Белорусский народ, сформировавшийся на стыке западной и восточной цивилизаций, имеет важную отличительную особенность — терпимое отношение к не только с ними живущим, но и к обидчикам.

Если поляки стремились обратить белорусов не только в свою веру, но и воспитать в них польский дух, то русские никого в себя обращать не собирались, считая белорусов своими кровными братьями.

Их позиция точно характеризуется известным выражением Николая Карамзина:
 
Условия растяжки препятствовали национальной консолидации, и в том, что этот процесс шёл очень медленно, нет белорусской вины — наш срединный народ впитывал в себя лучшее от всех и со всеми стремился жить в согласии. У белорусов никогда не наблюдалось тяготения к толкотне локтями, обострённого чувства отличия от других, а литовского или польского высокомерия — тем более.
 

Существование толерантного народа на стратегически важных путях сношения запада с востоком создавало препятствия волнам экспансии, которые всегда теряли свою энергетику именно здесь, на белорусских землях, то объединяемых, то разделяемых.

Но когда-нибудь полноценное объединение белорусских земель должно было случится и оно произошло, хотя противоречивых оценок событий 17 сентября 1939 года предостаточно.

То, что условия благоприятствования для воплощения в жизнь идеи белорусской государственности были созданы в результате Октябрьской революции, поставившей вопрос о самоопределении наций, вряд ли у кого вызывает сомнения.

Но после революции белорусов ожидали серьёзные испытания — часть территории оказалась оккупированной сначала кайзеровскими войсками, а потом — поляками.

Тщетность попыток белорусских националистов организовать всеобщее вооружённое восстание с целью объединения под своим началом западных и восточных белорусских земель была очевидна, и руководство БНР уехало в эмиграцию, продолжая при этом посещать международные тусовки. Как, впрочем, и сейчас.

Но и на внешнеполитическом поле случился облом — на Генуэзской конференции 1922 года, где присутствовали представители БНР В. Ластовский и А. Цвикевич, западные державы отказались признать их правительство белорусским и проигнорировали просьбу о пересмотре Рижского мирного договора.

Оставалось надеяться на Литву как опорную базу белорусской эмиграции, но крупнейший литовский политический деятель того времени А. Вальдемарас официально заявил, что «белорусский вопрос — это внутреннее дело России».
 

Реализованные в БССР в первой половине 20-х годов меры по возрождению белорусской культуры лишили эмиграцию возможности выступить в качестве единоличной представительницы белорусских национальных интересов.

В общий контекст внёс диссонанс и главный идеолог белорусских эсеров Т.Гриб, который в 1924 году на страницах пражского журнала «Перевисло» заявил, что борьба за независимое белорусское государство должна проходить «под красным знаменем революционного социализма».

И не важно, что во имя достижения белорусской независимости он призывал к разрушению России и Польши — главный лозунг о красном знамени работал на большевиков.

С мечтательных позиций подошёл к национальному и объединительному вопросам известный белорусский деятель Вацлав Ластовский, который в противовес Грибу черпал материал не в настоящем, а в романтическом прошлом.


Вацлав Ластовский

В основу его взглядов была положена «кривичская теория», согласно которой название народа надо бы заменить на «кривичи», а страны — на «Кривию». Главный его аргумент — существующее название не является славянским, а «было занесено в восточнославянские земли извне в ІХ веке».

В 1926 году Ластовский пошёл ещё дальше, заявив, что главная роль в белорусской идентификации принадлежит вечевому укладу жизни. И поскольку этот уклад был характерен для псковских и новгородских земель, то западная ветвь кривичей — белорусы, могут взять на себя историческую миссию объединения всех кривичей, где бы они ни жили.

Выступая на Ассамблее Лиги Наций в 1924 году, он назвал крестьянство ведущей силой, которая может реализовать его принципы в союзе с аграриями Литвы, Украины, Чехословакии и других стран.
 
Со временем под давлением критики Ластовский смягчил свою риторику и даже начал поговаривать, что имеет возможность «своего непосредственного воздействия на руководство БССР, чтобы подтолкнуть его к проведению более активной национальной политики«.

Несколько лет теоретических споров, а также разочарование в реальной политике правительств Польши и Литвы привели, наконец, некоторых деятелей эмиграции к осознанию возможности примирения с советами.

Эту появившуюся в эмигранстких кругах мысль начал осторожно продвигать А. Цвикевич, возглавивший Кабинет министров БНР в 1923 году.

Тщательно взвешивая каждый свой шаг, он организовал в октябре 1925 года Берлинскую конференцию белорусской эмиграции.

Однако ликвидировать БНР было не так просто, так как мнения о белорусском выборе разделились.

Тем не менее, препятствия не остановили А.Цвикевича, и он, опираясь на поддержку своих сторонников в руководстве БНР Л. Зайца и В Прокулевича, провёл Берлинскую конференцию.
 

Как известно, на конференции было решено распустить правительство БНР и признать Минск центром белорусской духовной культуры и национального возрождения. При этом кривичская теория Вацлава Ластовского была признана «идеологически вредной, вносящей разлад в белорусское движение».

Вернувшись в Минск, бывший лидер БНР в своей статье о Берлинской конференции, напечатанной в журнале «Полымя» (№4 за 1926 год), призвал положить конец противопоставлению идеи БНР идее БССР и сделать окончательный выбор не в пользу абстрактно понимаемой независимости, а в пользу Советской власти, «поскольку национальный общественный идеал несли в массы не только руководители эмиграции, но и БССР».


Александр Цвикевич

Опровергая обвинения в промосковской ориентации, Цвикевич исходил из того, что советская Россия не была заинтересована в денационализации.

Он выдвинул в первый ряд и обосновал проблему социальной базы как первоначального условия национального-государственного строительства и показал, что противником великодержавного шовинизма были не столько «местные белорусские силы» или русский народ, а класс рабочих и крестьян всех народов СССР. Именно этот класс, по мнению Цвикевича стоял над всем Советским Союзом и «в этой коллективной общественной силе каждый народ, в том числе белорусский, мог реализовать свой творческий потенциал«.
 

Таким образом, впервые в белорусской политической мысли Цвикевичем был сформулирован общественный идеал: белорусская нация может возродится только в условиях социалистического строя в рамках союза государств, ибо «главным судьёй между национальностями, объединёнными в такой союз, может быть только единый класс трудящихся».

Мало того, Цвикевич не побоялся высказать мысль, что на этой социальной основе СССР мог явиться «универсальной формой организации не только для всех наций Европы, но и для всего мира«.

Как отмечают исследователи, взгляды Цвикевича по сути дела означали соединение народнических идей с марксистскими и «ознаменовали разрыв со старой “незалежницкой“ традицией БНР, которая к тому времени утратила свою притягательную силу«.

Понимая, что ни Лига наций, ни Литва и, тем более, Польша, не окажут реальной помощи Белоруссии, Цвикевич призвал остававшихся в эмиграции революционных белорусских народников вернуться в БССР.

Если для части эмигрантских деятелей национальный фактор белорусской государственности был решающим, то взгляды А.Цвикевича, Л.Зайца, В.Прокулевича и некоторых других «возвращенцев» определялись приоритетом социального подхода к оценке действительности и преимуществ федерализма, отвечавшего интересам и традициям подавляющего большинства белорусского населения.

Как отмечал исследователь А. Станкевич, «после того, как международнародное положение более-менее стабилизировалось, БНР была всеми забыта и покинута«.
 

Представители Рады БНР и её правительства оказались в тяжёлом материальном положении, что впоследствии толкнуло их на прямое предательство, сотрудничество с фашистскими оккупантами и уход от прежней линии в национальном движении.

А что же в межвоенный период происходило на территории Западной Белоруссии?

Как известно, в 1919 — 1920 году сформированные в Австро-Венгрии польские легионы Пилсудского вступили в войну с советской Россией и смогли добиться определённого успеха.

Об этом мало говорят, но за июнь — ноябрь 1919 года оккупационными властями с белорусских территорий было вывезено около 6 тысяч вагонов награбленного добра и продовольствия, в то время, как в Бобруйском, Новогрудском, Пинском и других уездах свирепствовал голод.

Нанесенный ущерб Краю оценивался более чем в 5 миллионов рублей золотом — очень значительная сумма по тому времени.

В силу сложившейся обстановки 18 марта 1921 года представители советского правительства вынуждены были подписать в Риге «Мирный договор между Россией и Украиной, с одной стороны, и Польшей — с другой«. Примечательно, что в заключении договора белорусы непосредственного участия не принимали.


Листовка. 1922 год

Отошедшая по Рижскому договору к Польше Западная Белоруссия имела территорию 113 тысяч квадратных километров с населением 4 миллиона 600 тысяч человек. Аннексированные белорусские земли были поделены на 4 воеводства: Полесское, Новогрудское, Виленское и Белостокское.
 

В соответствии с 7-й статьей Рижского договора Польша обязалась обеспечить белорусам, украинцам и русским реализацию их прав на свободное развитие культуры, языка и вероисповедование, однако эти права реализованы не были.

С появлением польской администрации на белорусских территориях в школах тут же вводился польский язык, белорусские и русские учителя под предлогом борьбы с коммунизмом увольнялись, а написанные на белорусском языке заявления жителей властями не принимались.

На территории Гродненской губернии и в некоторых других регионах польские власти и вовсе понуждали население документально свидетельствовать о своей принадлежности к польской национальности и своём желании быть подданными Польши.

Тяжёлой промышленности в регионе не было, но даже небольшие спичечные и текстильные фабрики, кожевенные, льнообрабатывающие, стекольные, кирпичные и другие производства в сложившихся условиях хозяйствования агонизировали и закрывались.

По состоянию на 1933 год количество рабочих на предприятиях Западной Белоруссии сократилось в сравнении с царским периодом на 40 процентов, а промышленное производство — почти на 45 процентов.

Не в лучшем положении находилось и сельское хозяйство, поскольку крестьянство давил налоговый пресс и непосильные условия заимствований у местечковых ростовщиков.
 

Сам термин «Западная Беларуссия» не признавался польскими властями и заменялся в официальных документах на название Kresy Wschodnie (восточное пограничье).

Несмотря на то, что 67 процентов населения Края составляли белорусы, официальная польская статистика сообщала, что их количество не превышает четверти.

Главными инструментами введения нового порядка стали органы власти, костёлы и переведенные на польский лад образовательные учреждения — властями был организован привоз на территорию Края учителей из глубинки Польши.

Полонизации способствовал и то, что согласно польским данным среднее образование имели в то время лишь 0,27 процента населения Края, а высшее — 0,17 процента.

Нарушения международных договорённостей вышли на международный уровень обсуждения, и в начале 1924 года в Париже был создан Комитет угнетаемых Польшей наций, который добивался практической реализации прав, оговоренных польскими законами и международными соглашениями.



Международное давление, в конце концов, вынудило польское правительство в 1924 году принять «Закон о языке и организации школьного дела для национальных меньшинств», однако и здесь поляки схитрили — организовали школы с двумя языками обучения, которые на практике становились промежуточным этапом полонизации.
 

В 1934 году Варшава и вовсе заявила, что Польша отказывается от обязательств по защите прав национальных меньшинств, а к концу 1938 года правительством был подготовлен план окончательной ассимиляции белорусского населения.

Ко всему этому следует добавить переселение с этнических польских земель около 300 тысяч колонистов — «осадников».

Могла ли такая политика нравится основной массе коренного населения Края — крестьянам? Конечно же — нет.

В 1921-1925 годах в Западной Беларуси развернулась партизанская борьба — крестьяне громили полицейские участки, жгли помещичьи усадьбы, хутора осадников. О массовости движения говорит тот факт, что в 1923 году общая численность партизан составляла около 6 тысяч человек.

Наиболее известными руководителями партизанских отрядов и групп были К. Орловский, С. Ваупшасов, В. Корж и другие.

Сегодня факт вооружённого сопротивления полякам преподносится либералами не как народное сопротивление, а как деятельность советских террористических групп, беспрерывно засылаемых в Западную Белоруссию для дестабилизации обстановки.

Однако любой мало-мальски разбирающийся в реалиях того времени человек понимает, что у обескровленной 1-й мировой и гражданской войнами советской России и Белоруссии в то время своих проблем было выше крыши, тем более, что для подобной деятельности требовались значительные средства, материальная база и специально подготовленные люди.

Попытку представить народное сопротивление как массовые советские диверсии косвенно опровергают и сами польские СМИ того времени.

Так, редактор газеты ”SŁOWO” Мацкевич, писал 3 октября 1932 года: 
 
В январе 1933 года польская газета ”ZIELONY SZTANDAR” отмечала: 
Похожие материалы в 1924 году размещали и минские газеты:
 
Конечно, определённая поддержка белорусскому национально-освободительному движению со стороны БССР оказывалась, в том числе и опытными кадрами — выходцами с «кресовых» территорий, о чём весьма подробно изложено в воспоминаниях крупного деятеля КПЗБ Николая Орехво в его книге «Дела и люди КПЗБ».


Николай Орехво

Много интересного о том времени можно почерпнуть и из воспоминаний известного советского руководителя С.О.Притыцкого, который приговаривался польскими властями к смертной казни.

Жаль, что сегодня свидетельства непосредственных участников сопротивления преданы забвению.
 

Если в приграничных зонах из-за обилия войск и переселенцев из Польши было более-менее спокойно, то на удалении в 30-40 километров всё обстояло иначе — народ проявлял недовольство и включался в борьбу за своё освобождение.

Во главе этой борьбы стояли политические партии и организации, которые делились на два лагеря.

Что касается национально-демократического движения, то в Вильно с 1921 года существовал представительный орган белорусских партий и общественных организаций, где наиболее влиятельной считалась Белорусская христианская демократия (БХД), которая управлялась ксендзами и охватила своим влиянием определенную часть белорусов-католиков.

Программа БХД отстаивала основы буржуазного общества, не признавала классовой борьбы и придерживалась теории «белорусской самобытности» с робкими требованиями земельной реформы в пользу крестьянства.

В результате выборов 1922 года в польский Сейм и Сенат от блока национальных меньшинств было избрано 14 депутатов-белорусов, которые создали в сейме свою фракцию — Белорусский посольский клуб. 

В июне 1925 года группа левых депутатов Белорусского посольского клуба вышла из него и создала Посольский клуб белорусской крестьянско-рабочей громады (БКРГ).

Деятельностью Громады руководил Центральный комитет, в состав которого входили члены её фракции в сейме — Б. Тарашкевич, С. Рак-Михайловский, П. Метла, П. Волошин и М. Бурсевич.

Громада, имевшая около 2 тысяч кружков на местах, требовала конфискации помещичьих земель и их раздела между безземельными крестьянами, создания рабоче-крестьянского правительства и самоопределения Западной Белоруссии.

Все формирования национально-демократического толка до государственного переворота, совершённого в мае 1926 года Пилсудским, работали легально, но чётко очерченной политической платформы, программы и согласованного плана действий не имели.
 

Пилсудский же с противниками его политики не церемонился. В ночь с 14 на 15 января 1927 года начались массовые обыски и аресты. Руководители Громады без согласия сейма были арестованы, а 21 марта её деятельность вообще была запрещена.

В знак протеста в Крае прошли многочисленные манифестации, которые были жёстко подавлены властями с применением оружия.

В 1928-1929 годах состоялся громкий процесс над 56-ю руководителями и активистами Громады, которые были осуждены на длительные сроки заключения.

Понятно, что в этих условиях основная тяжесть борьбы за объединение белорусских земель легла на другое крыло национально-освободительного движения — Коммунистическую партию Западной Белоруссии (КПЗБ), которая действовала в глубоком подполье и к началу 30-х годов насчитывала 4 тысячи человек, не считая тех, кто сидел в тюрьмах.



Созданная в октябре 1923 года, она функционировала как составная часть Коммунистической партии Польши (КПП), боровшейся, как и все компартии того времени за победу пролетарской революции, ликвидацию помещичьего землевладения и передачу земли крестьянам без выкупа.
 

В партийной повестке находился вопрос о праве самоопределения белорусского народа вплоть до отделения и воссоединения с БССР

Через пару месяцев после создания компартии, в январе 1924 г. был создан Коммунистический Союз Молодежи Западной Беларуси (КСМЗБ), вожаками которого стали легендарные Вера Хоружая, Сергей Притыцкий и другие.

В конце декабря 1923 году в ряды КПЗБ влилась Белорусская революционная организация (БРО), которая выделилась весной 1922 года из левого крыла партии белорусских эсеров.

Репрессии польских властей в отношении КПЗБ были беспрецедентными — около 3,5 тысяч её членов постоянно находились в тюрьмах, некоторые погибли. Тем не менее, на территории Западной Беларуси действовало 7 окружных и 60 районных комитетов партии, ЦК КПЗБ подпольно издавал газеты на белорусском, польском и еврейском языках.


Вера Хоружая

То, что освободительное движение в тот период не набрало должных оборотов, немалую роль сыграла одна из лучших в то время разведок в мире — польская дефензива, взаимодействовавшая с хорошо технически оснащённой и опытной японской разведкой.
 

Дефензиве удалось внедрить в состав массовых организаций, включая КПЗБ, значительное количество агентов, не только выдававших партийных активистов, но провоцировавших партийные склоки.

Как следствие, во второй половине 30-х годов часть актива Компартии Польши и КПЗБ встала на путь соглашательства, а в отдельных моментах и противодействия принятой линии партии.

Исследователи полагают, что именно это обстоятельство стало причиной чисток партийного руководства, за которыми летом 1938 года последовал роспуск КПП и КПЗБ решением Коминтерна.

Предпринятые в духе того времени меры были лишь частично оправданными и чрезмерно суровыми.

Да, руководители несли ответственность за то, что Компартия Польши и её ответвления были заражены с одной стороны левацкими, а с другой — соглашательскими настроениями.

Часть раскольников в КПЗБ, которых партийцы называли «сецессией», установив контроль над печатным изданием «Большевик», стремилась захватить отдельные окружные и районные комитеты, распространяла клеветнические измышления о действовавшем руководстве.
 

В свою очередь в центре недоставало понимания, что работа в подполье — это не сиденье в тёплых кабинетах, а сложное и опасное дело.

Ревность столичных партийных чиновников, боязнь, что их могут со временем подвинуть — одно из объяснений их нежелания разбираться и вникать в обстоятельства деятельности тех, кому были предъявлены обвинения.

Как следствие, многие ответственные работники КПЗБ были репрессированы. В их числе — секретарь ЦК КПЗБ И.К.Логинович (Корчик).

В марте 1936 года он был заключён под стражу и решением суда сослан в исправительно-трудовой лагерь сроком на 5 лет, а потом дважды приговаривался к высшей мере наказания и умер 15 апреля 1940 года в Минской тюрьме.

Его участь разделили ряд членов ЦК и руководители региональных структур КПЗБ.
 

Суровость предпринятых мер потом объясняли сотрудничеством арестованных с дефензивой, приближением войны с фашистской Германией и необходимостью повышения бдительности, однако доказательная база для обвинения кадров в предательстве и шпионаже до сих пор вызывает большие сомнения.

Сегодня важно было бы прояснить, кто инициировал и занимался преследованием «кресовых» коммунистов и строчил на них доносы. Хочется надеяться, что в подходящий момент эти сведения станут достоянием общественности, поскольку после войны все архивы НКВД вернулся в страну из эвакуации без изъятий.

Однако время неумолимо двигалось вперёд.
 

17 сентября 1939 года советские войска вошли на территорию Западной Белоруссии, и этот момент считается завершающим в деле объединения белорусов в одном государстве.

Разумеется, не всё, что делалось в конце 30-х в объединённой Белоруссии, подлежит позитивной оценке.



Вряд ли укреплению тыла серьёзно поспособствовала депортация семей польских полицейских, чиновников и «осадников» в Сибирь и Казахстан. Нет полной ясности, куда девалось движимое имущество депортированных.

Однако с исторической точки зрения это был своевременный и оправданный шаг, поставивший точку в справедливом разрешении белорусского вопроса.
 

Объединение Белоруссии отодвинуло границы СССР на Запад, что безусловно обусловило победный исход войны с немецко-фашистскими захватчиками. В противном случае всех бы ожидала большая беда.

После победы в Великой Отечественной войне партизанскому руководству страны удалось в корне изменить уклад белорусской жизни, за несколько десятилетий превратив Белоруссию из аграрной в индустриальную страну с высоким образовательным уровнем населения.

Нет сомнения в том, что заложенные в советское время жизненные смыслы в судьбоносные 90-е годы остановили радикальный передел собственности и сохранили лицо нашей страны, как миролюбивой державы, стремящейся находиться на передовой технического прогресса.

Возвращаясь к урокам 20-30-х годов и сопоставляя их с днём сегодняшним, нужно признать весьма логичной позицию той части интеллигенции, которая трезво оценивает ситуацию и смотрит не в прошлое, а в будущее.