Все характеры и персонажи не являются выдуманными, а совпадения не случайны.

Пролог

…Перед референдумом кто и что только не говорил. Раскрыли свой рот все политики, которым уже давно ничего в этот рот не клали. Даже Борова и Жабу в рижский зоопарк при гордуме завезли. Но совсем незамеченной и совершенно необсуждаемой прошла новость о том, что, оказывается, и в латвийском ЦИКе могут регистрироваться независимые наблюдатели, а также наблюдатели от политических партий и общественных организаций. И для этого вовсе не нужно никуда идти или кого-то слушать.

Я впервые узнал, что такое возможно, именно после сфальсифицированных выборов в России (у русских все-таки много чему можно поучиться). А на самом деле такая возможность есть уже давно. При этом почему-то мало кто ей пользуется — за исключением политических партий, иногда присылающих своих наблюдателей, во избежание подтасовок, на самые проходные участки.

Линдерман и компания активно призывали регистрироваться наблюдателей, но в итоге, насколько я понимаю, их число оказалось несущественным. Наблюдателям из России и вовсе дали красный свет. Так современные русские в Латвии по-прежнему лежат на печи в ожидании чудо-щуки, исполняющей желания. Тем временем как система содержит в себе большое количество ошибок, и того, чем она предоставляет пользоваться, более чем достаточно для достижения далее идущих целей.

Рассмотрим случай латвийской «демократии» в действии. Демократия эта выражается в том, что далеко не всем проживающим на территории Латвии задолго до ее ремикширования в 1991-м «новая власть» дала право политического выбора, не снимая с них, тем не менее, экономической и социальной ответственности. Таких в Латвии при общем количестве жителей в два миллиона до сих пор не менее 300 тысяч человек.

Подобное решение новой власти, наверняка продиктованное «свыше» прозорливыми политтехнологами с большим опытом работы в странах третьего мира, вполне логично обосновано, т.к. позволяет пропихнуть в массы идею о демократии, о демократических выборах, в то время как количественно заведомо известно, что политическая палка будет гнуться в одну сторону.

Сторону не латвийской политики, а именно латышской политики, т.к. при «откушенном» количестве избирателей количество латышского контингента автоматически увеличивается вдвое, соответственно, решения, принимающиеся количественно (самый гениальный фокус «демократии по-латвийски»), всегда будут работать в пользу именно «титульной нации», а не всех жителей Латвии.

Тот, кто в 90-х сдавал Латвию с потрохами технологам мировосприятия, вынужден был принять такие условия игры. Потому что иначе в стране, где соотношение сил 50:50 и живут русские и разговаривающие на русском языке, рано или поздно рулить будут русские. В качестве доказательства вспомните знаменитый факт: попадает латышский ребенок в русский детсад — через неделю начинает говорить по-русски... Попадает русский ребенок в латышский детсад — через неделю по-русски начинает говорить весь детсад.

Неудивительно, что после референдума националистически озабоченные задроты сразу стали вскрывать тему детских садов.

Необходимо отказаться от практики времен советской оккупации, когда система детских садов была разделена по языковыми признакам, считают депутаты из фракции «Единство» в Рижской думе. Они настаивают, что дети должны изучать латышский язык уже с трехлетнего возраста, что «создаст основу для сплоченности общества и обеспечит новому поколению необходимые для дальнейшей жизни знания госязыка».

В связи с этим фракция «Единство» призывает Комитет по образованию, культуре и спорту не утверждать документацию дошкольных учебных заведений столицы, которые работают на русском языке. В свою очередь от Департамента по образованию оппозиция требует подготовить план действий по полному переводу дошкольного образования на латышский язык.

Русский язык — это мощнейшее орудие мировосприятия и проецирования сознания на окружающий мир. Человеку, знающему русский, не нужно богатство, ибо он уже богат. С латышским языком пока что все с точностью до наоборот. И русские в Латвии именно поэтому до сих пор отказываются поднимать латышский за свой счет. Ибо латыши им для этого ничего не предоставили, кроме проблем и нервотрепок. Зачем учить язык тех, кто на этом языке выдает такие кренделя, что рука поневоле тянется к дробовику?..

А настоящие правители тем временем оздоравливаются за счет обеих конфликтующих сторон.

Вследствие духовной слабости латышами оказалось легко манипулировать. Последние потроха в виде миллиарда долларов облигаций госзайма продали капиталистам совсем недавно. Вообще-то, когда государство выпускает облигации, это означает, что дела у него идут совсем плохо. А если эти облигации покупает, в основном, государство, чья валюта нынче равноценна стоимости офисной бумаги, это означает, что все еще хуже, чем кажется.

Теперь мы, русские, живущие на земле наших предков, которую пустили по миру отдельные продажные личности, должны почему-то быть с ними заодно. Должны миллиарды МВФ, теперь еще должны и американцам, должны шведам, немцам, датчанам... И не только наши дети должны еще будут, но и наши внуки. Если, само собой, доживем. Не дожить стремно, т.к. неизвестно, найдется ли в этой стране клочок непроданной иностранным «инвесторам» земли размером метр на два.

Все это при том, что мозг адекватного русского человека принимал бы совсем не такие решения, какие принимает латышский мозг, и следовательно, политика государства и социума велась бы совершенно в другом направлении.

Я совсем не имею намерений расплачиваться за долги, которые я не брал, и тем более нести ответственность за ошибки, которые совершал не я. И не понимаю, почему я должен это делать, если все, в чем мне «повезло» — это родиться на территории, которой по неизвестным причинам управляют воры, предатели, двоечники и дилетанты.

Когда-то и мои предки не были виноваты в том, что их начали заставлять креститься тремя пальцами, а они хотели, как и раньше, двумя. Им некуда было бежать, кроме как в унылый и безрадостный аппендикс Империи. Где их кропотливый и честный труд с удовольствием использовали титульные дармоеды и халявщики, которым нечего было жрать по той причине, что они не хотели, да и не умели толком работать.

Прошло немного времени — и все повторяется, только еще в более невыгодном свете. История раскручивается по спирали. Племя нахлебников разрослось до таких масштабов, что возомнило, будто действительно является сильным, могущественным и может управлять своим собственным государством, которое количественно даже некому защищать.

Кто сказал, что крепостное право отменили?.. Реальность сообщает мне, что изменилась его внешняя оболочка. Суть осталась.

Обыкновенного русского человека до сих пор имеют тенденцию эксплуатировать и разводить все, кому хочется жрать. Латышские оголтелые политики-выскочки в своем национальном экстремизме дошли даже до того, что решили пополнять свои ряды за счет оболванивания на своем бедном языке. Впрочем, возможно, подобный эксперимент больше интересовал западных политтехнологов.

Но эксперимент пошел в обратную сторону. Русские выучили латышский язык, расшифровали латышские законы и через тонкую призму своего широкого русского восприятия нашли способ бороться с системой ее же собственным оружием, обнаружив в законах множество неполноценностей и дыр, что, в силу бедности латышского языка, неудивительно.

Так, конституционно грамотно сперва состоялся сбор подписей за русский язык в Латвии, а потом и референдум.

Точно так же конституционно возможно было бы иметь систему выборов, которую невозможно сфальсифицировать. Независимые наблюдатели на участках могли бы предоставить такую возможность, координируя свои действия через собственную внутреннюю систему, в которую данные подсчета голосов с участков вводятся прямо из зала подсчета. Эти данные собираются в одной базе данных, в которой произвести предварительный подсчет очень легко. Если итоговые данные будут совпадать с данными ЦИК, выбор можно считать несфальсифицированным.

Присутствие именно независимых наблюдателей, действующих сообща, но полностью независимо друг от друга, обеспечило бы практически безотказный надзор за любыми выборами. Это система внутри системы: подсчет ведется независимо в обеих. И если финальные числа совпадают хотя бы приблизительно, это означает подтверждение одной системой другой системы. А подтвержденное знание — это уже довольно уверенное, правдивое знание. Именно на этом строится вся современная наука и достижения технологического прогресса: на подтверждении…


Видимость выбора необязательно является самим выбором

Как только я узнал о том, что в ЦИК можно бесплатно записаться в качестве независимого наблюдателя, при этом еще и на референдуме по поводу самого святого, что у меня есть, я сразу же воспользовался этой возможностью. В жертву приносился целый день времени и неделя последствий. Но это был единственный шанс узнать правду. Второй такой шанс мог и не представиться. Вообще больше никогда.

То, что наблюдателем может стать любой (и даже обладатель паспорта негражданина), думаю, слегка преувеличено. Чтобы это сделать в интернете, для начала нужно знать, как работает компьютер, броузер, электронная почта. Знает это меньшинство потенциальных наблюдателей. На сайте ЦИК все материалы предоставлены только на латышском языке — следовательно, чтобы стать наблюдателем на референдуме по русскому языку в Латвии, все равно сперва нужно знать латышский.

Наконец, для того чтобы не потеряться в более чем семидесяти курсовых слайдах, нужно обладать хорошей памятью и способностью быстро осознавать и анализировать информацию. Потому что в курсах присутствует еще и небольшой встроенный тест — окончательная «проверка на вшивость».

Пройти курс молодого бойца и получить выписку о регистрации у меня заняло около часа. Учтем то, что для этого мне пришлось учиться у жизни 15 лет.

До самого последнего дня я сомневался, стоит ли идти на участок одному, ведь в такой напряженный день могли быть взрывы, да и в компании с кем-то из тех, кого я знаю, наверняка было бы веселее проводить время. К тому же, пока один наблюдатель отлучается на обед или покурить, другой продолжает дежурство — таким образом, наблюдатели «пасут участок» фактически беспрерывно.

Однако никто из моих знакомых или друзей не подходил на эту роль даже кандидатом. Часть из них заведомо не согласились бы, испугавшись большой ответственности и воспользовавшись доводом — «мне что, больше всех надо, все равно проиграем»; еще часть не знала латышского, что в данной ситуации было обязательным условием. Кто-то не смог бы найти столько времени и терпения, чтобы уделить событию буквально целый день, с раннего утра до поздней ночи, а приходить «для галочки» было бы бессмысленно.

Половина сразу отпадала по той причине, что не выдержала бы такой бешеной нагрузки в трезвом состоянии. А состояние алкогольного опьянения, в моем представлении, было категорически недопустимо. Отнести вахту с семи утра до полуночи можно только будучи абсолютно трезвым. Я был шокирован, узнав об аналогичном случае со стороны представителя партии «Центра согласия», которого вынесли из участка пьяным и неподвижным.

С участка для голосования №34 (Рижская средняя школа им. Оствальда) пришлось удалить единственного наблюдателя от «Центра согласия» (ЦС). Мужчина находился в состоянии алкогольного опьянения.

По словам главы Центральной избирательной комиссии (ЦИК) Яны Пунги, мужчина явился на участок для голосования со «вчерашним похмельем», и от него пахло алкоголем.

В свою очередь сегодня алкоголь был употреблен в стенах учебного заведения, после чего представитель ЦС заснул. На место происшествия была вызвана полиция. После оформления протокола нарушителя общественного спокойствия доставили в полицейский участок.

Жаль, что находятся идиоты, которые позорят не только свою партию, но и всех русских в целом. Хотя, с другой стороны, это могла быть и оплаченная провокация.

В итоге я не ошибся в том, что никому не сообщил о своем решении стать добровольным наблюдателем. Это было мое личное решение, и мне не хотелось, чтобы против него, как обычно, стали бы выдвигаться контраргументы и попытки сбить с темы.


18 февраля 2012 года — утро

Для наблюдения я выбрал логово национального центра — латышскую школу, находящуюся минутах в десяти-пятнадцати от моего места проживания, что позволяло мне встать максимально поздно. Т.к. намедни я лег раньше обычного, подъем до рассвета прошел спокойно, а кружка кофе и творожный завтрак придали дополнительной бодрости.

На улице было довольно холодно и пустынно, и по дороге я совершил первое доброе дело — впустил в соседний подъезд мяукающую кошку, отчаянно пытавшуюся движениями хвоста и надрывистым плачем привлечь мое внимание. Знамение задало тональность на весь день.

На участок я вошел без пяти семь. Т.к. я почти в совершенстве знаю и понимаю латышский, мне не составило большого труда использовать его в разговорах с участниками комиссии и председателем, но в этом описании я буду использовать сразу перевод на русский.

При входе в школу я сказал, что являюсь наблюдателем, и меня проводили в комнатку, где уже собрались все участники комиссии. Председателем являлась суровая пожилая женщина с латышским именем, имеющим общий корень со словом «управление». Чувствовалось, что она проработала на этой должности долгие годы, и несмотря на подрагивающие руки, с фанатичным упорством продолжает это делать до сих пор, ибо в этом — заслуга ее жизни.

Однако мое появление на пороге их жилища и зычное labrit, произнесенное с хорошо получающейся у меня уверенностью земессарга, как мне показалось, слегка смутило даже ее. Лица участников комиссии преобразились. Но я и не мог представить свое появление иначе, чем на картине И.Е.Репина «Не ждали».

Меня стали регистрировать. Списки наблюдателей ЦИК не прислала на участок до последнего момента, еще в девять вечера намедни их не было. Так что мою «легальность» смогли проверить лишь позже. Я мог покидать и приходить на участок в любое время, о чем делалась соответствующая запись в «бортовом журнале».

Секретарь комиссии, обладающая профессиональным навыком произносить несколько предложений в минуту, также оказалась поражена — тем, что я не являлся представителем какой-либо партии или организации, а представлял не что иное, как самое себя…

По-моему, в этот момент сама секретарь была настолько увлечена мыслями о себе, что в мой бейджик наблюдателя вписала свое имя. Так мы с ней познакомились поближе. Однако я не стал сообщать об этом, заинтересовавшись, как скоро это вскроется.

Неточность и рассеянность действий в данном заведении не являлась для меня сюрпризом еще и по другим поводам. Например, по инструкции ЦИК каждая закрытая кабинка для голосования должна была содержать два плаката — о том, как правильно заполнить листок для голосования, и текст обсуждаемых поправок Сатверсме.

Но ни одна кабинка на участке не была оборудована ни одним плакатом. Со слов председателя комиссии, в этом была повинна сама ЦИК, не приславшая на участок столько плакатов. Отсутствие следования собственному выбранному курсу также не являлось для меня чем-то новым: каков госаппарат, такова и его группа поддержки…


But in fact, the little details are by far, the most important.

Урна и залы для голосования уже были подготовлены. В моем присутствии урну — обыкновенный фанерный ящик, затянутый веревками, — опечатали и заклеили купонами ЦИК с двух сторон. На этих этикетках расписались все участники комиссии, однако я заметил, что кто-то расписался только на одной этикетке (количество подписей не совпадало), и сообщил об этом председателю.

Та, видимо, по-прежнему еще не до конца понимая, что происходит, позвала кого-то еще, и эта женщина расписалась за себя на двух этикетках, однако это не была подпись того, кто расписался один раз. В конце концов и эту участницу комиссии нашли. Я согласился с тем, что урна подготовлена, и отказался расписываться сам, ибо это не являлось моей обязанностью. В качестве старта нажали школьный звонок, и референдум на участке начался.

Всего на участок, со слов председателя, было выделено 2505 листков. Я занял наблюдательную позицию, которая позволяла мне оценивать все, что происходит на столиках комиссии, рядом с урной, а также прослушивать залы для голосования.

Народ стал приходить сразу после того, как ему это позволили. Первые три посетителя зашли в семь утра. До восьми было зарегистрировано человек пятьдесят. Час прошел довольно быстро, меня угостили кофе, и в целом относились ко мне довольно дружелюбно; впрочем, и я был настроен точно так же.

Меня не интересовал исход референдума, так как он был заранее известен, предвзятости в связи с моей личной гражданской позицией также не было; мало-помалу напряжение комиссии в отношении меня начало спадать, т.к. я, очевидно, не представлял собой угрозы и вел себя нейтрально, больше подшучивая и прислушиваясь, нежели выражая свое мнение. Секретарь откуда-то даже притащила магнитофон и врубила диск с джаз-музыкой. Ее явно тянуло на романтику.

Часов с девяти утра и примерно до полдвенадцатого, пока я пробыл на участке, народ стал подтягиваться в геометрической прогрессии… В какой-то момент вместо четырех регистраторов на участке оказалось два, и стала создаваться небольшая очередь. Мне не нравятся очереди, при этом не было понятно, почему участок в столь раннее время работает только вполовину. Я сообщил об этом председателю, но комиссия стала работать на полную только минут через пятнадцать.

Какой же я был наивный, заявив об очереди из трех человек — через час четыре столика передо мной стали представлять собой конвейер из штампующихся паспортов и автографов, а очередь к ним вытянулась до самого входа, и в ней стояли уже десятки человек. Я заметил, что «Cantaloop» с диска, поставленного секретарем, звучит уже в третий раз подряд (трек оправдывал название), и только тогда понял, что совершенно незаметно прошло не меньше двух часов.

Рядом со мной на изнурительную грязную работу по штамповке паспортов посадили юношу-практиканта, с которым мы обменялись парой слов в момент затишья. Оказалось, что он учится в Латвийском университете на последнем, третьем курсе кафедры социальных наук, включающих в себя политологию, и очень активно увлекается политикой.

С его слов, некие знаменитые политики, чьи фамилии ни о чем мне не сказали, учились на этой кафедре. В комиссию он также попал по доброй воле; как и в случае с ролью наблюдателя, это мог сделать также практически каждый — собрав 10 подписей поручителей, которыми, в данном случае, для него стали сокурсники…

«Таковы люди, которые будут определять будущее латвийской политики совсем скоро, а этот юноша далеко пойдет», — думал я, наблюдая за его действиями. Помимо хорошей политической дрессировки, он оказался еще и очень усидчивым и аккуратным: возможно, он и сделал какие-то ошибки в листе подписей, но не при мне. Его будто совершенно не смущало, что он выполняет порученное ему задание впервые, а рядом находится человек, пристально отслеживающий каждое его действие. «Может и до министра дойти, если будет так же работать», — думал я.

А вот другие участницы комиссии допускали человеческие ошибки. Согласен, что это все-таки изнурительно — зафиксировать на одном листке 50 человек без единой помарки. Однако редкие исправления тщательно фиксировались комиссией и председателем, на этот счет их труд не предоставлял ни единого подозрения в фальсификации. Впрочем, с самого начала мне было понятно, что во время процесса голосования фальсификации в принципе невозможны, ибо бессмысленны.

Самые грубые ошибки, конечно, допускали именно посетители участка. Главной из них можно назвать тот случай, когда человек приходил на участок, не зная, зачем он пришел. Трудно поверить в такой идиотизм, но он действительно имеет место быть. Я стал тому свидетелем по крайней мере три раза.

Странный мужчина в больших годах поначалу требовал от участников комиссии объяснения на русском, как ему голосовать, но ему объясняли только по-латышски; тогда попробовал объяснить ему я. Агитация на участке запрещена, поэтому приходилось тщательно подбирать слова, чтобы не ляпнуть лишнего, к тому же я чувствовал, что студент с кафедры политологии ЛУ наблюдает за моими действиями даже тогда, когда регистрирует голосующего. По сути, мне пришлось объяснять значение слов PAR и PRET; в итоге дед провел в кабинках минут пять и, как мне показалось, ушел с участка, так ничего и не опустив в урну.

Аналогичный случай произошел с пожилой женщиной, она говорила и по-латышски, и по-русски, но совершенно не понимала, за что она должна голосовать, и как она, обыкновенная советская женщина, может изменить Конституцию. Она то собиралась уйти, не проголосовав, то намеревалась влепить крестик «ПРОТИВ» прямо на столике комиссии; председатель комиссии растолковывала ей что-то на протяжении минут десяти.

В итоге женщина удалилась в кабинки и стала спрашивать у своей сверстницы, как голосовать. Заметив это, я напомнил им обеим, что агитация на участке запрещена. Человек должен делать свой, заранее известный выбор, на участке он только его фиксирует. После этого странная бабушка вышла из кабинки с листком, на котором неприкрыто был выбран вариант «ЗА». Логики в ее поведении я не заметил, скорее, это был типичный гражданский неадекват.

Что уж там говорить об остальных голосующих. Я не мог и предположить, что латыши на этом референдуме мобилизовали все свои силы и возможности. Передо мной проходили бабушки и дедушки, существующие еще как минимум с улманисовских времен, приходили ведомые под руки, с тросточками и костылями, трясущимися руками расписывались в бюллетене...

В первой половине дня таких было большинство. Некоторые из них, оттого что каждый дополнительный шаг давался им с трудом, ставили крестик «ПРОТИВ» в открытую, прямо на столике комиссии, не утруждая себя походом в кабинет для закрытого голосования. На этом референдуме основу для будущей жизни своих потомков закладывали, как ни странно, именно те граждане, которые стояли одной ногой на том свете.

Но главным образом, будущее закладывало себя само. Многие молодые представители титульной нации так же показательно ставили крестик, не смущаясь своего выбора. Вообще-то, на плакатах ЦИК, развешанных по участку, было четко обозначено, что листок для голосования надо сложить пополам и опустить в урну (конвертов не было). Но те, кто был категорически против русского языка в Латвии, не утруждали себя чтением плаката на латышском. Их выбор был заранее предопределен, и плюсик в правой стороне листка ставился уверенно, размашисто, с большим раздражением, а листок весьма открыто опускался в ящик.

Большинство подходящих здоровались с комиссией по-латышски, из чего я сделал вывод, что подавляющее большинство здесь голосует «ПРОТИВ». Ощущение полного провала референдума напомнило о том, что пора подкрепиться.


18 февраля 2012 года, день

Зарегистрировавшись, я покинул участок и проголосовал на другом — том, который был рядом. По моей задумке, на моем наблюдательном участке никто не должен был знать, проголосовал я или нет; к тому же полное отсутствие личных данных обо мне добавляло ореола таинственности и скрытности, что было мне весьма на руку. В этом случае участники комиссии понятия не имели, кто я такой, что было весьма и весьма подозрительно и заставляло их выполнять все действия в максимально возможном соответствии тому, что они должны были выполнять по закону.

Вторую часть моего наблюдения я провел примерно с часу до пяти. Со слов председателя, я пропустил довольно интересный момент, когда очередь к столикам тянулась от самого входа…

Я подоспел как раз к тому моменту, когда спецгруппа комиссии из двух человек опечатывала ящик для выездных голосований. Их было зарегистрировано 44 (!), это означало выезд участников до вечера. Со стороны одной из участниц комиссии наблюдалось неприкрытое раздражение по поводу моего присутствия. Но возможно, таковой была лишь манера ее общения со всеми, ибо для своих лет она работала точнее и быстрее всех, при этом еще и одевалась моднее всех и имела в своем понятии право общаться высокомерно, несмотря на рост ниже среднего.

Когда мне показывали ящик, она нетерпеливо подколола меня, что можно еще и дно со всех сторон проверить, но я зацепку проигнорировал. В ответ же на ее претензию, что они уже готовы уезжать и ждут меня, я заметил: «Не мог предположить, что кто-то может пообедать за десять минут, в то время как мне требуется час». «Натренированные, — заметила секретарша, — в школе за время перемены пообедать». — «Час на обед — это расточительство! Это свидетельствует о том, что вы не умеете быстро работать!» — бросила в мой адрес недовольная тетенька. «Быстро работать — не значит качественно, — парировал я, — а кушать медленно полезнее для здоровья».

Наверное, мы могли бы еще подискутировать, но для вызовов все было подготовлено и освидетельствовано мной, и представители комиссии уехали.

Раздражение и напряжение ощущалось в пространстве и без наличия приборов. На участке, по-моему, кроме некоторых участниц комиссии и меня, никто даже и не пытался улыбаться. Люди все до единого шли выразить свое недовольство.
Эта негативная энергия жутко накачивала организм изнутри. Уже в обеденный перерыв я понял, что меня колбасит вовсе не от кофе, эффект действия которого давно закончился, а оттого, что мимо меня нескончаемым потоком проходит столько людей, сколько ни разу в моей жизни не проходило…

Контингент здоровавшихся с комиссией по-латышски за это время не изменился, однако изменилась возрастная категория. Больше стало приходить людей среднего и младшего возраста. Кое-кто из молодых мамаш притащился даже с коляской. Но и среди них встречались маразматики.

Меня поразили два мужика, которые в своем видении крутости выглядели как последние лохи — и опять-таки тем самым позорили русский народ. Они заявились на участок в полном отсутствии представления о том, что происходит. Они не могли разобраться в сути поставленного вопроса, не знали, какой вариант выбрать, пытали комиссию на предмет общения по-русски (это наверняка в их понятии было самое бравое). Пытали меня по этому поводу (я вновь перевел им значения слов PAR и PRET), но, по-моему, они так и ушли в твердой уверенности, что поправки к Конституции уже предусматривают что-то против русского языка. В их несложенных листках я разглядел выбор «ПРОТИВ».

Из всей этой бесконечной толпы я встретил только одного знакомого человека — талантливого паренька-плотника, с которым мы пересекались по вопросу моих технологических разработок. Я был настолько пригвожден к своему месту, что от бессилия даже не cмог подняться, чтобы пожать руку.

«Здорово», — улыбнулся ему я (действительно, здорово было в этом чуждом мне клубе встретить знакомое лицо). «Пришел... — я запнулся, подбирая слова — чуть было не сказал «пришел за русский язык проголосовать?» — ...пришел выразить свою гражданскую позицию? Молодца. А что в гости не заходишь, чертежик ждет тебя? Васька работой загрузил? Ну, нормально тогда. Работать тоже нужно. Помни обо мне, заходи, когда сможешь... Успехов!»

Долго привлекать к себе внимание не хотелось. Говорил я нарочито погромче, не орал на всю ивановскую, но, думаю, присутствующие поняли, что некое официальное лицо говорит на чистейшем русском языке с простым человеком из народа. Думаю, мой знакомый также удивился, что я сижу в комиссии, но говорю с ним по-русски. Он довольно быстро и молча сделал свой выбор и ушел по-английски, видимо, решив подумать над всем этим попозже и наедине…

В какой-то момент я заметил, что на участке появились представители ТВ со своей большой видеокамерой на штативе, которую направили прямо в сторону комиссии. Я пытался маскироваться, но не знаю, получилось ли это у меня. За день до референдума я получил телефонный звонок из ПБК, в котором со мной пытались договориться об интервью, но я отказался. Сам факт слива личной информации из регистров ЦИК в частную телекомпанию показался мне подозрительным и категорически неприемлемым.

Попытка пронести на участок iPad и посидеть в беспроводном интернете, в режиме реального времени наблюдая за тем, что происходит в других местах Риги, также не увенчалась успехом. Wi Fi явно прощупывался в том месте, где я находился, но из участниц комиссии никто не знал к этой сети пароль. Насколько я понял, узнать этот пароль в субботу у того, кто его поставил, представлялось делом безнадежным. Я и не настаивал.

После того как стемнело, толпа схлынула и на участке стало появляться меньше людей. Основное голосование закончилось, на участке было зарегистрировано уже около 40 бюллетеней, в каждом из которых расписалось 50 человек. К этому моменту проголосовало уже около двух тысяч человек. Как раз в это время наступало время ужина, и я решил отправиться домой отдохнуть...

Продолжение здесь