— Вы из Латгалии, которая проголосовала за русский язык. Как там сейчас дела, народ собирается требовать русский как официальный?

— Даугавпилсская дума уже потребовала. Они русским давно пользуются. А чтобы де-факто перевести в де-юре — за это надо побороться. Один из основоположников эсеров — немец — написал: «В борьбе обретешь ты право свое». Только так.

— А способы борьбы?

— (Смеется.) Что бы я сейчас ни сказал, и меня, и вас попросят «в кабинет» какой-нибудь. Люди сами должны давить на самоуправления. А уж самоуправления от их имени пусть добиваются. Самоуправления — это инструмент, которым надо научиться пользоваться. Задания им надо давать не только перед выборами, а и между ними. Я думаю, в Латгалии должны сейчас создаваться инициативные группы избирателей. Вся власть — советам.

— А «Центр согласия» будет помогать?

— Я готов помогать там, где теплится какая-то жизнь. Для правящих вся Латгалия — нелюбимое место. Там голосуют за «неправильные партии». Это как в Израиле — Сектор Газа. Сейчас Латгалия — это тупик из-за плохих российско-латвийских отношений. Там с Россией граница и раньше была высокая, а сейчас ее сделали еще выше. Даже коробейникам нельзя кататься. Аболтиня даже назвала их «мародерами». Отношение к Латгалии сформулировал один из наших известных политиков в частной беседе со мной. Он сказал, что раз они неправильно голосуют, то нечего им помогать.

— А почему сами-то латгальцы молчат?

— Так у нас все молчат. В Латвии вообще все молчат. У нас все должно стать, как в Дании — крутиться вокруг самоуправлений. Нужно создавать группы, так сказать, потребителей продукта — услуг самоуправлений. А партия, скажем, наша, будет продвигать их требования.

— А лидеры такие в Латгалии есть?

— Я их там уже вижу. Но они не должны быть партийными. Я говорю: дайте мне людей, которым вы доверяете, которые могут сформулировать ваши требования. Я их поддержу. Это совсем не значит, что они должны вступать в нашу партию. Вот Судрабе я перед выборами говорил, ты — хороший человек, давай я тебя выдвину в премьеры. Не надо вступать в «Центр согласия», только дай слово, что ты не будешь изменять своим привычкам бороться с гадостями. Я сам кандидат в премьеры, но если ты идешь — я сниму свою кандидатуру. Останусь в парламенте и буду там тебя прикрывать.

— Без малого год назад в интервью ИМХОклубу вы сказали знаменитую фразу: «Линдерман и Осипов — рыцари нашего достоинства». Вы тогда ожидали, что за русский язык проголосует СТОЛЬКО — 273 тысячи?

— Когда я их так назвал, я свой выбор уже сделал. Таким образом я повлиял на многих своих. Я поставил их перед выбором: предать меня анафеме или согласиться. Я упростил задачу для себя и для них. А потом мы уже начали выводить формулу, как действовать дальше...

— То есть вы не согласовали это свое выступление с партийцами?

— Нет. Это, может, было неколлегиально, я перед коллегами извинился, но я объяснил, что если бы я начал согласования, то никто бы не понял моей позиции. У меня участь такая: если я претендую на звание лидера, я иногда должен брать на себя больше, чем другие. Если я ошибусь, как Акела, — то пусть меня переизберут. В общем, это не был экспромт, я сказал то, что сознательно продумал.

Я не знаю, как дальше сложится их [Линдермана и Осипова] политическая судьба, но они подняли серьезный процесс. К русским здесь существует неуважение. Язык — это основа всякой культуры. Протестное настроение есть, а раз проблема есть, то перед тем, как принять какое-то решение, ее нужно экспонировать.

Референдум — это качественная и количественная презентация проблемы. 20 лет ассимиляции, которая прикрывалась словом «интеграция». Теперь весь грим с этой ситуации спал. Все стало ясно: большое количество граждан не устраивает этнополитика. Но и не только она. Линдерман и Осипов защитили именно честь и достоинство наших граждан.

— А вы уже тогда полагали, что дойдет до референдума?

— Если бы они запустили второй сбор подписей [154 тысячи] сразу после сбора 10 тысяч, то столько бы не собрали. Но поскольку была пауза, и началась эта дикая истерика правящих, эти оскорбления... Когда правящие показали, что они никогда и не помышляли об интеграции, что они хотели только ассимиляции... Когда весь европейский «политес» с них спал... Стало очевидно, что совместного счастливого проживания двух частей латвийского народа никогда и не было. А были — ложь, попытки ассимиляции и вытеснение русских из страны. И это — хорошо, что ситуация прояснилась. Горькая правда всегда лучше, чем сладкая ложь.

— Теперь вопрос: что дальше делать?

— Сейчас пока все идет в неправильном направлении, принимаются самые дикие решения. Но у нас всегда так. Первая реакция правящих — это соревнование, кто самый крутой защитник латышскости. Они это изображают нападками на русских. Но в большинстве своем латыши не хотят, чтобы от их имени гнобили русских.

Вторая политическая ошибка — то, что правящие изображают результат плебисцита как поддержку их во всем. Продолжаются истерика и поиск врагов: враги народа — Линдерман, я, Ушаков, все журналисты, пишущие на русском языке. Все русские, кроме тех, кого один из наших литераторов назвал «русскими по вызову».

Они [правящие] сами себя продолжают загонять в угол. Они говорят, что «Центр согласия» поддержкой референдума себя изолировал. Это не так. В изоляцию себя поставили правящие, обозвав врагами народа тех, кто инициировал референдум, и тех, кто пришел на него. То есть своих сограждан они объявили врагами. И теперь размышляют, как с ними бороться. Это же вдуматься!

— А когда будут сдвиги в сторону разумности?

— Я не могу ускорить время, к сожалению. Но позиция правящих должна родить отвращение. Прежде всего у латышей. И это уже происходит, приходит отрезвление. Я прогнозирую, что разочарование в латышской среде произойдет. Я знаю, я — латыш.

Русские сейчас не побоялись заявить, что они здесь есть, и с ними придется считаться. Теперь им нужно капитализировать это в создание своих механизмов на уровне самоуправлений. Это — тяжелая работа, но она даст результаты. Вперед, давайте, ребята! Я вам помогу.

— Значит, «Центр согласия» будет сидеть и ждать, когда в каждом самоуправлении появится по своему Линдерману...

— Нет, мы поняли этот сигнал наших избирателей и к весне выйдем со своими инициативами. Мой с коллегами по партии ответ должен быть адекватным.

— А направления?

— Пока не скажу. Мне здесь важно соблюсти правило лидера — дать команде созреть.

— А команда едина?..

— Нет, конечно, у нас есть разные мнения. Но я не хочу работать в казарменном режиме. Мне нужны люди, которые самостоятельны. Сейчас эту ситуацию мы обсуждаем, и уже есть предложения. Я хочу дать им созреть. Я не хочу заранее давать им установку, озвучивая свои идеи. Они должны сами дойти.

— Хорошо, но если сейчас, скажем, правящие примут решение о латышизации русских детских садиков, вы поддержите выступления протеста?

— И возглавим! На всех уровнях — и в Сейме, и в Евросоюзе, на уровне самоуправлений (а вопрос с садиками должен решаться именно там).

— А если народ позовет на демонстрацию? Линдерман позовет?

— Когда проблема серьезная — бороться надо всеми демократическими способами. И демонстрация — один из лучших способов отговорить власти от принятия неверных решений. Да, сам пойду, и мои однопартийцы пойдут.

— А Ушаков пойдет?

— Мы уже говорили об этом и с Ушаковым, и с мэрами других городов. Я им сказал: это — теперь уже ваш «Сталинград». Вам придется быть в первых шеренгах той демонстрации, где будут защищать детей. Тут уж вам не удастся отсидеться...

— И что сказали мэры?

— Все понимают это. Им ничего не остается делать. Это главный урок референдума. До него кто-то надеялся, что, может, пронесет...

— Кстати, Ушаков-то подключился к поддержке референдума не сразу. Буквально накануне своего заявления о поддержке он выступил по ТВ с полностью противоположным заявлением...

— Мы с ним обсуждали, как надо делать, и эти его действия были согласованы. Это было в конце первой недели сбора подписей. Если бы все шло хорошо с подписями, то можно было бы обойтись без публичного заявления Ушакова. И сберечь его, как «хорошего русского», для какой-нибудь новой политической каденции.

Но ситуация была такова, что этот референдум мог захлебнуться. Был большой риск. Я почувствовал, что только моей поддержки может не хватить. Ну, кто такой Урбанович? Толстяк, старый, несимпатичный, бывший комсомолец... А Ушаков --раскрученный бренд и тренд. Поэтому в этой ситуации мы понимали, что его решение поддержать референдум возбудит всех. И тех, и этих.

Для правящих он сразу станет врагом номер один. Но нам нельзя было допустить, чтобы эта идея общественников — Линдермана и Осипова — ушла в песок. Потому что тогда правящие сказали бы: нет здесь никаких русских сил, они давно уже смирились, давайте закручивать гайки.

Сейчас правящие говорят, что и Ушаков, и «Центр согласия» «наложили на себя руки». Нам устраивают пакости — это и взлом почты [Ушакова], и всем нашим спонсорам устроили аудит. Мы ждали, что будут использованы все властные возможности, чтобы нас наказать.

Но альтернативой было — ничего не делать. Но тогда избиратель спросил бы: хорошо, вы не поддержали нас, но как тогда бороться за свои права? И у нас не было бы ответа. И поэтому Ушаков должен был поступить так, как он поступил. И то, что была недельная пауза — это мы смотрели, как пойдет. Если бы пошло сразу хорошо, я бы продолжал агитировать за участие в сборе подписей, как и раньше — один. А Ушакова я бы поберег.

— Так это он решал или вы?

— Был совместный политический расчет, но решение поддержать референдум было лично его. Теперь у него ответственность стала еще больше. Избиратель пришел на референдум по его зову. Теперь избиратель от него ждет: показывай, что дальше, как ты можешь это развить. Вот этим мы сейчас занимаемся.

И я повторюсь: наши главные усилия сейчас будут на уровне самоуправлений. Через год муниципальные выборы, и мы собираем там людей, мы должны в каждом городе, поддержавшем нас, выдвинуть своего мэра. Найти, уговорить. Нам нужно брать власть в Риге в Латгалии, по всему периметру.

— Есть мнение, что после решения Ушакова поддержать референдум, он мэром Риги уже не станет. Ни одна латышская партия с ЦС в коалицию уже не войдет. А 51% голосов ЦС в Риге не получит...

— Мое мнение: мэром он будет.

— А с какой такой латышской партией он войдет в коалицию?

— Будут у нас партнеры, поверьте...

— Кто? Америкс со своим новым проектом?..

— Подробностей не скажу. Скажу только, что уже к осени начнется. Начнутся изменения в политическом раскладе. Домбровскис будет писать новый «технический» бюджет... Опять сокращения, урезания... И я вижу, что в латышском политическом спектре появятся как минимум три новые силы. Уже на выборах в Ригу они будут катать свои пробные шары...

— Кто? Назовите!

— Ой, не хочу пока говорить, но скоро увидите. Самое позднее время, когда они должны начать — осень. К тому времени [у латышей] закончатся все эти истерики и появится вопрос: а что дальше? И появятся новые политики, новые проекты. У них сейчас происходит ломка. А ломка — это всегда очищение, освобождение.

— И что, это все будут дружественные ЦС проекты?

— Нет, среди них будут и атакующие проекты. Многим не нравится, что мы такие большие. От нас попытаются отколоть часть русского избирателя. «Единство» создает проект через нашего Страздса. Их цель — отобрать у нас латышского избирателя. Еще будет и русский проект, про него я уже знаю.

— Реинкарнация «пчел», что ли?

— Может быть, но не только они. Кроме того, пускают слухи, что «Центр согласия» расколется... Плюс еще создаются проекты-ловушки, куда неустроенным латышам или русским сбежать. Есть, скажем, русские, которые не слишком радикальны — для них надо сделать «ловушку». Есть, кто наоборот — более радикальны, для них тоже надо... Затлерс говорит, что у него тоже будет «русский проект». «Единство» тоже через Юдина, Лоскутова и других «криевсов» пытаются... Месиво будет! Но это — хорошо! Потому что для того, чтобы отбрать у меня какого-то избирателя, они должны стать «немножко Урбановичами» или «немножко Ушаковым».

— Раз мы вспомнили про «пчел»... Ваше отношение к их инициативе референдума о нулевом гражданстве?

— Только позитивное. Это исходит из нашей идеологии. Несправедливость должна быть устранена... Но мне не нравятся в этом деле две вещи. Первая: когда шел сбор подписей за языковой референдум, организаторы референдума по негражданам вылезли и сказали, что «их референдум будет лучше». Так нельзя делать.

— Но они же довольно быстро заткнулись...

— Но ведь сказали! Это было — подло. Когда так делается, то очевидно желание организаторов альтернативного референдума «снизить градус». И второе: это не должна делать одна партия. Партия может только поддерживать. Плебисцит — это народный процесс. Когда Линдерман сказал, что не будет проводить сбор подписей во время выборов — это было правильное решение. Его поддержали все, поскольку между партиями в тот момент не было конкуренции.

Короче, мы не будем высказываться ни за, ни против этого референдума. Но думаю, на местах наши люди будут хорошими помощниками.

— Мешать не будете?

— Я буду бороться с каждым, кто будет хотя бы фыркать в эту сторону.