В Латвии, как и в любом другом месте, язык — это одно из средств общения. Одновременно здесь это — один из наиболее политизированных вопросов. Сейчас он еще больше обострился из-за второго сбора подписей в течение одного года. И так уж получилось, что язык в Латвии является не только средством общения, но и конфронтации.

Недемократично, но неизбежно

В условиях глобализации угроза для маленьких языков становится все более ощутимой. Чтобы обеспечить их конкурентоспособность, приходится ограничивать использование больших. Конечно, латышский язык должен быть единственным государственным языком в Латвии, несмотря на то, что количество жителей, говорящих на другом языке, здесь гораздо больше, чем в других странах, где государственных языков несколько.

Но у нас ограничивается не абстрактный язык, а люди, которые желают на нем общаться. Других возможностей для сохранения латышского языка нет! Однако необходимо понять — какой бы благородной, искренней и значимой не была цель хранителей латышского языка, такой подход все же нельзя назвать демократичным. Сейчас цель оправдывает средства, но тогда надо говорить прямо, а не двойственно или даже пытаясь морализировать.

Следует подумать о том, каким образом не обострять эту необходимую несправедливость. Еще лучше — если бы латыши научились устраивать дела, не создавая новые проблемы и несправедливости.

Цель — говорить и понимать

Русский язык в Латвии — это повседневность, а не иностранный язык. Думаю, что и сейчас, через 20 лет после восстановления независимости, количество жителей Латвии, понимающих русский язык, все еще больше, чем тех, кто понимает латышский. Это реальность, как бы неприятно нам ни было признать это.

На данный момент главная задача — это не сокращение этой неприглядной пропорции, а обеспечение возможности каждому латышу чувствовать себя свободно в Латвии, зная лишь латышский язык. Каждый работник, который общается с людьми, должен знать латышский язык на соответствующем уровне. Думаю, что это понимают также и представители других национальностей, живущие в Латвии.

Но тогда надо работать именно над достижением этой цели, а не искать возможности ограничить русский язык в некоторых сферах в надежде, что продавцы или врачи получат мотивацию выучить латышский язык на более высоком уровне.

Язык как протест

Призывая людей подписаться за присуждение русскому языку статуса государственного, организаторы акции даже не скрывают, что вопрос языка — вторичен. Это — ответная реакция на замысел национальных сил еще больше ограничить использование русского языка, а также протест против пренебрежения по отношению к русскому электорату после выборов.

Государственный язык ведь должен быть больше ориентирован на использование языка, а не сосредотачиваться на ограничении других языков. Например, почему надо ограничивать права молодежи получать образование на своем родном языке? Разве для достижения цели — знать латышский — недостаточно того, что язык преподается и изучается в школе на высоком уровне?

Я бы предпочел, чтобы школы, финансируемые Латвийским государством, учили русских любить Латвию на русском языке, а не учили ее ненавидеть на латышском.

Ответственность на пороховой бочке

У нас много тех, кто мечтает, чтобы в Латвии жили одни латыши. Но такого здесь никогда не было. Много и тех, кто скучает по временам, когда в Латвии можно было жить, вовсе не зная латышский язык. До сих пор ни одним, ни другим радикалам не удавалось повлиять на большинство жителей, которые желают жить в мире и согласии.

И наше большинство обязано противиться любой попытке разрушить это хрупкое равновесие. А сложности, возникающие при каждой инициативе, влияющей на это равновесие, независимо от инициатора — очевидны. Во время Атмоды отношение к мирной жизни было более трепетным. Ведь политики и люди, которые доминировали в политическом пространстве Латвии, представляли поколение, лично пережившее ужасы войны и смуты.

Отношение этого поколения было другим, оно чувствовало ответственность. Они знали, чем заканчиваются такие межнациональные игры — насильственными, неконтролируемыми, отвратительными проявлениями и кровопролитием. У новых политиков и лидеров подобного личного опыта нет. Они не всегда осознают, насколько разрушительным может оказаться пожар после игр с огнем.

Двуличие и собственная вина

Я сам неоднократно организовывал разные общественные мероприятия и принимал в них участие. Если речи произносятся или самопроизвольные дискуссии начинаются на английском языке — это, можно сказать, модно. А если на русском — я всегда чувствую себя чуть ли не сообщником государственного преступления. То же самое относится и к названиям и рекламе на английском языке.

Разве это не двуличие? Как же у русских не возникнет ощущение, что многие ограничения происходят не столько в целях защиты латышского языка, а для того, чтобы показать, кто здесь хозяин, а кто — холоп после 50 лет оккупации.

Многие ли латыши организованно способствуют изучению латышского языка в позитивной атмосфере? Ежедневно разговаривая на латышском, подбодряя, терпеливо и благожелательно исправляя склонения, произношение слов и т.д. Как в этом участвуют СМИ, например, радио и ТВ? Организованы ли бесплатные курсы в самоуправлениях, на предприятиях и др.?

Новых латышей необходимо создать за границей

Латышский язык в мире использует очень небольшое количество людей, и оно продолжает резко сокращаться. Поэтому еще большую ответственность накладывает мысль о том, как не только сохранить количество тех, кто пользуется латышским языком, но и увеличить его. Нынешняя же стратегия не способствует даже росту интереса к латышскому языку у жителей Латвии, не говоря уже об интересе извне.

В советское время большинство католических священников на всей территории СССР знали латышский язык, потому что учились в Рижской духовной семинарии и во время учебы выучили и язык. Латышский язык учили и некоторые летчики и офицеры, обучавшиеся в Риге, хотя занятия велись на русском языке, и быт проходил в русскоязычной советской среде.

Теперь у многих латышей появилась возможность получить образование в Дании, Швеции, Норвегии и Финляндии. Сначала там занятия проводятся на английском, но по окончании учебы обязательным условием является усвоение датского, шведского, финского или норвежского языка. Таким образом, растет число пользователей языков, которые смотрят местное ТВ, читают книги и разговаривают.

Почему этот опыт не применить в Латвии? Почему Латвия не использует свой потенциал среди желающих учиться из России, Белоруссии, Украины и других бывших республик СССР? В Латвии ведь созданы идеальные условия для учебы на русском языке — студенты смогли бы легко адаптироваться, а языком все еще владеют большинство преподавателей.

Пусть они учатся на русском или английском языке, но необходимо в программу включить латышский язык, почти как утреннюю зарядку. Однако в вузах обучение на русском языке, как известно, ограничено. Не получилось ли так, что, пытаясь показать свою несгибаемую позицию и якобы уменьшить влияние русского языка, мы в конце концов потеряли отличную возможность увеличить количество позитивно настроенных пользователей латышского языка?

Насколько интересен латышский язык?

Еще совсем недавно я встречался с уже упомянутыми католическими священниками, которые теперь служат в Грузии, России, Белоруссии. Они все еще знают латышский язык, читают на нем и разговаривают, если возникает такая возможность. Но оценим самокритично — много ли у них возможностей и побуждений продолжать пользоваться этим языком?

Конечно, если самоцель человека — это знание языков, он что-нибудь придумает. И все же хотелось бы, чтобы интерес к латышскому языку был больше, чтобы на латышском появились интересные материалы, которые можно читать, слушать и воспринимать. Но ведь эту ответственность несут сами латыши. Хотелось бы, чтобы интерес к Латвии, латышам и латышскому языку был намного больше, чтобы иностранцы хотели изучать латышский язык только из ОДНОЙ боязни.

Боязни потерять в переводе что-то очень существенное.



От редакции: Кристиан Розенвалдс заранее просит его извинить, что отвечать на вопросы он будет транслитом.