В Латвии русских намного больше, чем жителей любого хутора, но и без научных исследований можно утверждать, что поле русского самосознания с каждым годом сокращается за счет эмиграции, да и ассимиляция русских идет полным ходом.

Наряду с этим сказать что-то научно обоснованное о перспективе сохранения русского самосознания невозможно по причине отсутствия каких-либо научных исследований такой перспективы.
 

Возникают вопросы:

☞ можно ли сохранить русское самосознание у латвийской русской диаспоры

☞ и что для этого следует делать?
 

От научной обоснованности ответов на эти вопросы зависит достижение успеха в сохранении русских культурно-образовательных центров — детских садов и центров поддержки семей, школ, культурных обществ, где и происходит воспитание русского самосознания.

Научная логика предполагает организацию поиска ответов на этот вопрос по следующим направлениям.

Первое направление — анализ практического опыта сохранения русского самосознания в латвийской диаспоре и диаспорах других стран и сохранились до сих пор.

Второе направление — поиск ответов на основе известных концепций сохранения русского самосознания. Такую концепцию в свое время, а, по мнению ряда ученых, даже идеологию создали славянофилы.

Третье направление — формулирование ответов на основе сочетания результатов анализа опыта и концепций.

В данном случае предложенные читателю размышления построены на основе анализа концепции и опыта работы славянофилов, тогда как работа по анализу опыта сохранения русского самосознания в диаспорах продолжается. Нет, и не может быть никаких авторских претензий на объективность и бесспорность предлагаемых размышлений, но желательно, чтобы спорные вопросы стали точками концептуального роста.

Хочется верить, что тема не останется незамеченной и в порядке дискуссии будут опубликованы идеи и предложения других авторов. Тем более что латвийской русской диаспоре нужна концепция сохранения русского самосознания, иначе велика опасность ее полной ассимиляции.


Начнем с эпиграфа о русском хуторе. Может быть, великий писатель просто пошутил, да и каким образом из хутора возродится Россия?

Конечно, это выражение следует понимать не буквально, а символически. Но сама фраза не шутка, анализ биографии Николая Васильевича позволяет утверждать — писатель прекрасно понимал, о чем писал¹.

Вспомним, что к началу XX века примерно 85% от всего населения Российской империи составляли малограмотные крестьяне, абсолютное большинство которых были носителями русского самосознания, пускай и на элементарном уровне².

Как это достигалось, ведь крестьяне в лучшем случае имели образование на уровне церковно-приходской школы, мало читали, причем в основном православную литературу, театры, оперы и выставки не посещали?

Достигалось это через духовную жизнь, которую вели крестьяне под руководством приходских священников, монахов и монастырских старцев — посещали церковные службы, соблюдали посты и молитвенные правила, читали духовную литературу и патерики с описаниями жизни святых, в первую очередь — русских святых.

Среди них особое внимание уделялось чтению жизнеописаний — князя Владимира Крестителя, князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, митрополита Илариона, Андрея Черниговского, Андрея Смоленского, Александра Невского, Сергия Радонежского, Димитрия Донского, Иосифа Волоцкого, Нила Сорского, Димитрия Ростовского, патриарха Гермогена, Серафима Саровского³.
 

Кто эти святые? Творцы русского духа и русского самосознания, их подвиги, дела их соратников и последователей стали культурно-историческими компонентами русских традиций, которые крестьяне усваивали в процессе чтения и слушания Священного Писания на службах в храмах. Через благочестие, приобретаемое в духовной жизни, крестьяне усваивали православные идеалы русского самосознание — братолюбие, милосердие, нестяжание, трудолюбие, стремление к духовному совершенству, миротворчество и соборное единство.
 

Совокупность этих идеалов, представленная в примерах земной жизни святых, была основой для формирования русского самосознания у крестьян⁴.

Каждый святой в течение своей жизни совершал духовные и земные подвиги, которые стали основаниями его собственного преображения и оказали огромное влияние на его учеников и последователей. Достаточно вспомнить, кем был князь Владимир Креститель до своего крещения и кем стал после него. Вспомнить о том, что преображение князя началось с получения откровения из вечности и осознания смысла евангельской заповеди о блаженстве милостивых, которые помилованы будут.

Поэтому Николай Васильевич Гоголь, сам строго соблюдавший законы духовной жизни, прекрасно знал и понимал духовные смыслы русского самосознания, выразился предельно точно — даже один хутор сможет восстановить Россию, если священник прихода правильно организует духовную жизнь крестьян, а жития русских святых будут приоритетами их домашнего чтения¹.


Вернемся к нашему вопросу — то, что возможно на уровне русского хутора, возможно ли на уровне латвийской русской диаспоры?

Да, вполне возможно на уровне отдельных социокультурных групп и при выполнении ряда условий. Русская диаспора является второй крупной частью латвийского общества и по международным нормам Латвия не может считаться мононациональным государством.

В условиях фактически двухобщинного государства латвийская политическая элита выбрала путь мононационального доминирования. Такой подход представляется ошибочным, ибо ведет к постоянному ущемлению прав русской диаспоры и тем самым накоплению скрытого недовольства.
 

Русская диаспора, численность которой составляет примерно 25% от всего населения, имеет полное право на национально-культурную автономию. Но у идеи такой автономии нет политического субъекта, декларирующего необходимость и последовательно продвигающего ее — и в этом одна из главных проблем в деле сохранения русского самосознания.
 

Мы видим, что на протяжении всех лет после восстановления независимости Латвии, власти осуществляют русофобские планы, оформленные для европейских бюрократов в камуфляж различных программ «интеграции в латышское общество», «реформ школьного образования», «укрепления позиций госязыка».

Но в европейских кабинетах сидят отнюдь не дураки, они прекрасно понимают, что власти Латвии осуществляют принудительную ассимиляцию русской диаспоры и это противоречит всем европейским правозащитным нормам. Однако действенной реакции со стороны евробюрократов нет и можно уверенно сказать, что и не будет, особенно в условиях нарастания европейской русофобии.

Некоторые эксперты утверждают, что латышская националистическая элита держится у власти исключительно благодаря своей русофобии, под которую правительство получает определенные финансовые преференции.
 

Стрелы русофобских тенденций в латвийском обществе продолжают быть направленными в первую очередь на русские учебные заведения — детские сады и школы, сокращение русского языка во всех сферах общественной жизни, ужесточение норм владения государственным языком в профессиональной сфере. Все обоснования, которыми власти мотивируют свои действия по обрезанию русского языка — исключительно политические.
 

В конце 90-х начале 2000-х годов несколькими группами ученых и педагогов были подготовлены альтернативные концепции развития русских школ, но они не были даже рассмотрены на уровне министерства образования и науки и вся дальнейшая работа по их реализации, вплоть до нынешнего времени, осуществляется самими авторами концепций и их последователями. Какой-либо заинтересованности в развитии альтернативных моделей русских школ и помощи от государства нет⁵.


Теперь о наших заблуждениях.

В середине 90-х годов прошлого века в общественном мировоззрении латвийской русской диаспоры и средствах массовой информации стала укореняться европейская концепция защиты прав человека. Были даже надежды, что вот теперь-то уж латвийским властям придется жить по европейским нормам, в частности по нормам Рамочной конвенции Совета Европы о защите прав национальных меньшинств и некоторым другим конвенциям.

Но надежды не оправдались, в 1995 году латвийский парламент ратифицировал эту конвенцию с грубым нарушением европейских требований — во время ратификации из нее исключили две статьи — введение русского языка как официального в регионах, где численность русских диаспор не менее 20% и установление в этих местах названий улиц на двух языках.
 

Европа после формальных упреков латвийской стороны фактически забыла об этом недопустимом нарушении своих же правил. Этот демарш открыто показал, что латвийская политическая элита не намерена считаться с правами национальных меньшинств и евронормы ей не указ.
 

В 2003—2004 годах властная элита намеревалась перевести в 10—12-х классах русских школ 90% уроков на латышский язык преподавания, оставив на русском языке только русский язык и литературу. Тогда удалось достичь языковых пропорций в средней школе (10—12 классы) в соотношении 60% на латышском и 40% на русском языках⁵. Огромную роль в этом сыграли массовые акции протеста, но утверждать, что именно они стали решающими нет убедительных оснований.

Это важно для современного понимания того, что одними протестами проблему сохранения русских школ решить невозможно.

Уже тогда, в 2004 году, не было конструктивного диалога власти с представителями нацменьшинств, не было исследований научных обоснований выбора оптимальных моделей соотношения языков в обучении, создания условий в школах для сохранения русской культурной идентичности учащихся.

Нет ничего из перечисленного и до сих пор, зато периодически происходят дискуссии и прочие политико-манипулятивные мероприятия о «положительных» результатах билингвальных экспериментов.

Апологетам подобных политических игрищ следует напомнить, что там, где нет научных обоснований для экспериментов, там не может быть никаких «положительных» результатов в школьной практике. В отдельных классах с высоким интеллектуальным фоном учеников такие результаты еще могут быть, но уже в одной школе их быть не может и уж тем более в массовой практике.

Педагогическая перспектива сохранения русских культурно-образовательных центров заключается в сохранении элементов русских культурных традиций в программах образования⁶.
 

Для реализации педагогической перспективы необходимо создание политического субъекта, главной сферой деятельности которого будет создание русской культурно-образовательной автономии.
 

Нужно отдать должное и выразить благодарность нашим правозащитникам, которые все эти годы активно пытались и до сих пор пытаются защищать сферу применения русского языка, дошкольное и школьное образование частично на русском языке и ряд других важных аспектов сохранения русского самосознания в Латвии.

Эти люди не виноваты в том, что правозащитная концепция почти перестала работать в силу тотального доминирования русофобии в сознании политиков, чиновников и значительной части латышской творческой интеллигенции. Идолы русофобии оказались сильнее правовых норм, во всяком случае пока.

Результаты последних правозащитных мероприятий против намеченной принудительной латышизации русских школ к 2021 году еще раз показали, что правозащитные меры не работают.

Концепция защиты прав человека работает только в тех европейских странах, где власти принимают на себя обязательства по ее соблюдению.

Латвийские власти уже неоднократно и недвусмысленно давали обществу понять, что нормы защиты прав нацменьшинств действуют только до того места, где начинается «латышская Латвия».

Другой концепции действий по сохранению русского самосознания у латвийской русской диаспоры нет, а значит, нет продуманной стратегии и тактических моделей действий.

И что теперь делать? Искать другую концепцию на Западе или обратиться к собственному историческому опыту? Но об этом в следующей статье.

 

При подготовке статьи использованы следующие источники:

1. Воропаев В.А. Николай Гоголь. Опыт духовной биографии
2. Флоровский Г. В. Пути русского богословия
3. Митрополит Иоанн (Снычев). Русская Симфония
4. Киреевский И.В. Духовные основы русской жизни. — М.: Институт Русской цивилизации. 2007
5. Бухвалов В.А., Плинер Я.Г. Бухвалов В. А., Плинер Я. Г. Реформа школ нацменьшинств в Латвии: анализ, оценка, перспективы
6. Бухвалов В.А. О перспективе сохранения русской культурной идентичности в школе