Обсуждение какой-либо темы в академической среде обычно начинается с дефиниций и терминологии. Это помогает автору сузить круг своих исследований, а участникам дисскуссии не отклоняться от темы.

Такая практика, на мой взгляд, приветствуется во всех сферах и за пределами академической среды.

Именно поэтому, возможно, настал момент (упущенный где-то в самом начале жарких дискуссий наших горячих активистов) для того, чтобы наконец определить те самые — русский язык и русскую культуру (а также образовывающие их русскую идентичность?), за сохранение которых ведется отчаянная борьба, ставшая приоритетной и заслонившая собой даже такие проблемы как низкая рождаемость и увеличивающиеся на этом фоне число детей, растущих в неблагополучных семьях.

Итак, русский язык. История его становления восходит ко времени крещения Руси, когда болгарские монахи принесли церковнославянский язык, содержавшийся в текстах, переведенных с греческого братьями Кириллом и Мефодием и их учениками. Наподобие того, как культурно-исторической объединяющей в Западной Европе стала латынь, церковнославянский язык постепенно становится языком межэтнического общения в сфере духовной культуры и образованности в Восточной и Центральной Европе.

Современный русский литературный язык — единственный непосредственный наследник кирилло-мефодиевской традиции (добрую его половину составляют «церковнославянизмы»). Процесс вестернизации литературного языка был начат в 17-м веке выпускниками Киевско-Могилянской академии и университов Западной Европы.

Они значительно расширили объем текстов книжно-славянского языка, заложили основы новых литературных жанров и стилей, составили словари, развили издательское дело, пополнили язык латинизмами и полонизмами. Сопрягаясь с православием он сохранялся на огромных территориях и из века в век.

Русский ребенок овладевал навыками родного языка, слушая литургию в храме и принимая участие в домашних молитвах, а также учась читать по Псалтири. Умение правильно говорить формировалось одновременно с усвоением морально-этических норм речевого общения и социального поведения («Говори так, чтобы тебя поняли!», «Поступай по отношению к другим так, как бы желал, чтобы они поступали по отношения к тебе»).

Тексты русского литературного языка дошли до нас в произведениях Пушкина, Толстого, Тургенева, Ломоносова, Достоевского. И мне думается, что когда мы ратуем за сохранение нашими детьми русского языка и русской культуры, то подразумеваем именно этот язык и эту культуру.

Этот вывод подтверждают и результаты опроса русской молодежи Латвии, проводившегося с 1999 по 2003 год московскими антропологами РАН. В ответах в качестве индивидуализированных символов русской культуры чаще всего упоминается Пушкин (иногда вместе с Александром I), Достоевский, Петр I.

Очень часто среди других символов русской культуры в ответах русских респондентов появляются православные храмы, иконы, золото куполов, что также свидетельствует о том, что до сих пор при упоминании русской культуры мы вспоминаем о ее связи с православным христианством.

В связи с этим просто невозможно пройти мимо того вопиющего факта, что участники политических игр, и ранее разменивавших ценности русской общины, теперь и вовсе принялись за мелкое шулерство, даже не считаясь с историей того, что собственно было поставлено в центр борьбы.

Цитата из «Подростка» Достоевского о том, что «во Франции русский —француз, с немцем — немец, с древним греком — грек, и тем самым он — наиболее русский» прекрасно иллюстрирует то обстоятельство, что классики русской литературы 18-19-го века были билингвальными.

Многие из них овладевали французским языком одновременно с русским, учились читать и писать по-русски не раньше, чем по-французски. Свое первое произведение Пушкин написал по-французски, а Тургенев с детства, кроме русского, свободно читал и говорил на трех европейский языках — французском, немецком и английском.

Гимназии, в которых обучалась будущая русская интеллигенция, ведут свое начало с немецкой школы, открытой в 1701 году в Немецкой слободе Москвы. Большую часть учебной программы составлял языковой блок (такое же внимание языковому образованию уделяет современная школа Франции, Германии, Италии и Швейцарии).

Выпускник гимназии был начитан в текстах на различных языках в подлиннике. Преподователи в гимназиях в большинстве своем были иностранцы, и само обучение изначально реализовывалось на латыни и французском.

Важнейшей характеристикой интеллигентного человека было количество и качество прочитанных им текстов, степень его начитанности. Экология языка и речи теснейшим образом была связана с экологией духовной культуры, экологией культурно-исторических традиций. При этом русскому языку те, кого мы сегодня называем классиками, учились дома, у своих родителей, в церкви, участвуя в литургии, в деревнях — слушая разговоры крестьян и наблюдая обычаи и традиции, передаваемые из поколения в поколение.

Так были написаны произведения на том русском языке, который мы сегодня называем литературным.

Поэтому когда сегодня наши «эксперты» пытаются сохранить свой бизнесс, политический вес, поддержку электората (все что угодно, только не культуру русского языка!) заявлениями «чересчур раннее освоение чужого языка чревато «полуязычием» или — чем дальше, тем страшнее — дети, обучающиеся на латышском языке «имеют серьезнейшие речевые проблемы», то это звучит по меньшей мере как вопиющая глупость или холодный расчет.

А когда в свое оправдание родители пожимают плечами со словами о том, что «семья сама по себе не способна восполнить тот лексический запас, который должен даваться ребенку в дошкольных учреждениях», то мне хочется напомнить о том, что сами по себе дошкольные учереждения (детсады и ясли) одним своим появлением нанесли огромный вред всей экологии русского языка. Когда вместо интуитивного подражания старшим ребенок вынужден находиться в коллективе сверстников, не умеющих ни слушать, ни говорить.

В результате у ребенка не формируется такой важнейший вид речевой деятельности как аудирование — слушание с пониманием. И на данный момент у нас выросло несколько поколений с недоразвитыми навыками аудирования родной речи. Мы «не слышим» ни себя, ни друг друга.

Дискуссия о нашей идентичности уже была торжественно открыта сотнями комментариев. И каковы бы ни были ее результаты, я полагаю, что рано или поздно мы должны еще раз пройтись по «матчасти» (к которой меня неоднакратно отправляли со-клубники) и снова уяснить для себя, на что активно мобилизуется русская община в Латвии.

Если ТА русская культура и ТОТ русский язык, которые ассоциируются у нас с русской интеллигенцией 19-го века, тогда для их сохранения необходимы иные факторы, до некоторых пор обеспечивавшие экологию русской культуры на протяжении многих лет при разных обстаятельствах (и даже когда матросы-революционеры ходили из типографии в типографию и прикладами разбивали шрифты церковной печати).

Где-то по дороге на маршруте «русские-советский народ-русскоязычные» в пору 22-го года мы растеряли важные составляющие русской идентичности. Теперь же все акции, объединившиеся под грифом «За русскую культуру и русский язык», направлены только лишь на востановление предыдущего звена — советского народа, так как реабилитация основных составляющих русской идентичности, после того как по ней прошлись толпы большевиков, так и не произошла.

Мы все еще ассоциируем себя с православными храмами и Пушкиным в то время как наши соседи, живущие с нами бок о бок, по опросам антропологов, все чаще ассоциируют нас с Лениным и красной звездой.

И совсем скоро не русский интеллигент будет представлять образ русского в мире, а скорее «новый русский» или даже пока лишь однажды замеченный в ответах латышей — безликий, бездушный, безграмотный (?) — бомжик в кепке.