По cуществу формирования власти в Латвии российские СМИ сообщали, что на прошлогодних выборах Сейма снова победила пророссийски настроенная партия «Согласие», которая скорее всего снова останется в оппозиции, как произошло и в 2011 году.

Ничего нового как бы и не случилось, а представительство победившей партии в парламенте даже уменьшилось. До следующих выборов снова cтихли обсуждения — что «пророссийская» партия «Согласие» должна делать на фоне событий в постсоветском мире: тихо угасать, громко отступать от демократических принципов или доступнее разъяснять свое видение политики, путь решения проблем и смысл своего стремления к власти?

 
В 2014 году возможность победы Социал-демократической партии «Согласие» так сильно встревожила премьер-министра Латвии г-жу Лаймдоту Страуюму, что в день выборов, когда законом запрещена любая политическая агитация, глава правительства заявила:

«Я верю, что «Центр согласия»¹ все же не получит так много голосов, ибо важна безопасность нашего государства. У меня лично нет уверенности в «Центре согласия» и в независимости Латвии. ... У меня есть определенная тревога. Конечно, «Центр согласия» съездил в США, съездил в Брюссель, но съездил так же и в Москву».
 
Упомянутое экстренное предупреждение премьер-министра о грозящей государству опасности в день выборов распространили все латвийские информационные каналы. Опасения главы правительства разделил Дайнис Иванс, бывший лидер Народного Фронта Латвии и бывший председатель Латвийской Социал-демократической рабочей партии (ЛСДРП).

Известная поэтесса Мара Залите перед выборами призвала латышей отбросить политкорректность и этнически размежевать общество, голосуя за «латышские» партии. На фоне роста антизападных настроений в России и пугающей войны в Украине стремление «пророссийской» партии к участию в правительстве Латвии многим кажется военной хитростью и подготовкой политических потрясений.
 
Если российские СМИ и политики «латышских» партий правы в своей совпадающей оценке партии «Согласие», то я обязан найти для себя честный ответ на вопрос — что в «пророссийской» партии делаю я, латыш, активно участвующий в социал-демократическом движении с 1989 года, стоявший в 1991 году на рижских баррикадах за рыночную экономику, реализованную по законам демократической европейской Латвии?

Знаю, что события в Украине многих избирателей и многих моих товарищей по партии заставили мучительно задуматься — в чем смысл позиции Социал-демократической партии «Согласие»? Характерно, что внутри партии люди не говорят — мы пророссийская партия. Это внешняя оценка, порождающая у части латвийского общества неуверенность, тревогу и неприязнь к партии и к нашим избирателям.
 
Широко упоминаемая «пророссийскость» самой популярной в Латвии партии имеет уже не только местное внутриполитическое значение. Сегодня для широкой аудитории во многих странах это привлекающий внимание опознавательный знак: «Ты кто — наш или чужой?»

Такова логика вспыхнувшей геополитической конфронтации.

 
Думаю, что под так называемой «пророссийскостью» Социал-демократической партии «Согласие» проявился, но пока остается недостаточно понятым новый человечески выстраданный взгляд на постсоветский мир. Это альтернатива мобилизирующемуся против Запада «имперскому миру», альтернатива вполне европейская, традиционно демократическая, доброжелательно и с пониманием относящаяся к России, к Украине и к другим государствам на постсоветском пространстве. Даже название партии — «Согласие» — утверждает, что социал-демократам традиционно неприемлемы война и насилие.
 
Но многим неясно — между кем, ради чего и на каких принципах необходимо строить согласие? Разве согласие или «добро» изначально, природно не свойственно большинству людей? Разве конфронтацию или «зло» не порождают действия «плохих» людей? Значит, надо просто поддерживать «хороших» и осуждать «плохих».

Может ли социальное чутье подсказать — кто «хороший» или «наш», а кто «плохой»? Приватизация и четверть века жизни в постсоветском мире одних привела к миллионным и миллиардным долларовым капиталам, а других выкинула к мусорникам.

В начале перемен мы все были как бы товарищами — росли, учились и трудились вместе. Кого сегодня считать «нашим», кого «добрым», кого успешным, а кого «плохим»? Какие отношения строить в обществе? Как постсоветской социал-демократии говорить со своим избирателем, не пугая остальную часть общества и не провоцируя конфронтацию? Почему на постсоветском пространстве слабо приживается социал-демократическая идеология, но стремительно стала популярной идеология имперского «русского мира», вступившая в конфронтацию с западной политической культурой?
 
Удивительно то, что мало кого удивило внезапное идеологическое противостояние между капиталистической Россией и капиталистическим Западом. Возможно, «хорошие» люди что-то очевидное и важное знают, но боятся об этом говорить и надеются — авось рассосется?

Вот поэтому согласие надо создавать — надо разговаривать, преодолевая в себе самопроизвольно возникающие страх, недоверие и презрение к другим, оберегая веру в добро, оберегая человеческое достоинство.

Советское общество сплачивалось на основе четкой идеологической конфронтации — «капиталистический мир эксплуатации и наживы угрожал социалистическому лагерю, несущему человечеству передовые социальные идеи добра, справедливости и миролюбия».

Сегодня «русский мир» не обсуждает вопрос — чем таким особенным отличается «русский капитализм», вынужденный снова напоминать, что Россия может стереть США в «радиоактивный пепел»? Не обсуждается — какие социальные слои активно порождают идею «русского мира»? Российские мультимиллиардеры, вхожие в Кремль? Другие предприниматели и коммерсанты? Бюджетники? Креативный класс? Духовенство? Отставные и действующие силовики? Горожане? Селяне?

Тут мне могут возразить — все едины перед лицом общей опасности и нечего тут пытаться делить общество! Но если в «русском мире» царит такой рост сплоченности и социального согласия, то чего этот «мир» так отчаянно боится? Какая угроза его сплачивает?

Это революция, провоцируемая Западом, как говорит министр иностранных дел России С. Лавров.


Рассмотрим угрозу революции с социал-демократической позиции, по-европейски.
 
Социал-демократия в Европе — ровесница капитализма, участница трудного, а иногда трагически кровавого становления отношений между наемным трудом и капиталом. Более чем столетие социал-демократия вносит свой вклад в строительство европейских государств с культурой уравновешенных и партнерских социальных отношений.

Социал-демократы «по-меньшевистски» идут путем реформ, сдержанно относятся к революциям и к войнам, не воспевают и не романтизируют насилие, помня о человеческих страданиях и жертвах, помня о той сложной памяти, которую в поколениях оставляют такие социальные катастрофы. За это революционный поэт В. Маяковский причислял социал-демократов к врагам и уже в 1929 году приравнивал к «мясникам-фашистам».
 
Постсоветский капитализм, в отличие от европейского капитализма, имеет забытую досоветскую предысторию, прерванную революцей, трагические уроки которой сегодня также забыты. Постсоветский капитализм развивается словно с чистого листа и выглядит расторопнее «западного» капитализма — в России накопление мультимиллиардных долларовых состояний заняло 12-16 лет,² несмотря на неконкурентоспособность российского бизнеса, которую осознают идеологи приватизации и сами постсоветские капиталисты.

Политолог и главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов 21 февраля 2014 года в Риге на встрече в Международном медиа-клубе «Формат А3», ссылаясь на идеолога приватизации А.Чубайса, сказал, что приватизация имела политический смысл — целью приватизации было недопущение воссоздания советской системы, а не создание эффективных собственников.
 
Президент Российского союза промышленников и предпринимателей А. Шохин в 2009 году причины неконкурентоспособности бизнеса объяснил так:

«В отношениях бизнеса и государства не хватает уверенности, стабильности и доверия. ... Природа распорядилась так, что на территории России находятся богатейшие запасы практически всех видов природных ресурсов: не только углеводородов, но и металлических руд, леса, воды. Для того чтобы инновации действительно стали приоритетом бизнеса, а национальные богатства использовались как основа инновационной модели развития, необходимы четкие, понятные, осязаемые стимулы, понятные и предсказуемые правила игры. ... Бизнес делает то, что наиболее выгодно в сложившихся условиях, в этом и есть суть «ресурсного проклятия». Не все мыслят долгосрочными категориями, не все готовы вкладываться сейчас, чтобы получить результат завтра и без каких-либо гарантий на то, что он будет получен. ... Спрос в России рождает не предложение, а рост импорта и цен. Конкурентоспособность не стала ключевой характеристикой российского бизнеса».
 

В какой момент в отношениях постсоветских капиталистов с постсоветским государством возникла упомянутая г-ном А. Шохиным нехватка уверенности, стабильности и доверия? Почему в России бизнесу непонятны и непредсказуемы долгосрочные правила игры? Какая мощная сила способна держать мультимиллионеров в состоянии демотивирующей неуверенности?

Идеологи «русского мира» говорят, что источник проблемы — это агрессивная политика США и Запада, искусственно провоцирующая напряженность и революцию в России.
 
Идеологи «русского мира» говорят неправду — чувство страха перед возрождением революционного насилия в постсоветских государствах появилось не в результате «цветных революций, проплаченных вашингтонскими идеологами» — чувство страха возникло одновременно с идеей ненасильственного перехода к рыночной экономике.

Министр иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе, подавая в отставку в декабре 1990 года, заблаговременно предупредил об опасности диктатуры со стороны силовиков, готовящих противостояние политическим переменам. Силовики изначально были «третьей», но очень влиятельной силой, продумывающей интересы своего будущего сословного существования где-то между накопителями капиталов и работниками наемного труда.

Как участник ненасильственных рижских баррикад января 1991 года я хорошо помню страх перед непоследовательными и агрессивными действиями рижского ОМОНа, помню беспокойство в связи со смутными настроениями в подразделениях Советской Армии и массовыми выступлениями Интернационального фронта трудящихся Латвийской ССР.

При этом у рижских баррикадников чувство радости и поддержки вызывали трехцветные флаги России, которые местами виднелись над баррикадами.

В те времена был популярен лозунг: «За вашу и нашу свободу!»
 

В августе 1991 года силовики в лице высших руководителей КГБ СССР, Вооруженных Сил СССР, Министерства Внутренних дел СССР и части руководства идеологически расколотого КПСС пытались вооруженным путем вернуть себе власть для возрождения советской системы, но получили ненасильственный отпор активного населения.

Чтобы в меняющемся обществе спасти свое сословное положение, российские силовики в октябре 1993 года выступили уже как спасители капиталистического государства — они по приказу правительства России и при молчаливом созерцании сторонников капитализма танковым обстрелом разогнали Съезд народных депутатов и Верховный Совет Российской Федерации.

Так в 1993 году постсоветское общество в какой-то мере перешло из-под власти сословия силовиков под власть накопителей капиталов.
 
В лихие 90-е годы при «диком» капитализме сословие силовиков раскололось: часть сотрудников силовых структур осталась с «простым народом», переживая наравне с работниками приватизируемых народнохозяйственных отраслей увольнения, безденежье и отсутствие жизненных перспектив, однако другая часть силовиков укрепила свое положение, получая приватные доходы и за охрану бизнесов, и за допуск беззаконий. Борьба «добра» и «зла» в сословии силовиков стала популярной темой постсоветской литературы, телесериалов и кино.
 
В 2005 году президент России В. Путин назвал крушение Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой века — так на высшем идеологическом уровне проявилось чувство неприкаянности невостребованной капиталом части высокопрофессиональных российских силовиков и людей мирного труда, сплоченных вековыми воинственными традициями.

Нигде не слышно, чтобы и постсоветские накопители капиталов считали катастрофой переход к рыночной экономике, открывший возможности для бизнеса и пошатнувший поводы для мировой гонки вооружений. Избыточность и невостребованность советских силовиков в постсоветском капиталистическом мире возникла по идеологической причине: вместе с идеологической общностью — «советским народом» — исчезла миссия защиты советского государства от идеологически чуждого капиталистического Запада.

Профессиональные услуги советских силовиков и залежи советского вооружения уже не нужны постсоветским государствам ни для защиты власти капитала от политизировавшейся и остепенившейся преступности, ни для защиты от идеологически мятущегося, политически слабого населения. Вместе с экс-силовиками и работниками военных производств остались экономически невостребованными и советские идеологи-пропагандисты — часть историков, политологов, журналистов, преподавателей, людей искусства.
 

Идеологически обусловленную профессиональную невостребованность трудоспособных людей соблазнительно отменить с помощью новой государствообразующей идеологии, дающей нуждающимся госбюджетные источники существования. Для этого нужна смена идеологии власти.

Поэтому в России родилась мифотворящая идеология имперского «русского мира», как идеология военного госкапитализма, существующего якобы вопреки враждебному внешнему окружению. Внешняя политическая реальность доказательного значения не имеет, так как картину мира определяют внутрироссийские сословные потребности.

В российских СМИ зарубежные национал-радикалы должны изображаться влиятельной фашистской силой, потому что права русскоязычных людей кто-то обязан ущемлять, внешняя военная опасность должна грозить, чтобы государство было обязано финансировать производство оружия и расширять рынки его продажи, «грады», «буки» и «смерчи» должны стрелять, танки должны гореть, мирным людям предназначена роль трагических жертв, а общенародные герои-защитники должны гибнуть за...

За что сегодня должны умирать воюющие? За коммунизм? За капитализм? За православие? За ислам? За военно-историческое прошлое «русского мира»? За свои собственные сословные интересы? Или просто «против американцев во всем мире»?
 
Американские силовики наглядно демонстрируют миру силовые возможности капиталистического государства. Силовое доминирование США вызывает очевидную неприязнь у части населения разных стран. «Русский мир» при этом имеет некоторую международную поддержку за то, что демонстрирует американским силовикам встречную волевую силовую политику. Однако государства европейского «невоенного капитализма», пережившие на своих территориях две мировые войны, не заинтересованы оплачивать усиление милитаристских идеологий в геополитике.

Примечательно, что силовое противостояние России Америке и Западу, обозначенное в Крыму и на востоке Украины, полностью одобряет Северная Корея, страна, идеологически застрявшая в 50-х годах прошлого века, страна, в экономической замкнутости строящая коммунизм и содержащая избыточную для себя армию с ядерным оружием.

Но такая международная поддержка свидетельствует не об экономической эффективности «русской модели капитализма», не о признании какой-то уникальной всемирно-исторической нравственной или социальной лидерской миссии России, а лишь о том, что и в американском обществе неудовлетворенные интересы «постсоветских» (точнее, пост-антисоветских) невостребованных силовиков также решаются идеологическими методами и служат оправданием милитаристских настроений и застоя в глобальной политике.
 

Холодная война двух идеологических систем закончилась появлением постсоветских капиталистических государств.

Политологи 25 лет осмысливают — кто проиграл или выиграл холодную войну, но остается вопрос — как жить и чем в невоенное время кормиться демобилизованным участникам холодной войны, миллионам разочарованных, но решительных и волевых людей? Злободневны вновь вопросы, поставленные Э. М. Ремарком в романе «Возвращение» по урокам Первой мировой войны и в разгар роста фашизма в Германии в 1931 году:

«Скажите, что вы сделали для нас, когда мы вернулись с фронта? Ничего! Ровно ничего! Вы оспаривали друг у друга победы, закладывали памятники неизвестным воинам, говорили о героизме и уклонялись от ответственности! Нам вы должны были помочь! А вы что сделали? Вы бросили нас на произвол судьбы в самое трудное для нас время, когда мы, вернувшись, силились войти в жизнь! ... Вы должны были научить нас снова верить в добро, порядок, созидание и любовь! А вместо этого вы опять начали лицемерить...»
 
В ответ на невостребованность руководимые идеологами «русского мира» вооруженные граждане России («вежливые люди в зеленой форме», ополченцы, военные в «отпуске», десантники «на учениях», офицеры в отставке, казаки, кадыровцы) добровольно, организованно и под пропагандистское одобрение державных СМИ, но «совершенно недоказуемо» вторглись в Украину, чтобы принудить россиян, а косвенно также европейцев и американцев чтить и содержать сословие силовиков.

Поэтому неодолимым оказался соблазн победного передела государственных границ. Появились «независимые» войска, готовые применять свой боевой опыт в целях защиты «русского мира», появилось «бесхозное» тяжелое вооружение, «неизвестно кто» сбил пассажирский авиалайнер, «неизвестно кто» убил оппозиционера Б. Немцова (по утверждениям верноподданного союзника силовиков Рамзана Кадырова в таком провокационном убийстве по разным понятным причинам заинтересованы как «спецслужбы Запада», так и «настоящие мужественные патриоты России»).

Мало кого удивляет то, что предпосылки для пугающих российский МИД и якобы «провоцируемых Западом цветных революций» создаются самими идеологами «русского мира», показывающими идею вооруженного ирредентизма как победоносный путь.

Зачем идеологи взяли огнемет, собираясь гасить пожары революций на складах оружия?
 
Утаивая свои шаги и намерения, «русский мир» демонстративно изолируется от мира рыночных экономических отношений. Такая ситуация явно не решается ни экономическими санкциями, ни политическими уступками Запада, так как ни «вражеские экономические санкции», ни «вражеская немощь» не отменяют защитно-наступательную идеологию российского милитаризма.
 

4 марта 2014 года в русле усиливания претензий к Украине президент России В. Путин сказал, что свержение президента В. Януковича — это антиконституционный переворот и захват власти:

«С этим никто и не спорит. Кто с этим спорит? Вопрос для меня есть, на который ни я не могу ответить, ни мои коллеги, с которыми, как вы знаете, я очень много в последнее время обсуждал проблему Украины по телефону. Вопрос такой: зачем это сделано?» Поразительно, как г-н президент не замечает своего собственного ответа на свой же вопрос: «Обогащение и расслоение общества — у нас этих проблем предостаточно, и у нас они носят очень острый характер, а на Украине это еще острее, еще хуже, возведено в куб и в квадрат. ... В условиях, когда люди справедливо, — я хочу это подчеркнуть и в этом я согласен с Майданом, — справедливо требуют кардинальных перемен в политике и вывода новых, свежих людей в верхние эшелоны власти, есть и опасность, что, как черт из табакерки, может выскочить какой-нибудь националюга, полуфашиствующий элемент, — а мы видим, что там с повязками народ разгуливает до сих пор по Киеву, напоминающими свастику, — какой-нибудь антисемит. Такая опасность тоже существует».
 
Идеологи «русского мира» в своем отношении к украинской революции всегда переключают внимание на «опасность фашизма и антисемитизма», чтобы отвлечься от самого важного и неприятного для сословных интересов силовиков — украинская революция оказалась не антирыночной, она не ставила задачу революционной замены власти накопителей капиталов на власть какого-либо другого «духовно более возвышенного и патриотичного» сословия.
 
Свержение президента Украины В. Януковича и его партнеров по бизнесу показало, что признаваемый обществом капитал нельзя вызывающе накапливать с помощью коррупции, несправедливых экономических отношений и сословного высокомерия — большинству общества это сегодня неприемлемо так же, как было неприемлемо и 100 лет назад, в годы разгара революций в Европе.

Поэтому сословие постсоветских украинских силовиков не стало с оружием до конца защищать группировку B. Януковича от вышедшего на баррикады населения. Очевидно, что украинские силовики не были готовы и к защите своего капиталистического государства от внешней агрессии, так как свергнутое правительство В. Януковича не рассматривало в качестве реальных агрессоров ни США, ни Евросоюз, ни НАТО, ни соседние государства, и уж тем более — Россию.

Свергнутого президента В. Януковича российские спецслужбы по его просьбе вывезли в Россию и укрыли от уголовного преследования.
 
Бизнес мультимиллионера Александра Януковича, сына свергнутого президента, находится почти полностью на территории Донецкой области. В 2013 году А. Янукович занимал 35-е место среди самых состоятельных граждан Украины, а в 2015 году его бизнес трудно оценить из-за военных действий, но не из-за революционной смены власти.

При обосновании своих прав на бизнес А. Янукович ссылается на законы Украины и на правовые традиции экономики Запада:

«Мы вели свой бизнес прозрачно и исправно платили все налоги. Законных оснований для национализации моей собственности не существует. Если их попытаются придумать — мы будем защищаться всеми законными способами, в том числе в международных институциях. Частная собственность — неприкосновенна. Это аксиома рыночной экономики.»
 
Однако революционно обновившаяся власть украинских олигархов готовится к пересмотру результатов приватизации ряда крупных объектов, объясняя это восстановлением справедливости и необходимостью отмены нечистоплотных сделок между политиками и олигархами за предыдущие годы, когда глава государства занимался раздачей собственности своему ближнему окружению.
 

Сумбурная приватизация огромной общенародной собственности, вначале балансировавшая между реставрацией советского строя и воцарением криминального хаоса, неожиданно оказалась подобна землетрясению.

В природе катастрофичное сейсмическое напряжение рассеивается не одним резким исчерпывающим толчком, а убывает через ряд затухающих сейсмических ударов.

Похожим образом и приватизация пошла сначала через распад СССР, а затем через называемую «цветными революциями» конфликтную смену власти группировок приватизаторов и постепенное урегулирование «несправедливых» имущественных отношений, в результате чего затухает дележ собственности и начинается повседневный бизнес.

Из долгого опыта постсоветской приватизации известно, что суть имущественных споров между олигархами мало понятна широкой аудитории, но для наемных работников затяжные споры крайне опасны тем, что во время приватизации предприятий важные управленческие решения не принимаются, инвестиции отсутствуют, из-за чего конкурентоспособность предприятий теряется, производства останавливаются, оборудование приходит в негодность, зарплат нет, а сохранность рабочих мест, социальное положение и жизненные перспективы работников долгие годы зависят от игры случая.
 
Осложнения бизнес-отношений приватизаторов особо опасны для моногородов, в которых рынок труда в преобладающей мере представлен одним или несколькими технологически связанными предприятиями. В моногороде градообразующее предприятие обеспечивает занятость и уровень доходов значительной части населения, участвует в оплате содержания инженерной и социальной инфраструктуры, энергетики и транспорта, поддерживает программы социальной помощи нуждающимся.

Неконкурентоспособность постсоветской экономики в значительной мере обусловлена ходом приватизации градообразующих предприятий в отраслях добычи нефти, газа, угля, производства стали и чугуна, цветных металлов, удобрений и др. Моногорода с объектами военно-промышленного комплекса, ядерной промышленности и воинскими частями оказывают значительное влияние на внутреннюю нестабильность постсоветских государств в условиях экономических кризисов.
 
Поэтому, казалось бы, можно поучиться у идеологов «русского мира», если они знают, как эффективно прекратить осуществляемую «капиталистическими» революциями и губительную для общества неоднократную переприватизацию социалистической собственности.

Однако в Крыму, где «русский мир» уже может проявить свое экономическое умение, точно так же происходит переприватизация собственности — за 10 месяцев после «возвращения» Крыма у бывших владельцев были отобраны объекты недвижимости и другие активы на сумму более 1 млрд долларов, в том числе были национализированы банки, гостиницы, кафе, судостроительные заводы, фермы, заправочные станции, а также комплекс Ялтинской киностудии.

В отъеме собственности активно участвуют бывшие российские военнослужащие и члены разного рода рукопашно-патриотических клубов. 

Есть ли что-либо положительное и сословно бескорыстное, чем «русский мир» может оправдать свое милитаристское наступление на постсоветский проевропейский «невоенный капитализм»?
 

Пропагандисты «русского мира» утверждают, что капиталистическая революция в Украине привела к власти фашистскую хунту и обвиняют органы власти России в безответственности и трусости за недостаточную военную помощь «русскому народу Донбасса». Опираясь на то, что всем на постсоветском пространстве хорошо известно о многомиллионных кровавых жертвах фашизма, идеологи «русского мира» преподносят многотысячные жертвы собственного милитаризма как приемлемо малую плату за подавление угрозы фашизма.
 
Однако идеологи «русского мира» говорят неправду и про фашизм в Украине: военные действия побудили раввинов Луганска и Донецка вместе с 90% украинских евреев, бежавших из Донбасса, перебраться в районы, подвластные «киевской хунте».

Одним из ярких лидеров так называемой «укрофашистской хунты» является крупный еврейский предприниматель И. Коломойский, который обменивается персональными неприязненными высказываниями с президентом России В. Путиным, как с представителем идеологически чуждой власти сословия силовиков.

Министр внутренних дел Украины А. Аваков считает И. Коломойского патриотом Украины. На фоне войны в Донбассе Следственный комитет России открыл дело на Коломойского по обвинениям в убийствах и похищениях, однако Интерпол отказался объявлять олигарха в международный розыск, сочтя уголовное преследование политическим.
 
Олигарх И. Коломойский выступает против продолжения войны в Донбассе, где находятся крупнейшие промышленные предприятия, обеспечивающие 15,7% ВВП Украины. Вынести вопрос прекращения войны на общенациональный референдум предложил народный депутат, «хозяин Закарпатья» Виктор Балога.

С похожими заявлениями выступал и Г. Корбан, заместитель экс-губернатора Днепропетровска И. Коломойского: «Местные политики должны понять: если у них не удался блицкриг, то тогда нужно снять корону и договариваться. Так, как это делают в бизнесе».

В СМИ Украины не доминирует милитаристская идеология «встающего с колен украинского мира», насмерть противостоящего такому же «русскому миру». Силовики Украины не используют военный конфликт как повод для идеологического перехвата власти в своем государстве.
 

Окончание — здесь