Стоило композитору Иманту Калниньшу замолвить слово о русских Латвии, как я тут же вспомнил, что 40 лет тому назад этот композитор получил на всесоюзном кинофестивале приз за лучшую музыку к кинофильму. Фильм назывался «Вей, ветерок!».

И потому предлагаю вам рассказ о том, как я, русский, и известная актриса, латышка, минувшим летом решили отметить 40-летие этого фильма. Актрису зовут Эсмералда Эрмале, она в том фильме сыграла одну из главных ролей, и тоже получила приз кинофестиваля — за лучший кинодебют.
 
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. До полудня
 
Денек тот выдался солнечный, теплый — 34,4 градуса. Как оказалось потом, то был температурный рекорд. Понимая, что в дороге можно свариться вкрутую, мы тем не менее не отменили заранее оговоренную поездку. Я уговорил Эсмералду на бартер: я ей показываю утонувший в реке Стабурагс и знакомлю с живущими на берегу писателями, поэтами и кинодраматургами Марой Свирэ и Владимиром Каяксом. А Эсмералда за это показывает мне на реке место съемки последних кадров фильма «Вей, ветерок!», в котором она сыграла Байбу, а также соглашается на фотосессию под придуманным мною трафаретным рабочим названием «40 лет спустя»...
 
Ехали мы по левобережью, все время рядом с рекой. По дороге героиня предстоящей фотосессии настраивалась на одну волну с Даугавой, которая в фильме стала мощным визуальным образом неизбывного, не людьми предначертанного пути, да и в жизни самой актрисы река сыграла значимую роль.
 

 
Река наша — ну просто красавица! А в том месте, где некогда высился утес Стабурагс, стала еще краше, шире, величавее. Но сам 18-метровый утес при этом утонул в водах водохранилища. Но он там в пучине жив, ему вода в общем-то не страшна.
 

 
У Стабурагса надо постоять — он дает силу. Латышке, поскольку все латыши в большей мере язычники, нежели христиане, можно что-то у утеса тихонько попросить. Он всех выслушивает, и бывает, что помогает.
 
Драматурги, живущие у самого Стабурагса, нашему визиту обрадовались. Естественно, они давно и нежно любят актрису, сыгравшую национальную любимицу Байбу.
 

 
Хозяева показали свой дом, в котором побывали все президенты Латвии, показали фотографии Стабурагса, развешанные на стенах, известную картину «Стабурагс» Дайлиса Рожлапы — друга Владимира Каякса.
 



 
Кстати, именно Рожлапа был художником-постановщиком фильма «Вей, Ветерок!», и я ему перед отъездом звонил, пытаясь уточнить места съемок, а он при этом передавал горячий привет и драматургам, и актрисе Эрмале... Латвия — небольшая страна.
 
Потом мы все сели за стол весом 800 кг, сели под сомкнутые кроны десятка лип, обступивших нас. Сидели как в соборе...
 

 

 

 
Говорили о всяком, но больше о кино и литературе. Женщины не могли не поговорить тихонько о чем-то о своем. А мы с Владимиром — о нашем (и это был наш последний разговор — через месяц Владимира не стало...)
 
Я, готовясь к предстоящей фотосессии, тренировался в съемках короткометражных фильмов. Предлагаю здесь сразу две мои дебютные работы.
 

Фильм первый. «Родниковая вода»
 

 
 
Фильм второй. «Дом возле утеса, куда непременно приезжают президенты»
 

 
Второй фильм вышел получше первого, но он, правда, нечаянно оборвался, и именно там, где у последнего кадра был небольшой брачок... :)
 
Простились мы с драматургами тепло. Расставаться с ними не хотелось. Однако уже был полдень. Жара достигла апогея. Машина раскалила и обжигала руки. Но мы мужественно поехали на другой берег Даугавы, к Кокнесе — искать место съемки последних кадров фильма «Вей, ветерок!»
 
 
 
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. После полудня при t = 34,4 по Цельсию
 
Пьесу «Вей, ветерок!» Янис Райнис написал 100 лет тому назад, живя в благополучной Швейцарии, скучая там по Латвии. В основу положил знакомую с детства народную песенку, весьма фривольного содержания, далекого от пафоса пьесы.
 

 
И от пафоса фильма далекого тоже. Вот ее слова на латышском.
 
Pūt, vējiņi, dzen laiviņu,
Aizdzen mani Kurzemē.
Kurzemniece man solīja
Sav» meitiņu malējiņ».
 
Solīt sola, bet nedeva,
Teic man lielu dzērājiņ»,
Teic man lielu dzērājiņu,
Kumeliņa skrējējiņ».
 
Kuru krogu es izdzēru,
Kam noskrēju kumeliņ»?
Pats par savu naudu dzēru,
Pats skrēj» savu kumeliņ».
 
Pats paņēmu līgaviņu,
Tēvam, mātei nezinot.
Pūt, vējiņi, nostājiesi,
Ļauj ievāmi noziedēt,
 
Jājat, tautas, pagaidati,
Ļaujat pūru pielocīt.
Pūt, vējiņi, dzen laiviņu,
Aizdzen mani Kurzemē.
 
Перевода на русский я в интернете не нашел, а потому перевел сам, полагая, что это будет «литературным переводом», то есть освобождающим меня от ответственности за плохое знание латышского.
 
Ветерок, а ну гони-ка
Лодочку в Курляндию.
Там курляндка обещала
Выдать замуж доченьку.
 
Обещать-то обещала,
Только слова не сдержала:
«Много пьешь. А много выпив,
Не жалеешь лошади».
 
Здрасте! Где же много пью я?
Чью лошадку не жалею?
Если пью, то на свои же.
На своей скачу лошадке.
 
А! Возьму невесту сам я!
Мать с отцом и не узнают.
Вей же, ветер! Покачавшись,
Ивы успокоятся.
 
Приходи, народ, приданным,
Что привез я, подивиться!
Ветер, вей! Гони скорее
Лодочку в Курляндию. :)
 
Трудясь над этим весьма и весьма вольным переводом, обнаружил, что в песне герой плыл по Даугаве с правого берега на левый, то есть из Видземе в Курземе. А вот фильме Гунара Пиесиса он плыл наоборот!
 
Вообще Пиесис свой фильм, действие которого происходит в одном и том же месте, снимал совсем в разных местах. В частности на берегу Гауи, у живописной Орлиной Скалы.
 

 
А так же в поселке Вийциемс в Валкском районе, где чудом сохранились старинные дома и амбары.
 

 

 
Эти внезапные перестановки места действия в фильме многие заметили, но простили авторам — они не были существенны.
 
Равно как простили и то, что финальные кадры фильма снимались не на левом, курляндском берегу Даугавы, а на правом. Солнце, заходящее в кадре справа, а не слева, выдает это. И снимались эти кадры не на реке, а на берегу водохранилища Плявиньской ГЭС. Но при этом необычайная ширина реки в кадре придала ей столько эпической величавости!
 
Жизнь моя счастливо сложилась так, что с Гунаром Пиесисом я познакомился еще в школе. То есть это я был еще в школе, а Гунар уже окончил ВГИК и, вернувшись в Ригу, ожидал возможности снять кино. Он не был сыном Сергея Михалкова, поэтому ждать ему пришлось долго.
 
А у нас в школе был клуб под названием «Встречи с интересными людьми». В нем числились в руководителях я и моя одноклассница, мама которой трудилась инструктором в Ленинградском (или Ленинском, сейчас уже не помню) районном комитете КПСС. А поэтому, как вы пониманете, отказов нам в интересных встречах не было. И когда мы попросили встетиться с молодым выпускником ВГИКа, к нам послали наименее занятого, то есть Гунара.
 

 
Он нам понравился. К нам приехал молодой парень с длинными волосами, в желтой рубаше и синем (или зеленом, сейчас уже не вспомню) галстуке. Что-то живо и интересно рассказал нам о кино и подробно ответил на все наши вопросы.

Из всего сказанного я хорошо запомнил, что он мечтает поставить фильмы по двум классическим латышским произведениям: «В тени смерти» и «Вей, ветерок!
 
То был где-то 1965-66 год. В 1971 году Гунар поставил таки «В тени смерти», через два года — «Вей, ветерок!». (Эсмералда! Если и ты сейчас это читаешь, то знай: я услыхал о планах Пиесиса в отношении фильма «Вей, ветерок!» тогда, когда ты еще только в перый класс ходила!)
 
Извините, отвлекся на воспоминания, вот же старческая привычка... Итак, мы с Эсмералдой поехали искать место съемки финальных кадров легендарного фильма.
Художник фильма Дайлис Рожлапа, которому я звонил накануне, это место помнил плохо. Однако он предполагал, что прямо напротив был Стабурагс. То есть, по его версии выходило, что снимали в Ритери...
 

 
Однако оператор фильма Мартыньш Клейнс переубедил: он хорошо помнил, что фильм снимали примерно в километре от места впадения в Даугаву реки Персе, ниже по течению. Это рядом с городком Кокнесе.
 

 
Я несколько раз пересмотрел фильм (спасибо YouTube!) и мысленно зарисовал особенности контуров противоположного лесистого берега Даугавы, который не раз попадал в камеру Клейна. А также запомнил крупные валуны на берегу, на которых убился Гатис (и которых, кстати, в Ритери, нет). Запомнил небольшую плоскую возвышенность справа. А также примерное место захода солнца за кромку леса...
 
Вы спросите, а что же свидетель, бывший рядом со мною, то есть Эсмералда.

А она сразу предупредила, что в дни съемок, когда их везли автобусом на место, она в окно не смотрела, а, закрыв глаза, проговаривала про себя слова роли, чтобы, не дай бог, перед камерой не сбиться. Поэтому дорогу к берегу Даугавы совершенно не помнит. А потом — столько лет прошло...
 
Лет прошло много. Все здесь изменилось до неузнаваемости. Весь берег Даугавы теперь застроен особняками. Ведущие к реке дороги утыканы знаками «кирпич» и надписями «частная собственность».
 

 
Мы проехали туда-сюда, потом сюда-туда, и поняли, что нужно брать частные укрепления штурмом: в конце— концов мы же не шашлыки жарить приехали, у нас ответственная культурологическая задача...
 
Нам повезло. Как только свернули к первому из подворий, выяснилось, что свернули правильно. Нам повезло и в том, что, во-первых, вышедшие навстречу нам собака и ее хозяин нас не порвали. А во-вторых, выслушав меня, и узнав Эсмералду (о, это было так трогательно!), хозяин предложил нам поставить машину в тени, разрешил спуститься по газону к реке, осмотреться и фотографировать все, что угодно и сколько угодно долго, и даже предложил искупаться, если хотим.
 
Мы хотели, и даже очень, потому что, напомню, было 34 градуса. А потому немедленно искупались.
 
Противоположный берег был тот самый: слева и справа виднелись два приметных характерных лесистых выступа, а на нашем берегу справа было то самое плоское возвышение. Наконец, на береговой кромке лежала цепочка крупных валунов.
 

 

 
То есть все сходилось. Мы нашли то, что искали!
 

 
После купания начались трудовые будни. А именно: напомню, что я еще в Риге задумал фотосессию под условным рабочим названием «На том самом месте 40 лет спустя», а потому попросил Эсмералду взять с собой в поездку длинную юбку и белый платочек — чтобы было, как 40 лет тому назад... На что получил удивленный и вполне справедливый ответ-вопрос: «А с чего это ты взял, что в моем гардеробе есть белый платок?»

Увы, я это взял с потолка, куда смогла вознестись моя небогатая режиссерская фантазия...

Поэтому актрисою были прихвачены из Риги длинное темно-синее платье и длинная красная шаль. Режиссер, глянув на актрису в предложенном ею костюме, понял, что так намного лучше, и что с белым платочком он сильно ошибался.
 

 
Попросив актрису сесть на камень и придать лицу выражение, соответствующее рабочему названию фотосессии, режиссер, он же оператор, пошел в воду — такая у него была задумка в отношении ракурса съемки. Он решил гениально снять Эсмеральду с воды!
Сделал несколько кадров и, глядя на актрису в объектив, понял, что реализовать задумку полне получилось, спасибо за это художественному и актерскому таланту госпожи Эрмале.
 
 
Фильм третий (коль лучшее название так и не придумалось). Первая серия
 

 
Поняла это, наверное, и актриса, потому что стала шалить и хулиганить, перестав скорбеть, воплощая главную идею фотосессии, отображенную в ее рабочем названии... Да и жарко было чертовски! Мне-то проще, я, пардон, был раздетый и по шею в воде. А актриса на солнцепеке и вся в темном...
 
 
Фильм третий. Вторая серия
 

 
Передав актрисе камеру, я вволю поплавал. Никогда не плавал в такой теплой речной воде! Восторг неописуемый, особенно когда лежишь на спине и на облака смотришь... а они плывут.. и ты плывешь, медленно уносимый течением... Эсмеральда меж тем переоделась и отдыхала после напряженной съемки, играя с собакой.
 

Фильм четвертый. «Байба и всякие разные животные»
 

 
А потом моя актриса куда-то внезапно пропала... Отвечая за ее жизнь, я обеспокоенно стал двигаться туда-сюда и, наконец, увидел ее сидящей в отдалении у самой воды.
Я начал нажимать на спуск камеры. И вдруг на последних кадрах уловил то самое, совершенно девчоночье, неподдельное выражение лица Эсмералды, которое я так хотел увидеть... Это была совершенно современная женщина, и одновременно это была Байба. И костюм, оказывается, был совсем не нужен...
 
 
Фильм пятый. «Эсмералда и Байба»
 

 
Я одновременно расстроился, обрадовался и расстрогался. От волнения даже не знал, что бы такое благодарное сказать любимице латышского народа.
 

 
Впрочем, говорить мне не пришлось. Любимица народа вынула из кармана телефон, и все мгновенно вернулось к реалиям сегодняшнего дня, с его заботами, проблемами, радостями, приключениями, находками и с рекордной температурой в 34,4 градуса по Цельсию.
 

 
Но от того творческого процесса, который разворачивался вот на этом берегу 40 лет тому назад, что-то все же осталось в нагретом воздухе. И оно проникало в душу, и оно оседало там теплым комочком. В мою душу, разумеется. А из души Эсмералды, полагаю, оно и не уходило никогда...
 
И как бы в подтвержение этой волнительной связи времен, со стороны Даугавы совсем неожиданно дунул освежающий ветерок!