«В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Все ярко, все бело кругом.

Зима! ... Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик;
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...»






Друзья мои, напомнив эти, и без меня хорошо известные вам строки, предлагаю всем нам мысленно перенестись на псковскую землю, в Пушкинские Горы, в сельцо Михайловское…

Поверьте не раз бывавшему там, в том числе и зимою: там сейчас красота неописуемая!














Там в должности хранителя музея «Мельница в деревне Бугрово» служил некогда мой добрый знакомый Слава Козмин. Он ученый, кандидат филологических наук.





Ему принадлежит одно интереснейшее исследование на тему, что же произошло в тамошних краях 3 января 1825 года, почему крестьянин торжествовал и с чего это мама грозила в окошко шалуну, преобразившему себя в коня…

Развалины бугровской мельницы, соседствующей с Михайловским парком, долгие годы показывали экскурсантам как место дуэли Онегина с Ленским.





Но не так давно мельницу восстанавили, возвели вокруг туристический комплекс с трактиром XIX века, где подают пироги, испеченые из муки, смолотой на той самой мельнице… Все по-настоящему, я сам весь процесс отслеживал…









Так вот, поскольку до начала восстановительных работ Cлаве Козмину хранить особо было нечего, то он с удовольствием занимался литературными исследованиями, внимательно изучая то, что, казалось бы, уже давным-давно изучено вдоль и поперек — роман «Евгений Онегин».

И поскольку изучал его квалифицированно, то делал при этом научные открытия.

Познакомившись только с некоторыми из них, удивляешься правильности определения, данного пушкинскому роману: энциклопедия русской жизни.

Итак:

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь...

С детства знакомые строчки, все их учили, и будучи детьми, не особо задумывались, а с чего это крестьянин торжествует?

А вот взрослый ученый-филолог Козмин взял да и задумался над этим детским вопросом.

Нет, он, как и многие из нас, догадывался, что обильный снег на полях — это к хорошему урожаю, отсюда и радость крестьянина.

Но как филолог, понимающий толк в значениях слов, призадумался дополнительно: а почему у Пушкина крестьянин не радуется, не ликует, не смеется, а именно торжествует?

Торжествовать — означает праздновать, отмечать победу над кем-то или над чем-то.

Кого или что победил тот крестьянин?

Приведенные строчки — из второй строфы пятой главы «Евгения Онегина». Писал их поэт 4 января 1825 года, это точно датировано им же самим на полях черновой тетради, хранящейся в рукописном отделе Пушкинского дома.

Так может быть, накануне в Михайловском произошло какое-то событие, из которого крестьянин вышел победителем?

Да нет, вроде, никто на Михайловское не нападал, никто никого не побеждал...

И Козмин установил, что на сей счет великий поэт Пушкин сам дает подсказку, но чуть раньше, в первой строфе:


В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь...


Казалось бы, ответ очевиден: ну да, не было снега, не было, но наконец выпал, и крестьянин тем самым как бы одержал победу в постоянной борьбе с силами природы, потому и торжествует... Однако ответ получался каким-то не до конца убедительным.





И тогда ученый заглянул сначала в православный календарь, а потом в литературу, описывающую старинные русские народные приметы. И отыскал там то, что искал.

Оказывается, 2 января — это день поминовения не шибко известного святого Сильвестра Печерского, но при этом особый день в крестьянском календаре. По вековым народным приметам, если снег к этому дню так и не выпадет, то следует ждать страшного, катастрофического неурожая.

А раз так, то теперь легко представить чувства крестьянина, легшего спать вечером уже казалось бы безнадежного 2 января в страшном предчувствии голодного года. Но утром просыпается — снег кругом!





Согласитесь, внезапное счастливое избавление от гнетущего страха голода — это победа!

И вполне понятная причина для торжества.
 
Но и это объяснение Козмина не удовлетворило.

Крестьянин «торжествует», но его лошадка при этом «плетется рысью» — да еще и «как-нибудь». Странная, однако, и противоречивая картина: откровенно торжествующий мужик совершает победный выезд на плетущейся лошадке, которой, и самой куда как радостней мчать бы легкие сани по первому снегу, чем тащить телегу по комьям подмерзшей грязи. Похоже, крестьянин умышленно сдерживает лошадкину радость с целью подольше продемонстрировать кому-то свое торжество.

Размышляя над этой странностью, ученый задался и еще одним детским вопросом: а почему Пушкин в этой строфе употребляет слово «крестьянин», весьма редкое по тем временам? Причем употребляет один единственный раз во всем романе!

Почему не «раб», не «поселянин», не «простолюдин», не «пахарь», не «мужик»?

И тогда Козмин снова вернулся к дате написания первых строф пятой главы — 4 января. И все сразу встало на свои места.

Как известно, 7 января празднуется православное Рождество. За которым 19 января следует православное Крещение. Оба эти праздника вызывают радость у русского христианина.

Христианина! В эти дни низкий статус крестьянина неизмеримо вырастает и становится созвучным содержанию праздников, во время которых мужик уравнивается с господами.

Вот почему Пушкин в этом месте романа единственный раз именует мужика словом «крестьянин», которое этимологически связано со словом «христианин».

Это же объясняет логику, руководствуясь которой Пушкин в описании выезда мужика употребил слово «торжествуя», более уместное в возвышенной поэзии.

 
Параллельный анализ святцев и народных примет, переплетения христианской и языческой традиций в жизни русской деревни позволил Славе Козмину ответить и еще на один детский вопрос, на который большинство из нас наверняка даже не обратило внимания.

Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...

Зачем и с чего бы это мать грозит играющему и смеющемуся мальчику?

Причем Пушкин союзом «а» как бы настаивает: да, мальчик играет себе, никому не мешая, а мать все равно ему грозит.

Может, потому, что заморозил пальчик?

Так она же, сидя в доме, об этом не может знать...

И опять исследователь напоминает, что и эту картину поэт, и он же — барин, наблюдает через окно своего михайловского кабинета в канун Рождества. И поэт знает, что в этот христианский праздник вклинивается праздник языческий — Святки. С лихими игрищами, колядованием, с ряжеными.





Для церкви — это безбожное действо. Но для дворового мальчика, еще не понимающего разницу между «низким» народным обрядом и «высоким» церковным праздником — Святки все же веселей и интересней. И он уже в Святки играет, как умеет. Шалит, пародируя предстоящие игрища взрослых, преобразив себя в коня, а Жучку в кучера.





А тут еще и «крестьянин» едет мимо, «торжествуя»... А тут барин, что-то пишущий в своем кабинете, может ненароком глянуть в окно и невесть что подумать... Вот мать и обеспокоена, вот и грозит расшалившемуся сыну.

Пушкина все эти наблюдения через окошко кабинета от души и искренне веселили!

И этому Козмин тоже нашел подтверждение.

На соседних страницах черновой тетради теми же чернилами, которыми написано начало пятой главы, поэтом изображен совершенно необычный автопортрет.





Слева от выразительных изображений лошадиных голов нарисовано нечто, странно напоминающее голову самого Пушкина, который тоже «себя в коня преобразил».





Хотя не мудрено — русскому поэтическому гению и шалуну шел в то время только двадцать шестой год...






Послесловие

Продолжая пушкинскую традицию шалить в преддверии Рождества, предлагаю вам ознакомиться с еще одним современным, на сей раз детским восприятием произведений поэта, в частности все тех же строк из «Евгения Онегина»

Нынешним первоклашкам предложили на уроке чтения нарисовать иллюстрацию к этим строкам Пушкина:

Бразды пушистые взрывая
Летит кибитка удалая.
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.

И вот что у них получилось.

Кибитка была изображена в виде летательного аппарата. Почему?

Ну, как же, ведь русским языком сказано — «летит». Значит летит!

Причем у некоторых детей аппарат этот имел кубическую форму. Видимо, из-за созвучия слов «кибитка» и «куб».

И вот летит по небу эдакая ки(у)битка и что она делает? Правильно — взрывает. Кого? Бразды пушистые. Что же такое бразды? Если пушистые, следовательно, звери такие. Однако что это за звери конкретно? А нормальные такие звери, нечто среднее между бобрами и дроздами.

В итоге получается вполне логичный рисунок: летит кубической формы космический летательный аппарат, из которого на бедных пушистых браздов сыплются градом бомбы, разнося их в клочья. А рядом, неподалеку от этого безобразия сидит некая загадочная личность и спокойно так за всем этим наблюдает. Это ямщик. Причем изображен он сидящим на обруче (облучок — обручок, почти одно и то же) с лопатой в руках.

Почему с лопатой? Ну, как же — он же ямщик, чем же еще ему яму копать.

А зачем ее копать, спросите вы?

Понятно зачем — бедных браздов хоронить!

Логично?

Вполне. И, как мне кажется, Пушкин от души хохотал бы. :)





С НОВЫМ ГОДОМ ВСЕХ!

А ПРАВОСЛАВНЫХ СЕСТEР И БРАТЬЕВ — С ПРЕДСТОЯЩИМ РОЖДЕСТВОМ!

Дед Почти Что Мороз, потому как гримироваться уже не надо :)