Корреспондент EADaily беседует с известным российским историком, руководителем исследовательских программ фонда «Историческая память» Владимиром Симиндеем. Тема беседы — попытки переписывания истории, активно предпринимаемые прибалтийскими этнократами.



— Несколько месяцев назад минюсты Литвы, Латвии и Эстонии договорились, что будут требовать с РФ компенсаций за оккупацию и даже выразили желание идти с этой претензией в международные структуры. На ваш взгляд, если такой иск действительно будет возбужден, какие будут его перспективы?

— Возгонка «оккупационной риторики» в адрес Москвы на новый уровень связана с обострением международной обстановки вокруг России.

Но непосредственно она вызвана стремлением если и не навязать свою повестку дня евробюрократам и «старшим сестрам» по ЕС, то хотя бы не допустить «забвения» прибалтийского уголка под грузом иных региональных и общеевропейских проблем: беженцы, терроризм… Так что на сегодняшний день это лишь часть политической пропаганды и тактики.

Конечно, счет-пересчет «ущербных» компенсаций будоражит воображение недалекой части местного национал-патриотического электората, но всерьез рассчитывать на поживу за счет России могут лишь те, кто свято верит в ее полный крах.


— Недавно в Москве презентовали сборник документов об отношениях между союзным центром и республиками Прибалтики в 60-х. Какое значение данное издание может иметь для борьбы с «оккупационной теорией»?

— Введение в научный и медийный оборот множества интересных документов, их тщательный анализ и сопоставление с ранее хорошо известными данными — лучшее лекарство от «оккупационной» риторики в адрес Москвы, сколь бы громкой и навязчивой она ни была.

16 декабря в Совете Федерации состоялась презентация фундаментального научного издания «Советская модель экономики: союзный Центр и республики Прибалтики. 1953 г. — март 1965 г.»

В тысячестраничном сборнике документов впервые опубликован большой комплекс рассекреченных архивных материалов по экономической истории прибалтийских республик советского периода, дающий представление об основных тенденциях, проблемах и результатах развития республиканского хозяйства, практике взаимоотношений с союзным Центром, механизмах согласования решений, противоречиях и конфликтах, сопровождающих эти решения.

Как отмечает в обширном предисловии к изданию составитель сборника доктор исторических наук Елена Зубкова,

 

«после обретения бывшими союзными республиками независимости полюс в оценке итогов экономического развития в советский период национальными историками, представляющими государственную версию истории, поменялся с высвечивания достижений на противоположный.

Причины односторонности подходов советской историографии, как и рокировки в постсоветское время одни и те же — политические и идеологические.

В результате исследований по социально-экономической истории бывших советских республик, основанных на значительно расширившемся корпусе доступных источников, по-прежнему очень мало».

В новой работе, наоборот, продемонстрирован взвешенный научный подход, отброшены те или иные штампы и предпринята успешная попытка поставить ряд вопросов и ответить на них с помощью научного анализа документов.

Среди них — вопросы об эффективности прибалтийской модели советской экономики, о месте этих республик в общесоюзной системе экономических связей, о судьбе советских промышленных комплексов в Прибалтике, о качестве изменений экономического потенциала Латвии, Литвы и Эстонии в советское время и его влиянии на современную экономику этих стран.

Рамки публикации охватывают период с 1953 по 1965 годы — от начала «оттепели» до «косыгинской» экономической реформы. Именно это время занимает особое место в истории Латвии, Литвы и Эстонии, когда окончательно формируется «Советская Прибалтика» как геополитический, экономический и культурный феномен.

Сегодня в Прибалтике националистически настроенные политики и ангажированные экономисты соревнуются в выдвижении России «исторических» претензий и подсчете некоего «ущерба» за советский период совместной истории. Раздаются запальчивые голоса, что чуть ли не «Рига кормила Москву», а советская экономическая политика в регионе была «колониальной» — как английская в Индии!

Конечно, характер экономических вложений в слаборазвитый Таджикистан и относительно развитую Латвию был разный, но их вдумчивый и непредвзятый анализ никак не может привести к желаемым прибалтийскими националистами выводам.

По результатам исследования Елена Зубкова замечает:

 

«Сфера экономики в СССР была частью не просто политики, но и национальной политики в том числе.

Экономическая составляющая национальной политики строилась на тезисе о „выравнивании“ уровня экономического развития советских республик, что предусматривало соответствующую систему преференций. Они касались преимуществ в распределении инвестиций, льготного режима налогообложения, дотаций.

Вместе с тем программа „выравнивания“ для Прибалтийских республик, за исключением остающейся еще в середине 1950-х годов преимущественно аграрной Литвы, была не слишком актуальной, поскольку и до вхождения в состав СССР они отличались относительно высокими по сравнению с другими советскими республиками показателями качества жизни населения.

Система преференций для Прибалтийских республик строилась на ином принципе — сравнительном: их граждане должны были почувствовать преимущества вхождения в состав СССР по сравнению с периодом независимости».

Насколько я знаю, в ближайшее время предполагается передать этот сборник, насчитывающий 273 документа, парламентариям Латвии, Литвы и Эстонии, а также национальным библиотекам этих стран.


— В 2010 году Рига и Москва договорились о создании совместной комиссии историков. Сейчас она, кажется, уже не существует, но за последние несколько лет члены комиссии несколько раз встречались, проводили заседания и т. д. На ваш взгляд, был ли какой-то толк — научный, практический — от работы этой комиссии, или его не было вовсе?

— Деятельность комиссии свелась к аббревиатуре «ППР»: «Поговорили, поговорили и разошлись». Не преуспев на научной ниве, не издав ни одного совместного сборника документов, латвийские «комиссионеры» под предлогом «агрессии» России на Украине решили «хлопнуть дверью», расписавшись в собственном бессилии и политической ангажированности.

Печальный, но закономерный финал, скрасить который призван один вымученный сборник документов, до сих пор готовящийся к печати.

Лично я убежден: российской стороне работа этой комиссии не нужна. Не нужна прежде всего в силу позиции латвийских коллег, которые пытались использовать деятельность комиссии в двух неэвристических целях — в качестве площадки для пропагандистского навязывания своих взглядов на историю и в качестве «отмычки» для приоритетного допуска к тем или иным архивным материалам.

Члены латвийской части комиссии даже не пытались скрыть то, что их деятельность в значительной степени политизирована. Так, с учреждением двусторонней комиссии профессора Инесис Фелдманис и Антоний Зунда, один за другим занимавшие должность сопредседателя комиссии, заявили, что, например, вопрос о «советской оккупации» вовсе и не вопрос, а потому не подлежит обсуждению.

То есть, с точки зрения латвийских официальных историков, не допустимо участие в дискуссии, ставящей под сомнение декларируемый политическим руководством Латвии тезис об «оккупации» Латвии Советским Союзом. Таким образом, от российских историков ждали признания, хотя бы по умолчанию, официальной позиции Латвии.

Как известно, подобная интерпретация событий 1940 года зафиксирована в политических документах — декларации об оккупации, декларации о легионерах, декларации от 4 мая 1940 года.

То есть латвийские официальные историки в любом случае связаны политическими документами и отступать от «скрижалей» не имеют права.

На сегодняшний день юридически деятельность комиссии «приостановлена», фактически же комиссия находится в состоянии полураспада: ряд латвийских соучастников заявили о выходе из нее, некоторые российские члены не проявляют какой-либо активности.

 

Почему же комиссия продолжала вхолостую существовать все эти годы? Причины банальны.

Во-первых, когда власть принимает решение о создании той или иной структуры, то через какое-то время вступают в силу бюрократические законы, и учрежденная структура начинает жить собственной жизнью.

Во-вторых, не будем забывать о заинтересованности конкретных лиц в статусе сопредседателей комиссии, которая, по сути, была предоставлена самой себе.

В-третьих, российские структуры, курирующие отношения с Латвией, считали, что закрыть комиссию всегда можно успеть. Сперва нужно, по крайней мере, проявить добрую волю и показать готовность к диалогу, чтобы никто не мог упрекнуть Москву в том, что она, мол, боится или не желает обсуждать спорные вопросы.

И, наконец, четвертая причина: наличие комиссии позволяло российской стороне призывать латвийских коллег не увлекаться историческими вопросами в текущей политике и двусторонних отношениях — для этого есть специальная площадка.

Как видим, этот расчет не оправдался.

— В 2012 году вас занесли в «черный список» в Латвии за намерение презентовать в Риге выставку «Угнанное детство». О чем была эта выставка и почему Рига так испугалась данного мероприятия?

— Министр иностранных дел Латвии Эдгар Ринкевич объявил «персонами нон грата» меня и директора фонда «Историческая память» Александра Дюкова 3 марта 2012 года.

Как отмечалось в заявлении, размещенном на официальном сайте МИД Латвии, решение было принято «на основании заключения компетентных органов о сознательной нежелательной деятельности этих двух лиц, которая вредит Латвийскому государству и его гражданам».

Конечно, это было возмутительным вмешательством в дела исторической науки, примитивным политическим давлением и попыткой воспрепятствовать объективным исследованиям проблемных страниц истории.

После этого нам стало очевидно, что латвийская сторона не заинтересована всерьез вести научный диалог по сложным страницам нашего общего прошлого, а работа совместной российско-латвийской комиссии историков будет профанирована.

Решение МИД Латвии было прямой попыткой сорвать намеченное на конец марта того года открытие в Риге историко-документальной выставки «Угнанное детство: Судьбы детей, угнанных на территорию Латвии, 1943 -1944 гг.», подготовленной фондом «Историческая память» в рамках программы «Повышение статуса жителей сожженных белорусских деревень», реализуемой Белорусским фондом мира и германским фондом «Память, ответственность и будущее».

Чуть ранее данная выставка была голословно названа МИД Латвии «злостной фальсификацией истории» и «дезинформирующим мероприятием».

Эта экспозиция вызвала у официальных латвийских властей столь неадекватную реакцию именно потому, что в ней на основе широкого круга документальных источников показаны преступления, совершавшиеся на территории России и Белоруссии нацистами и их пособниками — служащими латышских полицейских батальонов и латышской вспомогательной полиции безопасности.

Очевидно, что объективные исследования карательных операций в российско-белорусско-латвийском пограничье в годы нацистской оккупации являются «неудобными» для современного латвийского политического истеблишмента, сделавшего ставку на героизацию Латышского легиона СС.

Запретительная активность латвийской дипломатии могла быть своего рода местью и за высвечивание того неприглядного факта, что многие из насильственно угнанных латышскими полицаями женщин и детей в Латвию из сжигавшихся деревень, потом, в 1991 году, получили статус «неграждан» и полуофициально считались… «советскими оккупантами»!

Любопытную версию изложил в одном из интервью директор Института внешней политики Латвии Андрис Спрудс, заявивший, что

 

«когда в начале [2012] года Дюков и Симиндей сюда хотели въехать для того, чтобы показать свои статьи, это было расшатыванием ситуации, а у нас и так была довольно эмоциональная атмосфера в контексте референдума [о придании русскому языку официального статуса], вдобавок искусственно пробовать расшатывать ситуацию какими-то фальшивками».

Эмоции самого Спрудса понятны: он в ответном порядке отправился «в бан» и является невъездным в Россию.

Однако же спустя почти четыре года после проведения в Москве нашей выставки никто из официальных латышских историков так и не смог привести ни одного доказательства того, что мы якобы что-то сфальсифицировали в фотографическом материале и архивных текстах или в воспоминаниях жертв нацизма и коллаборационизма.

Следует отметить, что за это время выставку с ранее неизвестными свидетельствами о доминирующей местами роли карательных подразделений из числа латышских добровольцев в нацистской истребительной политике на северо-западе СССР в 1943−44 годах также смогли посмотреть в Минске, Пскове, Норильске, Париже и еще раз в Москве.


— Это уже неоднократно обсуждалось, но все же — в чем состоит ущербность концепции «легионеры Ваффен СС — жертвы войны, они были обмануты немцами и искренне считали, что сражаются за независимость Латвии»?

— Прежде всего в том, что деятельность латышских легионеров СС и иных пособников нацистов в годы Второй мировой войны нередко подается в современной Латвии в оправдательных и даже восхваляющих тонах, причем не только в националистических СМИ, но и на высоком и высшем уровнях власти.

Так, 28 февраля 2012 года президент Латвии Андрис Берзиньш в интервью телеканалу LNT огульно и безапелляционно заявил: «Они (солдаты) попали в немецкий легион путем принуждения. Они воевали с целью защитить Латвию. Латыши в этом легионе не являются преступниками», «считать их преступниками — это за гранью разумного».

Накануне 16 марта, отмечавшегося в Латвии как памятный день ветеранами Ваффен-СС и их почитателями из неонацистских кругов, официальная Рига не раз заявляла о «невиновности» латышских легионеров СС.

В частности, латвийская дипломатия, разместив на сайте МИД страны соответствующие документы Международного военного трибунала в Нюрнберге, попыталась задним числом вывести Латышский легион СС из-под определения Трибуналом «преступной группы», «состоящей из тех лиц, которые были официально приняты в СС».

Сделано это со ссылкой на ту часть приговора Трибунала, в которой говорится об исключении из понятия «преступной группы» «тех лиц, которые были призваны в данную организацию государственными органами, причем таким образом, что они не имели права выбора, а также тех лиц, которые не совершали подобных преступлений».

Оправдательная активность латвийской дипломатии является составной частью политики глорификации легиона СС, квинтэссенция которой выражена в до сих пор имеющей силу для чиновников «Декларации Сейма Латвии о латышских легионерах во Второй мировой войне» от 29 октября 1998 года.

 

В этом документе содержится вопиющее вранье:

«Целью призванных и добровольно вступивших в легион воинов была защита Латвии от восстановления сталинского режима. Они никогда не участвовали в гитлеровских карательных акциях против мирного населения».

Латышские эмигрантские мемуаристы и современные официальные историки в своих трудах неизменно подчеркивали, что латышские легионеры Ваффен-СС воевали исключительно против большевизма на передовой линии фронта и якобы не имеют никакого отношения к зверствам в тылу и прифронтовой зоне.

При этом в оценках Латышского легиона СС, как феномена Второй мировой войны, местная историография старается не акцентировать внимание на том, что немецкое командование, согласно распоряжению рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера от 26 мая 1943 года, относило к нему и все полицейские батальоны, участвовавшие в карательных акциях на территории Белоруссии, России, Украины, Литвы и Польши, постепенно включая их в состав 15-й и 19-й дивизий Ваффен-СС.

Военный преступник, командир 1-го Рижского полицейского полка Робертс Осис, отвечавший за формирование отрядов латышской полиции, а затем занимавший посты в легионе СС, признавал, что «это были военные наемники, труд которых оплачивался».

Выдвигалась и более «хитрая» концепция получения политических дивидендов и избегания имиджевых потерь от эксплуатации легионерской тематики.

В ее основе лежала идея выделить небольшую часть «лояльных» ветеранов-красноармейцев местного происхождения (как правило, этнических латышей) и организовать их публичное «примирение» с легионерами СС, на основе признания континуитета Латвийской Республики и «оккупационных» постулатов.

Софистическая формула «примирения» предложена следующая: «Ни легионеры, ни красноармейцы не воевали под правильными знаменами, но и у тех, и у других основной враг был правильный!»

Однако ожидаемый пропагандистский эффект от реализации этой затеи получен не был, да и достаточного числа ветеранов, готовых играть в это на публику, найти не удалось.


— Все слышали про зверства «команды Арайса» над евреями на территории оккупированной нацистами Латвии. Менее известны примеры уничтожения мирного населения, проводившегося латышскими коллаборационистами за пределами их республики, на территории Российской Федерации и Белоруссии. Могли бы вы назвать примеры подобных преступлений?

— Мы в сотрудничестве с Департаментом по архивам и делопроизводству минюста Республики Беларусь в 2013 году издали сборник «Зимнее волшебство»: нацистская карательная операция в белорусско-латвийском пограничье, февраль-март 1943 г. Документы и материалы».

«Зимнее волшебство» («Winterzauber») — одна из самых жестоких и кровавых карательных операций нацистов, проводившаяся в основном силами латышских полицейских батальонов и «команды Арайса» (около 4 тысяч карателей) на территории Освейского, Дриссенского, Россонского районов Белоруссии и Себежского района России.

Целью карателей было создание вдоль латвийской границы многокилометровой полосы «мертвой земли»: все деревни должны были быть уничтожены, их жители — истреблены или вывезены на принудительные работы.

Как и у многих других нацистских карательных операций, официальной задачей значилась борьба с советскими партизанами, тогда как основным результатом становилось массовое уничтожение местных «расово неполноценных» жителей.

Во введении к этому сборнику архивных документов мы как раз и суммируем реальные итоги этой операции: около 70—80 убитых партизан, более 10 тысяч уничтоженных мирных граждан, более 7 тысяч угнанных (несколько тысяч из которых впоследствии преждевременно умерло от истощения и болезней), 439 сожженных населенных пунктов, огромное количество угнанного скота, отравленные колодцы, залитая кровью 15-километровая полоса «мертвой земли».

А вот партизанский край так и не был ликвидирован, по-прежнему создавая угрозу для коммуникаций оккупантов.


— Сейчас латышские историки стараются доказать, что Саласпилс был «воспитательно-трудовым» лагерем, который ни в коем случае нельзя называть концлагерем или «лагерем смерти». Какой в этом смысл?

— Эта казуистика с использованием нацистских критериев для нынешнего обозначения категорий лагерей уже имеет свою историю.

Так, использование нацистской терминологии без кавычек отмечается в таком политико-пропагандистском продукте, как скандально известная книга «История Латвии. ХХ век», выпущенная при финансовой поддержке «комиссии по демократии» посольства США в Риге в 2005 году с предисловиями президента Вайры Вике-Фрейберги и главы МИД Артиса Пабрикса.

В этом издании Саласпилсский концлагерь, вслед за нацистской пропагандой, именуется «расширенной полицейской тюрьмой и воспитательно-трудовым лагерем», а его узники цинично перечисляются в следующем порядке: «участники движения сопротивления, евреи, дезертиры, прогульщики, цыгане и пр.»

Если в брошюре, изданной в 2007 году Институтом истории Латвии, член Комиссии историков при президенте Латвии Ирене Шнейдре еще называет Саласпилс, наряду с лагерным комплексом в Вайвара (Эстония), крупнейшим концентрационным лагерем на территории Балтии, то другие официальные историки (например, Инесис Фелдманис, Улдис Нейбургс) без каких-либо серьезных оснований стали утверждать, что в этом лагере якобы могло находиться одновременно лишь около 2000 человек и именно столько же там погибло.

Запредельный цинизм и полный имморализм в данном вопросе продемонстрировал нынешний глава латвийской комиссии историков Инесис Фелдманис, заявивший в одном из интервью 2008 года следующее:

 

«Советские и российские историки всегда утверждали, что Саласпилс был лагерем смерти. Ничего подобного! Под лагерями смерти в научной литературе понимают лагеря, где жертв убивали сразу после их привоза. Ничего подобного в Саласпилсском лагере не происходило. Некоторые русские историки по меньшей мере в пятьдесят раз преувеличили численность погибших в этом лагере: всего там было уничтожено каких-то 2 тысячи человек, а не 100 тысяч. Одновременно там могли находиться только от двух до трех тысяч человек — такая вот расширенная тюрьма. Лагерь строили привезенные из Германии евреи, и из них какая-то тысяча в Саласпилсе погибла…»

Столь же провокационной можно считать вброшенную еще в 2008 году латвийскими правящими кругами идею преобразовать мемориальное пространство на территории бывшего нацистского концлагеря Саласпилс в «комплекс памяти жертв сталинских и гитлеровских репрессий» — без всяких на то исторических оснований, а также разместить рядом с ним памятник погибшим немецким солдатам.

Такой маневр по ретушированию злодеяний нацистов и их местных пособников, конечно, вызвал возмущение общественности и прежде всего — бывших узников нацистских концлагерей.

Реальную картину трагических событий в окрестностях Саласпилса, включая целенаправленное уничтожение советских военнопленных в примыкавшем к «политическому» концлагерю филиале «Шталага-350», представил в своей книге латвийский историк-краевед Влад Богов.

В свою очередь, в конце января этого года будет презентована новая книга латышских официозных историков о Саласпилсском лагере.

Мы внимательно ее прочитаем и, может быть, отрецензируем.


— На территории Прибалтики активно создается миф о так называемых «национальных партизанах» («лесных братьях»), которые «боролись с большевистской оккупацией». Правда ли, что на самом деле речь идет, в большинстве своем, о банальных бандитах и уголовниках?

— Движение «лесных братьев» имело свою, скажем так, эволюцию.

Если поначалу тон задавали немецкие диверсанты из подразделения Отто Скорцени СС-Ягдфербанд «Ост», а массу составляли напуганные дезертиры из легиона СС и прочих коллаборационистских структур, то в послевоенный период постепенно отфильтровались националисты-фанатики, ожидавшие, что «Запад нам поможет», и озлобившиеся бандиты, пытавшиеся выжить не столько за счет поддержки «легальной» родни, сколько вымогательством у населения и разбоями.

Об этом сохранилось немало документов, которые требуют научного изучения, обобщения и публикации.


— Мы живем в эпоху, когда история активно переписывается. Нет ли опасения, что если Россия «даст слабину» в нынешнем противостоянии с Западом, версия «истории по-прибалтийски» может стать официальной и в РФ, а настоящий ход событий окажется подвергнут забвению?

— История может дописываться и в отдельных нюансах даже переписываться, если к этому есть достаточные методологические и фактические основания.

Но речь, как я понимаю, идет о другом — преднамеренном искажении и даже шельмовании определенных периодов прошлого по политическим мотивам, желании «довоевать» с Советским Союзом в лице современной России.

Надеюсь, что у этих затейников, не отличающихся умеренностью в притязаниях и трактовках, ничего не выйдет.