Дайте мне точку опоры,
и я верну Землю на место

1. В «интересные времена» надо за что-то держаться. Я верую во Всеобщую Декларацию прав человека.

Как всякая вера, «права человека» иррациональны. Действительно, логически постичь «неотъемлемость» и «универсальность» прав человека невозможно — в это надо поверить. Как это — неотъемлемы? Человеческие органы отъемлемы, чего уж тут про какую-то свободу собраний говорить?

При этом моя вера во Всеобщую Декларацию прав человека ООН уже не подразумевает веры в ООН. Если спросить в Эстонии, в какие международные организации входит страна, то абсолютное большинство назовет ЕС и НАТО. Это я знаю без всяких исследований. Это единственные организации, по вопросу вступления в которые проводился референдум. ООН, СЕ, ОБСЕ, МКК — это уже что-то вторичное. Идейное. Нематериальное.

В качестве иллюстрации: конституция Эстонии закрепляет за каждым право на компенсацию «морального ущерба». А вот закон уже оперирует не «моральным», а «неимущественным ущербом». В Эстонии мораль — это «неимущество»; это — вторичное. Как «неэстоны».

И что осталось от «конституции ЕС» — Лиссабонского договора? Что стало с принципом свободного передвижения людей, товаров и капиталов, а это главная идея ЕС? Ехавшего ко мне в гости Александра Гапоненко «приняли» на эстоно-латвийской границе, а потом выдворили из страны, уведомив о запрете на въезд из страны, уведомив о запрете на въезд. И было это задолго до нынешней войны. Идеи больше не правят миром?

2. Если уподобить «права человека» т. н. «гражданской религии», то реформация в ней прошла практически незаметно. Сначала возник и окреп «правочеловеческий» протестантизм, а теперь уже в полный рост оформился и раскол. Права LGBT, животных, климата и пр., Грета Тунберг и Pussy Riot — это то, чего НЕТ во Всеобщей Декларации прав человека. При этом раскол может быть выражен формулой «Права человека — это то, что нарушают другие». В моем уголовном процессе несколько раз звучал вопрос: «Кто вас назначил правозащитником?»

3. Приведшее к расколу «развитие» прав человека происходило, по моим наблюдениям, в трех направлениях. Первое — это протаскивание в каталог прав человека все новых «прав». Непосредственно перед арестом я как раз заканчивал научную статью, посвященную попытке затащить в «права человека» академическую свободу (я — против). Второе — фиксация новых принципов различными международными документами т.н. «мягкого права». Третье — решения ЕСПЧ, который уже с кона 80-х называли не иначе, как «specrheed of liberation» — «рожон либерализации».

Что объединяет эти три направления? Практическое отсутствие в них научного подхода. Более того, «права человека» уже просто разрушают классическую науку, например, антропологию. Расы вот вообще отменили — вы слышали? Зато ввели понятие «расовой дискриминации», в которое входит и этническая дискриминация. Когда в суде я как-то обвинил таллинского префекта полиции в этой самой расовой дискриминации, то представлявший его комиссар, святая простота, ляпнул: «Вы что, хотите сказать, что Ваш клиент — негр?»

Я его не осуждаю.

Другой пример: ЕСПЧ (или то был Государственный суд Эстонии?) решил, перед этим крепко подумав, что «тайна корреспонденции» распространяется только на время пересылки сообщения. То есть пока курьер скачет на лошади из пункта А в пункт Б. А вот то, что происходит с письмом до отправки и после получения, тайной корреспонденции не охраняется. И это свое открытие суд распространил в том числе на ... электронную почту. Время пересылки сообщения в которой определяется скоростью света. То есть государство берет на себя ответственность за ... микросекунду. Поскольку именно оно гарантирует «тайну корреспонденции».

О существовании научного журнала с названием «Права человека» я не слышал.

4. Линия раскола между правозащитниками старообрядцами, типа меня, и неофитами проходит, как ни странно, не в правозащитной, а в политической плоскости. Там, в политической плоскости, раскол уже перерос в конфликт с законодательными запретами LGBT пропаганды и т. п. Опять-таки без всякой научной «артподготовки».

В качестве исключения могу привести в пример работу Верро Вооглайда, посвященную разоблачению приемов гей-пропаганды. Она, в том числе на русском языке, есть на сайте SAPTK — Фонда защиты прав семьи и традиций. По форме — агитационная брошюра для почтовой рассылки, по содержанию — добротное научное исследование. Хвалю, хоть он и из EKRE [прим. ред. — эстонская национал-радикальная партия].

Всякий конфликт начинается с выработки словаря. Если тебе удалось навязать противнику свой словарь — считай, победа у тебя уже в кармане. В этом смысле у меня сердце заходится от милоты, когда я слышу от врагов LGBT про «нетрадиционную сексуальную ориентацию». Как будто отношения между мужчиной и женщиной — это всего лишь «традиция» такая, а не естество. Правильно: «неест…я секс…я ориентация».

«Сказку о царе Салтане» запрещать будем? А то там явная пропаганда:

«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь…»

Будучи русским, только недавно обратил внимание на одну особенность LGBT-пропаганды — на название их шествий. В русском языке есть «гордость», а есть «гордыня», и соответствующий грех называется «гордыней». А в английском языке и то, и другое — pride. Именно так LGBT называет свои «парады». Именем греха. Фундаменталистам на заметку.

Другая линия раскола проходит внутри семей, между мужчинами и женщинами. Право человеческая идея равноправия вошла в жесткий конфликт с обычным правом, с идеей РАЗНОПРАВИЯ. Если вдуматься, то ничто так не дискредитирует идею равноправия, как словосочетания «права женщины». Где искать баланс знаю, но не скажу. Потому, что побьют. И мужчины, и женщины.

5. Есть в праве такая штука, называется «представительство без доверенности». Оно действительно только в том случае, если доверитель потом признает «доверенное лицо» и одобрит его действия. В случае с правами человека одобрять некому. Поэтому один из относящихся к правозащитникам документов закрепляет за ними право самим обращаться в суд в интересах прав человека. Не знаю ни одной страны, где бы эта рекомендация выполнялась. Но это ничуть не мешает защитникам прав животных, климата, Шервудского (или Химкинского) леса ... Действительно, кто же за них вступится? Но в результате «права человека» оказываются вне повестки дня. Планета гибнет!

6. У «представительства без доверенности» есть и другой аспект. Впервые за все время, что я занимаюсь общественной работой, меня обвинили во лжи. Суд в своем решении в одну строчку установил, что мои утверждения о русофобии в Эстонии — ложь. Видимо, это такой общеизвестный факт, раз суду не понадобились ни показания экспертов, ни ссылки на научную литературу, ни результаты исследований.

Спорить с судом тут не буду (для этого есть апелляция), а вот параллель проведу. Приходит больной к врачу и говорит, что у него, мол, живот болит. А врач ему отвечает: «Не болит!» Больной возмущается: «Как же это не болит, когда болит?!» А врач ему: «Это ложь!»

Уж и не сосчитать, сколько раз правительство говорило и мне, и тем русским, что живем мы тут, в Эстонии, как у Христа за пазухой. Вопрос: а кто его уполномочил говорить за меня? Не надо мне этого — я сам за себя буду говорить. Тут у нас, правительство, с тобой конфликт — я тебе доверенность не выписывал. И не выпишу.

7. Российская конституция — объемный документ, и я не очень люблю на него ссылаться, но из песни слов не выкинешь: в России права человека — высшая ценность. При этом никакого культа прав человека в России нет. Зато недавно в российской конституции появился Бог. Не сходится, если права человека — это высшая ценность. Например, равенство людей между собой и равенство их перед Богом — это две разные модели равенства.

Долгое время я тешил себя и окружающих иллюзией, что, несмотря на запрет в России государственной идеологии, в ней есть, тем не менее, государственное мировоззрение, и это — гуманизм. Ну, раз право человека — высшая ценность, то такой вывод логичен. Но гуманизм изначально антирелигиозен и антиклерикален, он сам — «гражданская религия» и компромисса с Богом тут быть не может.

Газетчики, например, любят использовать выражение «христианский гуманизм», имея в виду, скорее всего, милосердие. Я разговаривал со многими священниками — нет такого! Это оксюморон. «Исламского гуманизма» нет тем более.

8. Прививка на русское дерево «прав человека» началась не в 1947 г. и не в 1991 г. Еще в «Истории одного города» некий градоначальник, помнится, брался рассказать глуповцам про права человека, но в итоге поведал о правах Бурбонов. Это я к тому, что в результате появился некий гибрид, который можно, я думаю, назвать «русским правозащитником, который суть антагонист «правоохранителям».

Вооруженное западноевропейской идеей русское правосознание предложило Русскому миру не очень понятный западному миру результат: русский правозащитник защищает не права человека, а «правду». Как говорил уже другой персонаж Салтыкова-Щедрин: «А с правдой мне жить везде хорошо!»

В «русском правозащитнике» переплелись все основные идеи русского правосознания, как-то идеи правды, милости, служения и страдания. Антипод «русского правозащитника» — «иностранный агент». Формально мы с ним занимаемся одним и тем же. Но между нами — «дистанция огромного размера». Она же — еще одна линия раскола.

9. «Грядущего хама» — искать не надо — это современные «правозащитники». Зачем получать три высших образования и потом копаться в законах, если можно облить картину Ван Гога томатным супом и заявить, что делаешь это ради спасения климата? Femen вот достаточно для их «правозащитной деятельности» сисек и маркера. Pussy Riot — балаклав, гитар и цветных колготок. Впрочем, забыл главное — телекамеры.

Как-то раз я набрался терпения и посмотрел по RTV: интервью с госпожой Толоконниковой из Pussy Riot. Фразу о том, что она всегда следовала и будет следовать своим путем, я запомнил. Но так и не услышал, что это за путь. Что это за дело такое.

При этом я понимаю, что акционизм современных «правозащитников» родом из «современного искусства». Я не знаю как я отношусь к современному искусству. Зато я точно знаю, как оно относится ко мне. Оно меня презирает.

Акционизм неизбежен, если тебе не обойтись без СМИ, при этом акции должны быть радикальными. Полтора десятка (!) пикетов в Таллине в мою поддержку местные СМИ проигнорировали полностью. При этом правозащитникам без СМИ — никуда, ибо «омбудсмен хорош настолько, насколько он известен». Эту мудрость я почерпнул из методички Европейского института омбудсменов.

Даже тут, в тюрьме, авторитет выражается формулой «меня люди знают». Соответственно, раскол проходит и по СМИ, и сейчас с тем же напряжением, что и в советские времена: наши СМИ «независимые», ихние — «пропагандистские». А вот разделения на «правдивые» и «лживые» нет.

В своем манифесте, предворяющем вторжение на Украину, Путин назвал Запад «империей лжи». Согласен, но вот выводу у нас с Путиным (согласно решению суда, войну на Украине фактически развязали мы с ним вдвоем) оказались разные. На информационную войну Россия, считай, так и не пришла, увлекшись поисками правды, а увидев, что ее не слышат, затеяла войну самую настоящую.... Проигрывая «империи лжи» по очкам, сделала ставку на нокаут в последнем раунде.

10. Когда в Латвии прошел референдум по поводу русского языка, как второго государственного, я первым делом публично предложил снять об этом художественный фильм. Что называется, «на основе реальных событий». Был смысл показать русских в Европе не беглыми бандитами, шансонье или олигархами, а подвижниками интеллигентами. В России этого не услышали. Фильма про Ночной Дозор и «бронзовую ночь» тоже нет. Зато в «империи лжи» сняли сериал (!) «Убийство (!) в Солсбери». Про Скрипалей. А еще в Лондоне не так давно прошла премьера оперы «Жизнь и смерть Александра Литвиненко»... Оперы!

Мы же все ищем правду, а, найдя, не знаем куда ее пристроить и как подать. «Она утонула» — это уже хрестоматийный пример того, как НЕ следует сообщать правду.

Потому что правда от такой подачи теряется — подводная лодка «Курск» ведь действительно утонула.