УБИЙСТВА СТАЛИ ОБЫДЕННОСТЬЮ :: IMHOclub - Территория особых мнений

Размышления

Сегодня

Юрий Иванович Кутырев

Неравнодушный человек, сохранивший память и совесть.

УБИЙСТВА СТАЛИ ОБЫДЕННОСТЬЮ

Должностные обязанности – убивать

Участники дискуссии:

1

1
Последняя реплика:

3 часа назад

Марк Козыренко

УБИЙСТВА СТАЛИ ОБЫДЕННОСТЬЮ.

Больше всего в рассказах и воспоминаниях о Катастрофе меня всегда поражали не пытки, не газовые камеры, не дым крематориев и не залпы расстрельных команд. Обыденность. Невыносимая, не поддающаяся человеческому пониманию обыденность и рутина. Представьте себе: добродушный отец семейства, который каждое воскресенье аккуратно посещает церковь, усердно молится и жертвует на храм. По вечерам за семейным ужином он терпеливо расспрашивает своих детишек об успехах в школе, строго ругает за «двойки» и радостно хвалит за «пятёрки». Потом нежно укладывается в тёплую постель к любимой фрау и занимается тем сокровенным, чем занимаются все супруги, не растратившие чувств друг к другу.

А утром, после такого же тёплого семейного завтрака с домашним вареньем и свежими булочками, он отправляется на работу. На работу, которую привык делать добросовестно и основательно. И всё бы ничего... Только работа эта — убивать людей.

Убивать в концлагере, убивать в тюрьме, убивать в гетто. Убивать в Румбуле, убивать в Освенциме, убивать в Бабьем Яру, убивать в Хатыни, убивать во Львове, убивать в Волыни... Убивать в Треблинке, убивать в Дахау, убивать в Бухенвальде... Убивать, убивать, убивать, убивать... Каждый день. Методично. Планомерно. Как заводской конвейер.

А вечером — снова дом. Снова семейный очаг. Слёзы умиления от божественного Вагнера, священная дрожь восхищения от небесного Шуберта. Неспешная прогулка по вечернему саду, уютный камин, нежная любовь... А утром снова на работу. Убивать. Не потому, что он садист или маньяк. А просто потому, что работа такая.

Долгие годы я мучительно пытался понять: кем они были, эти нелюди, внешне так обманчиво похожие на людей? Как это возможно — жить двойной жизнью, не сходя с ума? А в последнее время я вдруг с ужасом обнаружил страшную истину: они не просто «были». Они есть. Они живут здесь и сейчас. Где-то совсем рядом. Они работают в тюрьмах. Заседают в парламентах. В поте лица честно трудятся в прокуратуре, в полиции и в судах. С умными и до боли честными, благородными лицами заседают в бесчисленных комиссиях по правам человека. Может быть, это вообще мистическая реинкарнация? Те же самые души, переселившись в новые тела, продолжают свою чёрную работу? Разве что тогда они убивали, говоря на немецком языке, а в наши дни предпочитают убивать на хорошем латышском.

МЕДЛЕННОЕ УБИЙСТВО.

Есть особая, изощрённая форма медленного убийства, которая стала в сегодняшней Латвии едва ли не самой распространённой — сроки рассмотрения дел. Невиновные по Закону люди годами сидят в тюрьмах или под подписками о невыезде. Они ограничены в передвижениях, не могут учиться, нормально работать, выезжать на лечение. Их жизни останавливаются. Их судьбы замораживаются. И это тоже форма геноцида — медленная, мучительная, растянутая во времени.

Это методичное, планомерное разрушение человеческих жизней. Это убийство надежды. Убийство веры в справедливость. Убийство самой возможности жить полноценной жизнью. Молодые люди теряют годы учёбы. Родители не могут видеться с детьми. Больные умирают, не дождавшись суда. Семьи распадаются. Карьеры рушатся. И всё это — до вынесения приговора. До того, как будет доказана хотя бы какая-то вина.

КОНКРЕТНЫЕ ИМЕНА, КОНКРЕТНЫЕ ФАКТЫ.

Слово «убивать» — это не форма речи.

Светлана Николаева. Онкология. Необходимая, заранее назначенная консультация онколога. Жизненно важная. Неотложная. Не повезли. Сегодняшний «доктор Менгеле» не изволили-с разрешить.

Александр Гапоненко. Тяжёлое заболевание почек. Более десяти официальных письменных жалоб на систематические отказы в медицинской помощи. В ответ — звенящая, издевательская тишина. Боль нестерпимая? Терпи, браток! Умираешь? Исключительно твоя личная проблема. А дело тянется годами — и всё это время человек под их равнодушными, безжалостными взглядами превращается в живой труп

Заключение омбудсмена: доступ к полноценной медицинской помощи полностью отсутствует. По закону там оказывается лишь так называемая «экстренная помощь», а абсолютно все болезни «лечатся» исключительно анальгином.

Зуб болит невыносимо — анальгин и всё. Давление скачет, сердце останавливается — анальгин и молчи. Злокачественная опухоль пожирает изнутри — две таблетки анальгина и жди. Не поможет — ещё подождём. А потом, глядишь, удалим то, что останется. Или просто похороним. Какая, в сущности, разница? Одному из заключённых целую неделю исправно давали «обезболивающее», пока несчастному не стало совсем худо. Только тогда, когда человек уже едва дышал, соизволил появиться врач. Только тогда — анализы. «Ну да, обострение язвы желудка. Ну и что теперь?»

В деле Moisejevs v. Latvia Европейский суд по правам человека счёл полностью доказанным факт того, что заключённого в латвийской тюрьме целенаправленно ограничивали в питании. Ежедневный рацион составлял засохший кусок хлеба и жалкий кусочек варёной рыбы. Суд признал подобное обращение нечеловеческим и унижающим человеческое достоинство, приведшим к серьёзному ухудшению здоровья. И что?! Естественно, абсолютно ничего. Тишина.

СМЕРТЬ КАК ИТОГ РАБОТЫ СИСТЕМЫ.

И вот результат этой отлаженной системы медленного убийства. В последние годы в латвийских тюрьмах зафиксированы смерти следующих заключённых:

Олег Бурак — бывший сотрудник МВД Латвии, осуждённый за шпионаж в пользу России, умер в латвийской тюрьме в сентябре 2024 года. На момент смерти ему было 64 года, он находился в заключении с 2020 года. Четыре года медленной смерти в тюремных условиях.

Игорь Бобырь — обвиняемый в шпионаже, скончался в тюрьме в ноябре 2023 года. Его смерть также была публично освещена, но обстоятельства, конечно же, «не уточняются». Какая неожиданность!

Валерий Дуден — политзаключённый, погиб в латвийской тюрьме при «загадочных обстоятельствах». Официальные источники подтверждают его смерть, но детали инцидента «неизвестны». Как удобно — умер, и никто ни за что не отвечает.

Вент Красловский — заключённый тюрьмы Браса, внезапно скончался при «невыясненных обстоятельствах». Его смерть вызвала резонанс, упоминается участие других заключённых в протестах. Но протесты быстро заглохли, а виновные, как всегда, не найдены.

Это далеко не полный список. Это только те случаи, которые стали известны публично. А сколько ещё смертей скрывается за завесой тюремной тайны?! Сколько людей умерло в муках, так и не дождавшись справедливого суда?!

ДЕЛО ОТЦОВ-ОСНОВАТЕЛЕЙ

Я не хочу ничего говорить о процессе, который сейчас идёт в Риге в отношении отцов-основателей нашего Клуба, потому что не хочу им навредить. Им вменяются «букеты» самых модных в сегодняшней Латвии государственных преступлений, а фактически их преследуют лишь за то, что они дали нам с вами возможность общаться и высказывать свои мысли. Мысли, которые не всегда совпадают с позицией захвативших власть в стране врагов её народа. А теперь им за это грозит до 15 лет тюрьмы по делу, которое тянется аж с 2012-го года. Уже ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ГОД!!! Подробнее, если интересно, здесь.

Четырнадцатый год пыток, демонстративных задержаний в формате "лицом в асфальт, руки в наручниках за спину", арестов, подписок о невыезде, обысков с изъятиями рабочих инструментов — телефонов, компьютеров и носителей информации, что фактически означало лишение возможности работать и зарабатывать на пропитание...

По сути дела, иметь собственные мысли в сегодняшней Латвии — это и есть самое страшное государственное преступление. Думать своей головой — преступление. Анализировать происходящее — преступление. Не соглашаться с официальной пропагандой — преступление. Именно из-за неутраченной способности думать и анализировать мы и являемся угрозой действующему строю. И именно за это он нас и убивает. Медленно, методично, планомерно. Годами тянущиеся дела, издевательские условия содержания, отказы в медицинской помощи — всё это звенья одной цепи.

Они боятся наших мыслей больше, чем оружия. Потому что оружие можно отобрать, а мысль — нет. Мысль живёт своей жизнью, передаётся от человека к человеку, заражает умы, будит совесть. И это для них — смертельная опасность.

ЮРИДИЧЕСКОЕ БЕЗУМИЕ.

Но самая злая, самая чудовищная ирония всей этой ситуации заключается в том, что все эти люди — и тысячи других, не упомянутых мною по имени — НЕВИНОВНЫ даже по меркам и законам этой кривой, полуслепой и полуглухой, однобокой национальной пародии на правосудие! Ни одному из них — из тех, кого нагло и цинично убивают прямо сейчас, на наших глазах — ещё не вынесен приговор, вступивший в законную силу. Ни одному!

Но плевать им, этим современным палачам, на собственные законы. Плевать с высокой колокольни на собственную конституцию. Плевать на международное право. Плевать на элементарную человечность. Потому что это не единичные случаи. Это не досадные ошибки и не редкие эксцессы нерадивых исполнителей. Это не случайные перегибы на местах.

Это система. Хорошо отлаженная, безупречно функционирующая система уничтожения. Система медленного, мучительного убийства людей за их убеждения, за их национальность, за саму их способность мыслить.

МЕХАНИЗМ УБИЙСТВ.

Но любая система, какой бы совершенной она ни была, не действует сама по себе. Система — это всегда конкретные люди. С конкретными именами и фамилиями. С конкретными адресами и телефонами. С конкретными семьями и детьми. Люди, которые ничуть не менее честно и ответственно, чем их прямые предшественники и духовные кумиры — те самые, с размышлений о которых я начал, — выполняют свою повседневную работу. Работу убивать по должностным обязанностям. Спокойно, хладнокровно, равнодушно и без малейших эмоций. Они нас даже не ненавидят — представляете? Совсем как их идейные предшественники когда-то не ненавидели евреев, цыган и «прочих недочеловеков». Нет, они нас просто методично убивают. Холодно. Сухо. Рационально. По плану и согласно инструкции.

Убивают просто потому, что могут. Потому что им сегодня официально можно убивать. Потому что за это платят зарплату и дают премии.

Убивают по должностным обязанностям.

Убивают за принадлежность к «неправильной» национальности или расе.

Убивают тех, кто не хочет покорно мириться с произволом и беззаконием.

Убивают за нежелание учить родных, горячо любимых детей на чужом, неродном бедном языке.

Убивают за живую память предков и нежелание принять навязываемую сверху переписанную, лживую историю.

Убивают тех, кто осмеливается думать иначе...Да что там, иначе! Они убивают тех, кто просто осмеливается думать. Вообще думать. Любые мысли для них — угроза.

ТЕХНОЛОГИИ СОВРЕМЕННОГО ЗЛА.

Они пока ещё физически не выстраивают нас длинными колоннами вдоль свежевырытых рвов. Но морально, психологически они уже полностью готовы это делат и и ждут лишь соответствующего приказа. Потому что всё это уже было. Совсем недавно по историческим меркам. И сейчас это повторяется. Один в один. Методика та же самая. Только технологии усовершенствовались. Газ больше не нужен — слишком заметно. Крематории — вчерашний день, слишком хлопотно. Пули — необязательны, слишком шумно. Достаточно просто отказать умирающему человеку в жизненно необходимом лечении. Достаточно «прописать» пару таблетки анальгина вместо срочной хирургической операции. Вполне хватит холодного, презрительного равнодушия чиновника в белом халате. Достаточно просто затянуть дело на годы. Заставить человека мучиться в неопределённости. Лишить его возможности жить нормальной жизнью. Разрушить его семью, карьеру, здоровье. А потом, когда он уже сломлен окончательно, вынести ему какой-нибудь издевательский приговор. Или вообще ничего не выносить — пусть сидит и дальше, пока не умрёт.

Зло не всегда кричит и размахивает кулаками. Чаще всего оно говорит очень спокойно, вежливо и совершенно равнодушно. Без эмоций и вполне буднично. Правильными словами и на хорошем литературном латышском языке. «Извините, но мы не можем оказать вам медицинскую помощь по соображениям безопасности». «К сожалению, ваша жалоба поступила не по установленной процедуре». «Дело находится в стадии рассмотрения, ждите». И так — год за годом, пока человек не умрёт или окончательно не сломается.

НЕОТВРАТИМОСТЬ ВОЗМЕЗДИЯ.

Я хочу надеяться и всей душой верю в то, что этот кошмар закончится ещё при моей жизни. Закончится точно так же, как и тогда, восемьдесят лет назад. Трибуналом. Камерой. Приговором. Верёвкой.

Я мечтаю увидеть своими глазами, как они будут судорожно пытаться объяснить судьям, что они «совсем не виноваты». Что они «ничего не знали» и «не хотели плохого». Что это всё такие «сложные обстоятельства» и «превратности судьбы».

Я хочу услышать, как дрожащими голосами они будут клясться и божиться, что «просто выполняли приказ» и «не могли поступить иначе». Я хочу, чтобы ни один из них больше никогда не смог произнести эту подлую, трусливую фразу: «Я всего лишь выполнял приказ...»

Потому что каждый человек всегда имеет выбор. Всегда. И ответственность за этот выбор никто с него не снимет. Никто и никогда. Можно было не подписывать смертный приговор невиновному человеку. Можно было разрешить медицинскую помощь умирающему. Можно было не затягивать дело на годы. Можно было просто написать заявление об увольнении и уйти. Но они выбрали убивать. И за этот выбор рано или поздно им придётся ответить.

История не прощает. История помнит всё. И час расплаты обязательно придёт. Как пришёл тогда для их духовных предшественников. Как приходит всегда для тех, кто думает, что сможет безнаказанно убивать людей.

А пока этот час не настал, мы должны действовать. Легально, но решительно. Мы должны документировать каждое преступление этой системы. Фиксировать каждый случай отказа в медицинской помощи. Записывать имена каждого палача в белом халате и судейской мантии. Мы должны обращаться во все возможные инстанции — в Европейский суд, в международные правозащитные организации, в мировые СМИ. Мы должны кричать о происходящем так громко, чтобы нас услышал весь мир.

Мы не имеем права молчать, пока рядом с нами людей убивают анальгином вместо операции. Мы не имеем права закрывать глаза, пока невиновных людей годами держат в тюрьмах без приговора. Мы не имеем права быть равнодушными, пока система медленного убийства работает как часы.

Каждый из нас может и должен сделать что-то. Написать жалобу. Подать заявление. Обратиться к журналистам. Рассказать правду друзьям и знакомым. Собрать подписи под петицией. Выйти на мирную демонстрацию.

Мы должны превратить их рутину убийства в нашу рутину борьбы за справедливость. Мы должны сделать так, чтобы каждое их преступление становилось достоянием гласности. Чтобы каждый их шаг контролировался и документировался.

И тогда — я в это верю — справедливость восторжествует. История повернётся к ним лицом. И они получат по заслугам. Все до единого. Без исключений и без пощады. Потому что убийство — это всегда убийство. Неважно, совершено ли оно пулей в затылок или таблеткой анальгина вместо спасительной операции. Неважно, произошло ли оно в газовой камере или в тюремной больнице, где «нет денег на лечение».

Убийство есть убийство. И за него всегда приходится платить.