков против советской стороны. Одной крупной военной угрозой для России, Беларуси, Украины и Закавказья стало меньше...