Чтобы понять причину войн и конфликтов, нужно понять, почему вдруг люди, вчера жившие вместе, оказались врагами. Мотивации настолько сильны, что они не поддаются никаким разумным доводам и объяснениям. Каковы эти причины? А они есть. И они непреодолимы. И они вне разума. По крайней мере — нашего.
 
Вот об этом мне бы хотелось поделиться своими мыслями. Разумеется, заранее принеся извинения за посредственность изложения материала. Но с сохранением сути.
 
Все в мироздании подчинено одному — воспроизводству себе подобного.
 
Воспроизводство, в свою очередь, обусловлено и абсолютно жестко подчинено двум непреложным факторам — соперничеству и экспансии.
 
Модель и смысл бытия в мироздании для всех одни, и лежат в этих двух данностях:
 
1) экспансия территориальная (а также культурная и ментальная у человека) — с целью обеспечения максимально полноценных условий для воспроизводства;
 
2) соперничество — с целью воспроизводства максимально здорового потомства от максимально подходящего партнера.
 
(И космический хаос с разбегающимися галактиками, и колонии микробов выполняют ту же задачу. Различия только в специфике.)
 
Все наши поступки лежат в этой плоскости и мотивированы этой данностью. Естественно, с многочисленным и неизбежным разнообразием .
 

Мир очень сложен и разнолик, чрезвычайно заманчив и любопытен, но он подчинен главному закону мироздания — воспроизводству себе подобного
 
(Ответ на вопрос, зачем все это, зачем мироздание и мы в нем — есть недоступная нам тайна Творца. Как бы это наивно ни звучало. Мы во вселенной практически ничто.)
 
Экспансия и соперничество — единственные и уникальные механизмы для сохранения и развития вида. Все остальное — путь в никуда. Путь в небытие через деградацию.
 
Это и есть одна из причин разнообразия в природе. В этом причина разности этносов и цивилизаций.
 
Именно эта разность обуславливает их перманентную борьбу за место и условия для воспроизводства себе подобного, а необходимость борьбы держит в тонусе весь организм, совершенствуя и сохраняя его здоровым. Что, в свою очередь, обеспечивает производство полноценного и здорового потомства.
 
Это уникальный, гармоничный и непрерывающийся цикл самовоспроизводства, обновления, очищения и совершенствования.
 
Это матрица, данность и первоначальный замысел Творца, и единственная форма для выживания.
 
Для выживания мы должны быть разными. А это значит — быть вынужденными состоять в перманентной конкуренции. И это значит — быть здоровыми.
 
Мир людей (как и все мироздание) сшит как лоскутное одеяло — из разных цветов и оттенков. Оттенков ментальных в первую очередь.

Которые, в свою очередь, обуславливают оттенки и культурные, и религиозные, и нравственные. Эти индикаторы нашей разности и уникальности. Соприкасаясь и конкурируя своими «разностями», мы развиваемся.
 
Что касается человека, то он единственное в мироздании существо, обладающее некой духовной надстройкой над физическим началом — высокоорганизованным разумом (душой?). И поэтому у него должен быть (и есть) дополнительный, духовный элемент для поддержания и идентификации своей уникальности, а значит — соперничества и развития в этой сфере.
 
И это тоже данность. И она, наша уникальность, как соперничество и экспансия, поставлена Творцом выше нашего разума, и управляется инстинктом. Что есть непреодолимый фактор для нашего разума.
 
И эта духовная данность выражена, как правило, в религии. В этом уникальном для каждого этноса видении мира и мироустройства, и как следствие, собственного уклада жизни в нем.
 
И это второй (а может, и первый) после экспансии спусковой крючок войны.
 
Слепой войны на уничтожение. Ради сохранения идентичности как механизма развития своей популяции в конкурентной борьбе с другими (иначе гибель через деградацию).
 
Это есть третья (присущая только человеку) данность для выживания и развития. И она также слепа, как соперничество и экспансия. Это инстинктивный и ключевой механизм не физического, но духовного развития. В духовном соперничестве с другими.

Примером необратимости этой данности могут служить попытки ассимиляции этносов. Они безуспешны. И если можно как-то адаптировать (не ассимилировать) отдельных (склонных) представителей, то целый этнос — никогда. (Яркий пример — трагедия канадских индейцев, которым пытались навязать канадское «счастье». Но авторам было невдомек, что, создавая индейцев, Творец позаботился и об их индейском счастье. И оно им дорого не меньше, чем авторам их канадское.)
 
Попытки добровольной самоизоляции так же пагубны, как и попытки ассимиляции. Это две стороны одной медали. Бурное развитие многочисленных античных народов Средиземноморья — достаточный для этого пример. Именно благодаря этому средиземноморскому кипящему котлу человечество вышло из пещер. И нет примеров обратных. Замкнутое пространство идеально только для процесса гниения.
 
В однородной среде мы погибнем, как погибает стало антилоп, заполонившее степь и съевшее корма — или заболевшее и заразившее всех собратьев без санитаров-хищников. Как погибает бесконтрольно разросшийся, но когда то благоухающий сад. Благоухающий — именно в соперничестве. Пусть соперником и был садовник, обрубающий ветки.
 
Так и погибает определенный этнос или цивилизация, деградирующий под доминантой лени. (К чему всегда стремится любой организм, освобожденный от бремени выживания.) Лени как физической, так и моральной. Этого обратного знака соперничества
 
Так гибли все великие империи и цивилизации. Побеждали всех, достигали могущества — и получали некий смертельный вирус беззаботности. Который и предрешал их судьбу.
 
Что мы наблюдаем и теперь — на Западе. Где за последние 20 лет (после распада СССР как главной конкурирующей составляющей) расцвел пышным цветом весь набор людских пороков.
 
Эти пороки, как вирусы, сопровождали человечество всегда (как минимум с библейского Содома). Они просто спят и ждут своего часа. И час пробивает. Пробивает с победой, когда приходит время привольной жизни.
 
Казалось бы! Но с исчезновением повода и мотивации для борьбы исчезает стимул не только к совершенству, но и к поддержанию просто здоровой формы.
 
И поэтому в природе победитель без соперника не нужен. Не нужен потому, что он, лишившись постоянной и здоровой конкуренции, деградирует и не в состоянии производить на свет здоровое и нужное (по меркам Творца) потомство.
 
И на смену приходит новый, закаленный в борьбе, а значит — более здоровый лидер.
 

И природа предусмотрела механизм самоликвидации проигравшего
 
Через деградацию. У людей первые признаки деградации лежат в смене нравственных ориентиров, в основе которых лежит либерализм (см. ниже).
 
Причем проигрышем в данном случае является сытость и видимые, а вернее придуманные человеком атрибуты благополучия. А они, как правило, противоположны соперничеству и выживанию. Т.е. замыслу Творца.
 
Здесь также примешивается еще один фактор — фактор возраста этноса. По Л. Гумилеву, этот возраст составляет примерно 1750 лет (см. «Пассионарная теория этногенеза»). Но это отдельная тема, хотя примерно о том же.
 
Примерно 1700 лет назад зарождающийся, молодой европейский этнос нанес сокрушительный удар стареющему Риму. Теперь стареющую Европу ждет участь Рима — только от молодой и пассионарной (термин Л. Гумилева) мусульманской цивилизации.
 
Цивилизации (очень важная деталь!) с иррациональной, по европейским понятиям и догмам, моделью поведения и «глупой» непотребительской философией в жизни. Но с главной составляющей промысла Творца — воспроизводством себе подобного!
 
В данной теории есть парадоксальная иррациональность (по нашим меркам), но и единственный шанс для выживания. (сверхрациональность, по меркам Творца). В единстве и борьбе противоположностей. В этом классическом законе диалектики, сформулированном Ф.Энгельсом («Движение и развитие в природе, обществе и мышлении обусловлено раздвоением единого на взаимопроникающие противоположности и разрешением возникающих противоречий между ними через борьбу»).
 
На философии атрибутов благополучия и модели потребления как главной составляющей этой атрибутики следует остановиться подробнее.
 
Остановиться потому, что именно эта модель поведения и образа жизни является (наряду с войнами религиозными) одним из основных факторов неоправданных войн и конфликтов.
 
Подменяя и замещая собой конфликты как природную данность по завоеванию территорий для воспроизводства.
 
Потребность в потреблении ради потребления, являясь пороком, вносит алчные и неконтролируемые мотивы в поведение людей, что способствует военной экспансии, но ради потребления. И обязательно безграничного и ненасытного. Т.е. по сути — рабского.
 
Как упоминалось выше, у высокоорганизованных существ (человека), кроме территориальной экспансии для воспроизводства, присутствует экспансия культурная и ментальная. Она очень многогранна и включает в себя как достижения в науке и технике (что ставит на вершину смысла жизни западная цивилизация), так и духовные порывы (к чему склонны остальные цивилизации, составляющие ¾ населения земли).
 
Но Запад, в силу своей рациональности, а по сути — в потребительско-рабской доминанте, причислил эти ¾ к низшему сословию. Объявив ценностью и смыслом бытия то, что тебя окружает, а не то, что у тебя внутри. А если и есть что-то внутри, то это должно служить приумножению декораций вокруг себя.
 

Правило «необходимо лишь необходимое» — не для Запада
 
(Н. Бердяев считал, что современная цивилизация «есть подмена цели жизни средствами жизни, орудиями жизни».)
 
И когда, например, говорят «весь цивилизованный мир», то имеется в виду исключительно эта, западная (в основном англосакская) потребительская часть населения Земли. Будто бы остальные ¾ не есть мир и не есть цивилизации.
 
Если брать критерием цивилизованности потребление, то, народ Перу, например, выглядел бы не менее цивилизованным, чем потомки Колумба, если перуанцам возвратить вывезенное в несметных количествах золото и серебро инков. Да и на вершине научной цивилизации они были тоже, для своего времени, конечно. Если бы не «просветительская» деятельность европейцев, то развитие той части света пошло бы по другому руслу — к тому же имея тот, огромный материальный потенциал. И кто может исключить то, что в рабстве алчности Европа отвернула их от более высокого пути развития?

И такие сценарии далеко не единичны. Индийцы, например (кто бы мог подумать!), получившие независимость, вдруг стали стремительно развиваться. Научно преуспевать.
 
И наоборот, колыбель цивилизации — Средиземноморье и Междуречье перепаханы бомбами. Уничтожаются ценнейшие памятники культуры и архитектуры. (Духовность есть ничто в глазах потребителя. Разве что вывезти ее в европейские музеи и заработать на этом.)
 
Такое потребительское мерило западной цивилизации к другим народам видится как минимум незаслуженно высокомерным и предвзятым.
 
Хотя бы даже по причине того, что ответ от Творца на вопрос «зачем мы здесь?» еще никем не получен
 
А Творец, в том или ином виде, несомненно существует. Даже если он в виде сингулярности Большого взрыва. Автора которого мы, в свою очередь, назвать тоже затрудняемся. Ибо теория сотворения мира из Ничто (creatio ex nihilo) некорректна и предполагает Нечто, из чего можно что-то создать. И глупо бы выглядела грандиозная идея создания этим Нечто бездонного Мирозданья с Homo sapiens внутри для банальной цели — наращивания личного потребления. Без какой-либо, даже умозрительно рациональной и реально необходимой в жизни цели.
 
Хотя воспроизводство также нуждается в потреблении, но оно на определенном этапе начинает извращаться гедонистской философией либералов (этим спящим до часа Х вирусом человечества), возводится в культ и обращается на службу личному Эго.
 

Либерализм тоже есть данность

Он рождается и живет вместе с этносом так же, как с человеком рождается и живет некий механизм старения. Механизм старения приводит к физической смерти человека, а либерализм, развиваясь и постепенно доминируя с возрастом этноса, приводит к его моральной смерти. Как правило через генерируемые либералами пороки, не свойственные никому и нигде в природе. И на это место приходит кто-то другой, со здоровой (по меркам Творца) ментальностью. Здесь нет ничего необычного, это норма. И ей подчиняется все в природе. И для человека ничего не придумано специального.
 
Все во вселенной устроено по одному принципу.
 
Это просто разновидность пищевой цепочки. В которой прошлые ментальные, технические и культурные наработки состарившегося этноса «поедаются» другими. Более молодыми и сильными. В природе царят рационализм и щедрость. В ней ничего не пропадает. (Да и сама Европа до сих пор «доедает» культурное наследие древнего Рима или Греции, например.)
 
Но в западной системе координат именно эта — потребительская — доминанта и превалирует, и беспардонно навязывается как единственно правильная.
 
Часто через доминирующую силу, что есть результат рациональности, самонадеянно возведенный во вселенскую истину. И эта присущая западной цивилизации черта (нахрапистость, заносчивость и непоколебимая вера в свою потребительскую истину) есть также данность.
 
По этой теории выходит, что достижение гармонии в мироздании и земная миссия людей заключается в потреблении, и единственно возможно через доминанту личного потребления?
 
Но при ближайшем рассмотрении эта теория несостоятельна и не выдерживает критики.
 
Наоборот, все в природе блистает и источает простоту, щедрость и отдачу. Если в природе что-то приобретается, то через расточительство. Это один из парадоксов природы.
 
Антизакон в нашем понимании. По которому получить можно только отдавая (не оттуда ли библейское «не оскудеет рука дающего»?).
 
И наоборот — чем больше стараешься потребить, тем выше ненасытность. И человек в этом контексте, с его догмами ненасытности, выглядит более чем дико и архаично. (Не о таких ли людях-гробах говорил Христос: «...Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты...» Из гл. 23, Евангелие от Матфея.)
 
С некоторых пор нам навязан рефлекс счастья через повышение пресловутого ВВП. Но не даден ответ, а зачем его нужно обязательно и неуклонно повышать? (Иначе как объяснить, что у детей Дарфура, например, как не было, так и нет простой питьевой воды.)
 
Повышать ВВП ценой уничтожения всего и вся вокруг себя — и видеть умирающих от жажды.
 
Мне в этом контексте, наоборот, кажется: нужно стараться прожить жизнь при минимальном увеличении и максимально рациональном использовании ВВП, а значит — с максимальной пользой для природы и утоления элементарной жажды. «Мир достаточно велик, чтобы удовлетворить нужды любого человека, и слишком мал, чтобы удовлетворить человеческую жадность». — М.Ганди.
 
Выходит, что мы повышаем ВВП, чтобы утолить алчность горстки безумцев среди нас.
 
Но в том мире, мире золотого тельца, насыщения нет. Это тушение пожара бензином. Это насмешка Творца над нашим Эго. Добровольное рабство длиною в жизнь. Старая притча о царе Мидасе. Но, в отличие от притчи, эти господа не спешат отдать все золото мира за веснушки на лице.
 
Потребление и экспансия для развития — разные вещи. В потреблении, в этой эгоистической преисподней, воспроизводству места нет. Этот инстинкт отсекается проросшими в благодатной либеральной среде ростками феминизма, педерастии, неги и вседозволенности как смысла бытия. И — самое главное! — без малейшей надежды на насыщение.
 
И одно из ужаснейших проявлений — это феминизм. Это саморазрушающееся и разрушающее все вокруг изобретение. Вы видели когда-нибудь фото оскалившихся в гневе феминисток на митингах? Какие страдания и пытки нужно применить к человеку, до какой степени отчаяния его довести, чтобы привести его в такое состояние?
 
Даже эшафот с палачом не доводят до такой степени гнева и страдания. Но с ними ничего не делали! Они живут в разумном достатке. Более того, это, как правило, обеспеченная прослойка людей с самой широчайшей свободой.
 
Тогда что это за явление? Чего реально им недостает? Рационального объяснения нет.
 
Это явление лежит вне пределов человеческого разума. Этот механизм не поддается нашему контролю и анализу. Он иррационален в нашем понимании.
 
Это еще один парадокс (вернее, подтверждение антизакона потребления): из свободы, сытости и вседозволенности в реальности мы получаем обратное — страдания и горе.

 

---

Кстати, о свободе. Ее нельзя ни отнять, ни дать или подарить

Это понятие философское,  и оно связано с душевной гармонией человека. Есть гармония — есть свобода. И никак иначе (в Византии было понятие — Божественная свобода).
 
Затворник в келье более свободен и мудр, чем либерал, мечущийся по миру и митингам, требуя Свободу и Счастье у правителей, соседей, и даже у жены и собственной тещи.
 
И вопрос весь в том, что у затворника есть гармония в душе, а у либерала, как эксцентричной натуры, ее нет и никогда не будет. Это поиск вчерашнего дня и прошлогоднего снега. Тоска по недостижимому.
 
Этот каприз имеет те же корни, что и капризы барышень легкого поведения. Родство душ прослеживается. Более того, оно имеется. Но это отдельная тема.
 
В данном контексте можно говорить разве что о свободе передвижения, например. Только это можно запрещать или разрешать. Т.е. потребительское общество и понятию «свобода», придает чисто прикладное, потребительское, приземленное значение, а не свободу божественную, к чему стремились в той же Византии.
 

---

Но вернемся к феминизму. У женщины есть мощные инстинкты, и они созданы для сохранения потомства, т.е. созидания. В феминизме они переориентированы на разрушение и саморазрушение. Требуя и получая немыслимые, т.е. иррациональные привилегии, мы становимся на путь разрушения. В данном примере — разрушения семьи как основной базы воспроизводства.
 
Только в гармонии двух полов, через продление рода лежит путь к счастью, гармонии и пониманию мира.

Это есть не что иное, как Вселенская благодарность Творца человеку за исполнение главной миссии на земле. Это есть наивысшее и доступное нам наслаждение и гармония. Но только в обмен на выполнение долга перед Создателем.
 
Все наши попытки искать счастья вне этого — пустое и бездарное прожигание такой уникальной данности, как жизнь.
 
Или что такое получившие в наше время большое распространение педерастия, лесбиянство и педофилия? Это сбитый ориентир непреодолимого желания воспроизводства.
 
О невозможности бороться с этим главным инстинктом говорит тот факт, что даже угрозы, тюрьма и смертная казнь не в состоянии удержать от этого, пусть и переориентированного инстинкта. Наше сознание и сила воли — ничто по сравнению с инстинктом воспроизводства. Он лежит вне пределов нашего разума.
 
Но (все идет по плану самоликвидации) одни пороки уже воспеваются (педерастия), а другие пока критикуются (педофилия). Но это пока. Ибо тенденции и логика упадочного общества таковы, что границы будут расширяться, и мы увидим еще и коней в сенатах (по аналогии с Римом), и острова на картах. Если не Лесбос, как в древней Греции, то острова геев скоро, видимо, будут.
 
Содом уже на пороге. Ибо, как говорил мудрец, нет ничего нового под солнцем.
 
Все возвращается на круги своя и идет по кругу. Или, как писал Ф.Тютчев: «Напрасный труд! Нет, их не вразумишь: чем либеральней, тем они пошлее; цивилизация для них фетиш, но недоступна им ее идея».
 
(Чем я больше наблюдаю за происходящим в мире, тем мне больше духовная иррациональность и жертвенность представляется неким эталоном некой сакральной рациональности, для измерения которой сегодняшний западный потребительский инструментарий очень примитивен и груб. Иррациональный душевный хаос сродни хаосу космическому, являющемуся на самом деле эталоном гармонии и порядка в долгосрочной перспективе.)
 
Говоря о соперничестве и экспансии, следует добавить (как говорилось выше): это та среда, которая позволяет быть сильным и здоровым организмом.
 
И самое главное, не дает бесконтрольного и монопольного воспроизводства и экспансии одного вида. Что губительно для этого же вида. Губительно — через отсутствие врагов и соперников.

Другими словами, только смертельная схватка с конкурентом позволяет виду жить и развиваться.
 
И этому процессу и подчинено, и им охвачено все мирозданье. От соловьиных трелей до оленьих турниров. От изнуряющих диет до дворцов и бриллиантов. От животной и бесконтрольной ненависти до миллионных состояний, брошенных к ногам вчера еще незнакомого и чужого человека.
 
В этой иррациональности заложены великий смысл и логика. По идентификации подходящей и лучшей пары в том числе. Идентификации на генном уровне той единственно нужной особи для воспроизводства максимально здорового и нужного (по меркам Творца) потомства.
 
Возможно, нужного через несколько поколений, но именно в рамках этой цепочки. Возможно, нужного для каких-то неведомых нам целей в других мирах и измерениях.
 

Но цель во всем этом одна — воспроизводство. Через конкурентную борьбу

И если здоровый организм вешает на шею бриллианты или покупает «Феррари» для (пусть и фиктивного) поднятия своей репродуктивной ценности в глазах желаемого объекта, то потребительски ориентированная особь делает все это для собственной неги и наслаждения. Другими словами, механизм поиска лучшего партнера для воспроизводства лучшего потомства превращен в механизм удовлетворения личного Эго.
 
Удовлетворение через рождение потомства слишком обременительно для ориентированной на потребление души и идет вразрез с праздностью как смыслом бытия.
 
Кто-то правильно заметил, что потребление по своей сути бесплодно. И это логично.
 
Воспроизводство — единственный инстинкт (самый сильный и мощный), который заставляет нас делать массу иррациональных безумств ради решения единственной и рациональнейшей задачи — продления рода. (Что лишний раз подтверждает гармонию в непостижимой нам иррациональности Творца.)
 
Это единственная мотивация, с которой человек (и не только) с удовольствием принимает смерть. Принимает ради шанса продлить род с наиболее перспективным партнером. Выбранным по совершенно неизвестным нам критериям, но гораздо более рациональным и неизмеримо мощным и правильным, чем выбор ментальный.
 
Это уровень неких тонких материй, о наличии которых мы можем только догадываться.
 
Растительный мир также поражает своей щедростью (а правильнее сказать — иррациональной жертвенностью) ради воспроизводства. Обилие плодов — это не что иное, как плата за то, чтобы мы взяли плод и уронили где-то семя этого плода, и оно бы взошло и выросло.
 
Ароматы цветочных полей — это тоже соперничество, соперничество и благодарность за опыление, а значит, возможность оставить себе подобного.
 
Этому высшему предназначению отдается все самое лучшее, и с невероятной щедростью.
 
И пышущая здоровьем юность дана для этого, а не для подиумов по удовлетворению деградирующей похоти. И мир культуры и искусства (в чистом виде) — это не что иное, как пропаганда и воспевание величия тех чувств, с которыми связано воспроизводство. Вернее — неопреодолимая жажда воспроизводства заставляет нас выражать это чувство через искусство.
 
Но он, этот мир, также может меняться на фазе деградации. Он принимает форму декаданса и воспевает прелесть упадка нравов. Т.е. работает в том же ключе. В ключе деградации.
 
На предварительном этапе, входя в поле чисто материального потребления и исключительно материальной оценки, навязанной спекулянтами-торговцами (которые, в свою очередь, есть паразиты на теле процветающего либерального Эго), предметы искусства стали прикрытием и индульгенцией от бездарности, глупости и жажды насыщения Эго. И уж никак не эстетического наслаждения. Это заменено на менее обременительное закатывание глаз, прямо пропорциональное приклеенному барыгами ценнику в известных домах.
 
(Тема вовлечения культуры в пропаганду, власть и политику отдельна и огромна — и уходит она, культура, туда, в политику и воспевание пороков, по причине угасания инстинкта воспроизводства. Доминанты подменяются.)
 
Через примеры искусства мы может пронаблюдать эволюционные периоды западной цивилизации.

От рафаэлевских Мадонн эпохи Возрождения, с ярко выраженными репродуктивными признаками, до сегодняшних худосочных и бесполых существ под названием — модель. Здесь неприкрыто прослеживаются предпочтения того и этого периода.
 
Матрица, контролирующая высшую нервную деятельность, скорректировала модель поведения и предпочтений на психическом уровне. И то, что считалось когда-то диагнозом, сегодня — предмет почитания, уважения и подражания.
 
Вирус привит и начал свою работу. Это сродни вирусу моды, когда вдруг на всех континетах в течение короткого времени вдруг всем начинают нравиться, например, короткие прически или узкие брюки. Хотя еще вчера всем (и искренне) нравились длинные волосы и широкие штаны.
 
И если вчера общество, имея здоровую критическую массу, служило порокам сдерживающим фактором, то теперь наоборот — идеология воспевания пороков заражает здоровый организм. Процесс гниения становится необратимым.
 
Но это все относится к народам и цивилизациям в стадии упадка. По возрастной причине этноса и, как следствие, по причине потери конкурентоспособности в воспроизводстве, а значит, ненужности, и даже вредности в данном процессе (по критериям Творца), а значит — самоликвидации. Как финальной стадии всего сущего в нашем видимом и ощущаемом нами мироздании.
 
Духовность, как и плоть, имеет стадии молодости, старости и смерти.
 
Если смотреть на восходящую сегодня мусульманскую цивилизацию (а ведь она не нова), то прослеживается одна важная деталь. После относительного упадка она могла возродиться, во многом благодаря религиозному радикализму.
 
Выходит, что именно это (абсолютное безумие и глупость в глазах потребительско-либерального общества) и есть та единственная истина, которая способна нас возродить.
 
И, видимо, недаром в Европе возрастают консервативные тенденции (эти соломинки для утопающих) в той части общества, которая еще не успела заразиться и пока может понять и осознать тупиковую идеологию потребителей и либералов.
 
Или, когда говорят о Риме, о его падении, то почему-то замалчивают, что на самом деле Рим не пал под ударами готов в пятом столетии. Он перевоплотился в Византию, наследницу Рима, и прожил еще тысячу лет! Прожил даже не благодаря христианству (оно уже было и в классическом Риме), а именно — православному радикализму. Особенно в период своего становления (эпоха Юстиниана). Бурное развитие во имя Бога, а не личного Эго.
 
Парадокс, непостижимый для либеральной философии.
 
Византия, кстати, особо не афишируется на Западе (взять хотя бы гуманизацию Римского права византийцами, чем мы пользуемся до сих пор. О котором упоминают усеченно и сухо — Римское право). И это закономерно — это разная, конкурирующая ментальность (мы же не прославляем нашего соперника, посягающего на нашу невесту. Здесь инстинкт тот же).
 

Так же как замалчивается сегодня и Россия

Как замалчивалась и оттеснялась всегда. И никакие исторические жертвы России не всколыхнули ни одной клетки души.
 
И так будет всегда. И не потому, что русские хуже. А потому, что русские неприкрыто заявляют себя как конкуренты. И первичен здесь духовный потенциал, он придает силы, а не блеск витрин. И эта данность спасала Россию всегда: «В чем правда, брат?»
 
И наоборот. В ельцинский период, после отказа чуть ли не от своего существования, к России стала проявляться симпатия. И никак не жалость к полнейшей нищете. Теперь же, с кратным улучшением жизни (почему не повод порадоваться за соседа?) — а нет, наоборот, стали лихорадочно отыскивать какие то соринки в глазу, проявлять граничащую с патологией жалость и участливость к каким то мифическим «простым» людям.
 
И как результат имеем разительную картину: нищая ельцинская Россия прекрасна, а развивающаяся путинская Россия — ужасна. А причина одна — свалить и принизить конкурента. И «искренняя жалость» — лишь обезоруживающий инструмент. Нож за голенищем.
 
Как все мы делаем и инстинктивно будем делать, принижая достоинства соперника. И вера в свою «правду» непоколебима. Радоваться успехам конкурента в матрице не заложено. Такова данность, и цена ей — жизнь и место под солнцем.
 
Яркий пример — сочинская Олимпиада. Где все свелось к тщательному поиску «компромата» на «путинскую Россию» в выгребных ямах окружающих Сочи деревень, поиску бродячих собак по необъятным просторам России. И глуповатые ухмылки из за углов при виде свободно гуляющей собаки или растущего лопуха во дворе есть не что иное, как несоблюдение моральной гигиены ухмыляющихся.

(Почему мне не может быть мил дикорастущий лопух во дворе?)
 
Допускала ли подобную моральную нечистоплотность «дикая» Россия? В Торонто, например, да и где угодно?

И она, эта ментальность, была разной тогда, она разная есть и сейчас. (Мы — те же готы и византийцы. Только на новом витке технического развития.)
 
Падение Рима привело к двум ветвям цивилизации:
 
— К Византии, с ее главной доминантой — умервщление плоти и возвышение духа (апофеоз — монахи-столпники).

Последующий преемник — Россия.
 
— И к собственно варварам-готам, с доминантой завоеваний ради лучшей жизни (читай — потребления).

Последующий преемник — Запад.
 
И теперешняя Россия, преемница Византии (преемница по душевному порыву, а не по выгоде), и теперешний Запад проповедуют примерно те же ценности, что и тогда.
 
Запад имеет цель улучшить материальную составляющую, Россия — духовную.

Пусть и очень дорогой ценой, ценой качества жизни. Но приоритеты не поменялись. И не поменяются.
 
Эта программа заложена в этносе. И это не инициатива очередного вождя. Он лишь ее, эту программу, озвучивает. В этом и есть «мудрость» правителя. Понимать свой народ, а не слушать советы извне. Пусть даже самые искренние. Они хороши тому, от кого исходят.

В связи с этим, как подтверждение, уместен один парадокс.

Россия, слывущая на Западе воплощением агрессии, никогда ничего ни у кого не брала. Наоборот, делилась последним. И жертвовала самым ценным.


Окончание — завтра