Когда мои редкие седеющие кудри начинают веером выпирать из-за ушей и из-под кепки — это знак. Пора.

Нашёл на карте барбершоп, парикмахерский салон по-ихнему, — и к ним.

Там всё чинно. Приказчица сидит на входе. Я ещё рот раскрыть не успел, как она меня усадила в диван и говорит: через полтора часика как раз будет ваша очередь.

А ждать — это вообще не моё. Я, в надежде что дорого, спросил, сколько экзекуция будет стоить. Эта мне из своей каморки:

— 40 евро.

Я не жадный, но сбрить мои скудные пожитки таких денег не стоит. Удавлюсь, но за 40 рублей — ни за что. Откланялся и пошёл искать бюджетный вариант.

Смотрю, идёт мужчина с переизбытком бриолина на голове. Я к нему — где, мол, причесон тебе ваяли? Он мне: так вон на той улице турецкая парикмахерская. Очень приличная.

Ну, чего бы в приличную и не сходить, подумалось мне.


Захожу, а там все — Джамиля, Зарина, Гузель, Саида...

Я к ближней любезно обращаюсь (я так-то не очень, но в парикмахерских любезный) — и «добрый день» ей, и «не будете ли так любезны», «скажите, пожалуйста»...

Эта Зайна ко мне поворачивается и говорит:

— Слишишь, прат, тут тебе не Англия, а? Говори нормально, а?!

Говорила она на своём, но я по выражению усов понял, что она имела в виду.

— Щас, говорит, Зульфия придёт, она на вашем шпрехает.

Была пара свободных кресел, и я надеялся, что ждать долго не придётся. Вдруг из-за занавески вылетает та самая Зульфия. Резкая такая, как танцовщица латинос. Движения чёткие. На вид лет 25, на самом деле — то ли 16, то ли 38, по ним не понять.

— Так, садимся, руки убираем, телефон в сторону, как стричь будем?

Я с перепугу что-то руками ей показал, и не успел ещё допоказывать, как она выхватила машинку, шнур за себя так элегантно метнула — и давай мотылять по моей голове так, как толковый повар лук шинкует.

Начала, как водится, с затылка, и в парикмахерской очень скоро появился Гитлер. Она ничего не спрашивала. Резкими движениями вертела моей головой и в нужной позиции фиксировала сильным сжатием.

Адольф на огромной скорости нёсся навстречу Кашпировскому.


А тут же Европа, этикет какой-никакой:

— Проездом? Турист? По работе? Живёшь тут?

Только я собрался отвечать, а она это опасное лезвие как вытащит — и давай мне затылок скоблить. Я дышать перестал, ну её к Аллаху.

Вдруг вспомнил, что у меня там родинка. Я вдохнул и пальцем себе в родинку ткнул. Сбил её с ритма, и ей это не понравилось, судя по улыбке. Посмотрела с укоризной, мол, не слепая, на секунду отклонилась назад, швырнула всё на полку, схватила крохотную машинку и принялась мне контуры затылка ровнять. Я всё жизнь стригусь с окантовкой — как знала.

Я смирился уже, обмяк, она мной вертит как хочет. Сижу, желеобразно подчиняюсь.

И тут вдруг расчёской мне в бровь — раз, и машинкой — вжик! Я как гаркну:

— СТОП!

Так рявкнул, что вся арабская диаспора парикмахерской схватилась за воображаемую кобуру.

Зульфия слегка оторопела от такой наглости.

— Брови не трогаем, — убедительно процедил я. Брови у меня не брежневские.

— Поняла, не дура, — повела плечом она и продолжила, так и оставив вторую бровь нетронутой. Но уши побрила даже внутри. Затем достала какой-то бутылёк, щедро плеснула себе на руки и приложила их к моему затылку.

Я не орал, но глаза мои выражали нечто большее.


Так же театрально, как вышла, она победно содрала с меня этот их передник до пола и смахнула его на сидящего сзади Махмуда.

Махмуд даже бровью не повёл — а ему было чем.

Пока моё сердцебиение приходило в норму, Зульфия успела сгонять за чеком и вручила мне его с итоговым счётом в 17 европейских рублей.

Первые пятнадцать лет жизни меня стригла Наташа, потом лет десять, не меньше, Галя. Последние годы — Таня. Они знают мою голову как свои пять пальцев, но в семь минут никогда не укладывались.

Зульфия без спросу ошарманила меня каким-то ядерным одеколоном и гаркнула:

— Следующий!

Это был знак, что нефиг мне тут рассиживаться, пора валить.
         
 
 

---

Записки из Голландии
 
Дама из Амстердама и немного про торт
Пирог по-русски. Не без мата, словаря и бутылки вискаря
За сметаной. Дама из Амстердама — 2