...Как-то по весне, годков уж три тому, в мой забавный паспорт «непилсониса» вклеили визу. Была она мне пожалована джентельменами из консульства Ее Величества Королевы Британии как знак того, что не только в России изобретена и успешно внедрена «суверенная демократия».

Направился я в это королевство вместе со своим коллегой, а заодно и старинным другом-приятелем. Он имел статус иной — «пилсониса», а посему летел налегке — без визы. Путь наш лежал в далекий Бирмингем, по делам.

Мало того что Британское королевство на окраине Европы, так и Бирмингем этот к тому же с краю. Не с нашего. Он от города, в котором мудрые древние латыши первыми изобрели новогоднюю елку, отстоит даже еще дальше, чем стольный их град Лондон. Аж на полторы сотни верст. То есть — глушь полнейшая. Народ там соответствующий, и нас, просвещенных, из центра Европы, им не понять вовсе.

О том и история

Летающая машина приросла трапом на чужбине и осталась позади, и мы двое, в общей толпе пассажиров, потянулись к стойкам паспортного контроля. Мозаика политической карты мира, как замок на одежной молнии, стала делить поток шествующих на тех, кто «ситизенс» стран Евросоюза, и на прочих, кто чужеземцы.

Нет, оно вроде все и понятно, а может, даже и правильно, но мне-то куда ступать? Я ведь не так чтобы и «ситизенс», но и не чужеземец все же. Простодушные туземцы, похоже, даже и не ведают, что неугомонные латыши не остановились на новогодней елке и продолжали изобретательствовать на гуманитарной ниве. Результата они добились лишь спустя пять сотен лет, добавив отрицательную частицу «не-» к слову «гражданин» и написав их слитно.

Немного осмотревшись, я рассудил, что последую-ка я за теми, кому проштамповывают визы в паспортах. То есть в правый поток. А друг-приятель мой, обделенный плодами изобретательности современных латышей, пошел в левый.

И вот достаю я и предъявляю паспорт «непилсониса», а пакистанец из окошка будочки (ой, простите — служивый из пограничной стражи Ее Величества) говорит мне, что коли я из Латвии, то следует мне идти в левый поток, где его земляк и коллега просматривает паспорта тех, кто таки да. «Ноу же ж проблем ж!» — как говаривает Задорнов. В левый так в левый. Становлюсь в очередь к его «земляку».

«Земляк» открывает мой паспорт и, улыбаясь, протягивает мне его и молвит: «Пли-и-з». Перевожу для тех, кто по-английски не очень — проходите, мол. Я и пошел. А потом смекнул, что штампик-то на визу, басурман (ой, простите, джентельмен) не поставил. И я, как Семен Семенович в известной сцене на таможне в «Бриллиантововй руке», подаюсь назад, снова к «земляку», и говорю, что штампик бы хорошо на визу, сэр! А то как бы лиха не случилось при вылете назад.

Оплошал я: случилось оно тут же — при вылете вперед

Цитируя все того же Задорнова — у «земляка» «не сложилось». Маску приветливой улыбки джентельмена через стадию некоторой растерянности на лице он сменил на неласковый взгляд моджахеда. И тут же указал мне строго, чтобы я еще дальше прошел назад и заступил за черту на каменном полу, за которой («чурики») Объединенное Королевство, вроде как, пока понарошку. А паспорт мой, злыдень заморский, припрятал. Лишь, когда прошли все, и те, кто «да» и те, кто «нет», пограничные стражники занялись тем, кто «ни то — ни се». Мною, значит.

Эх! Верст бы сотни на полторы поближе к истокам цивилизации и изобретательства — хотя бы в Лондон. Там-то такие, как я, побывали уже. Сумбура и смущений в головах не вызывают. А в этих краях «непилсонисов» отродясь не видывали.

Приходил сначала один начальник полюбопытствовать и задавал мне странные вопросы о том, кто я, откуда и почему у меня виза, если я из Латвии, и, наоборот, почему у меня паспорт Латвии, если очевидно и там даже написано, что я для Латвии чужой? Скольким странам я еще чужой и нет ли у меня с собой и их паспортов тоже? Потом переспрашивал. Потом пришел второй, думаю рангом повыше. Спрашивал и переспрашивал про это же. Первому, видимо, не поверил.

Туземцы эти хоть и политически развиты весьма скудно, глушь — понятное дело, но незлобивы и доброжелательны. В бумажки мои слова записывали ну, и заполнить какую-то грамоту попросили. Хорошо еще, что мой друг-приятель по-английски свободно говорит, а то бы мне им напрочь не рассказать о том, что в целом я человек приличный, но просто у меня родословная не очень. Пример с родословной им как-то был близок. В королевстве этом очень любят разводить племенных собак и лошадей. Туземцы прониклись и стали посматривать на меня с жалостью, как смотрят на единственного выбракованного из помета щенка.

Минут через сорок, после множества вопросов и хождений разных чинов ко мне и от меня, все сладилось. Получив какие-то вразумления от начальников своих начальников, всем им подчиненный служивый снова надел маску улыбчивого джентельмена, взял штампик из будочки «земляка», тиснул его на визу и сказал: «Пли-и-з». Перевод уже все знают. После этого самого «пли-и-з» я уверенно переступил черту, за которой королевство стало всамделишным, и я там был уже не понарошку.

Да! О главном! Назад вылетали мы из Лондона. Штампик о выезде никто не ставил — паспортного контроля со служивыми там на вылете просто не было! Так что, если верить самому святому, что дала мне наша суверенно-демократическая власть — забавному паспорту, то я обретаюсь все еще где-то в далеком Британском Королевстве. На чужбине.

Но тогда... Но тогда, может, и такой паспорт, да и оба гуманитарных изобретения — все это, как-то уж «чурики» и «понарошку»? А если и дальше развить эту мысль? До масштабов всей, так сказать, суверенно-демократической... Ведь реальность иная. Просто искажена она, как в старом-старом засиженном мухами зеркале, ставшем «кривым» от налета смешавшихся давнишней грязи и пыли. Так может, пора протереть?