Продолжение цикла "ОТ ТЮРЬМЫ, СУМЫ ДА КУРКУМЫ…"  Дневник человека, который решил изменить свою жизнь. 

ЧАСТЬ 16я "Ну, Иваныч, вот ты и попал"

Утро. Екабпилс. Снег. Досмотр в маленькой комнатушке. Первый и последний раз, когда кого-то из сотрудников заинтересовали мои записи. Листает, зачитывает вслух: "Новый год – одна из причин, почему я торопился в места заключения. К сожалению, ничего интересного". "Слышишь, что он пишет", обращается он к коллеге, улыбаясь. 

Спортивную бутылку изъяли, рюкзак тоже. На проверку забрали кофе, зубную пасту (выборочно), пенку для бритья. Написали пару бумажек – опись, ценные вещи, прочее. "Собирай всё остальное по пакетам, пойдём". Шагаем к бараку: "Слушайте, рюкзак-то с бутылкой чего забирать?". "Просто потому, что их нет в списке разрешённых вещей. Нам сюда". Мне выдают туалетную бумагу, зубную пасту, мыло. Идём дальше.

Снова барак. Тут выдают матрац и постельное. "По жизни всё нормально?". Это не праздный вопрос и не банальное любопытство, просто "бельевщику" нужно тебя идентифицировать. "Нормально". Далее меня побреют налысо опять же сначала задав вопрос нормально ли всё у меня по жизни и погонят в душ. Екабпилс – единственное место, где зеков до сих пор стригут под ноль. Это "красная" зона. 

Принудительное бритьё объясняют борьбой с педикулёзом. По факту вшивых на зоне не больше, чем в очереди в торговом центре. Да и, если представить, что в бараке у кого-то заведутся вши, то вылечат, поверьте, их мгновенно. Стрижка под ноль по прибытию – это указание администрацией твоего места, удар по яйцам чувству собственного достоинства.

Вопрос "По жизни всё нормально?", как говорил, не для галочки. По прибытию нового, незнакомого арестанта он задаётся практически везде. Чтобы понять не "левый" ли ты. "Левые" – это такое нынешнее так скажем политкорректное название опущенных. Когда опущенные стали именоваться "левыми" мне, к сожалению, никто не смог пояснить. 

Сами "левые" именуют себя ещё более витиевато – "на положении". У "левых" отдельное постельное бельё, отдельный парикмахер, отдельный душ. Отдельное всё. Но к этой теме я ещё вернусь.

После пенно-мыльных процедур меня ведут в карантин. Плетусь с кульками и матрацной "улиткой". Открывают камеру, запускают. Стою на пороге с пожитками. "Здравствуйте". "Ты кто такой? Ты как вообще сюда попал!?", угрожающе поднимается со шконки молодой парень в олимпийке Versace, "синий" весь. И тут я думаю: "Ну, Иваныч, вот ты и попал". 

ЧАСТЬ 17я. «Скунс» – новая встреча с полюбившимися персонажами

Конечно, заканчивать текст так, как я закончил предыдущую часть – читерство, детский сад словестности. Сразу после мыслей "Ну, Иваныч, вот ты и попал" дверь камеры снова открылась, появился всё тот же конвоир: «На выход, не сюда тебе». Оказывается, попутал сотрудник немного и вместо первого карантина завёл меня в первый БУР (барак усиленного режима). Бывает.

«Здравствуйте». В камере карантина сидят двое. «По жизни всё нормально?». Вопрос-дежавю. Один сидит за мошенничество, второй за алкоголь. За вождение. Вообще на тринадцатой зоне сидельцев за вождение в нетрезвом виде хоть отбавляй, по моим подсчётам, вторая по популярности статья. Некоторые попадают повторно за одно и тоже. Первое место в топе сидельцев – кражи. Но об этом попозже. 

Двухкомнатное помещение карантина. Рассчитано оно на восемь человек – четыре двухярусных кровати в одной из комнат. Вторая используется более, чем нерационально – настенная вешалка, массивный прикрученный к полу стеллаж для сумок, огороженный «человеческий» санузел. Жёлтые стены, пол крашеный сине-серой краской – вполне сносный ремонт. Правда по углам уже пошла плесень. 

На стене – доска с распорядком дня, обязанностями дежурного, недельным меню, схемой заправления кровати, порядком длительных свиданий, временем приёма сотрудников тюрьмы, включая руководство, шаблоном заявления на полную изоляцию, правами и обязанностями осуждённого, а также запретами. Некоторые из запретов: играть и хранить карты, татуировать себя и других, материться, обмениваться постельным бельём с другими заключёнными, вредить собственному здоровью и здоровью других, играть в настольные игры для получения материальной выгоды. 

Три раза в день – проверка. Мы строимся в линию, каждый из нас по очереди тараторит: «Пирмайс карантинс, дежурантс такой-то, вис картиба». «Чья койка?», басовито вопрошает женщина в форме, указывая на мою кровать. «Моя». «Посмотреть, как на рисунке и заправлять только так. И сумки, чтобы все переставили во вторую комнату». По регламенту кровать должна быть в заправленном виде с 7.00 до 23.00.

Хорошо у сокамерника книжка оказалась. На русском. «Для всех поклонников сериала «Скунс» — новая встреча с полюбившимися персонажами. Елена Милкова. Мария Семенова. «Вкус крови». Какую же ебанину приходится читать, дабы скоротать время. «Ты сам читать-то будешь? Не будешь, я возьму», спрашиваю у владельца книги. «Не, я по-русски и читать не умею. Прихватил её, чтобы под корешок «трактор» спрятать. Бери, конечно». С "трактором" да в компании, да с табаком, да с какой-никакой, но книжкой куда веселее сидится. Это я одиночную крытку в карантине на "лебеде" вспоминаю. Листая материалы своего дела сокамерник вдруг говорит: «О, в 32 года наконец-то узнал, как моего отца звали».

Фотосессия в коридоре. Анфас, профиль, на сорок пять градусов. «Шрамы? Наколки?». Прошёл осмотр у врача. Осмотр заключался в том, что мне померили давление, спросили есть ли у меня проблемы с сердцем. «Проблем с сердцем у меня нет. У меня с плечом проблемы». «А вот это уже не к нам». Ежедневно медсестра приходит выдать мне мои же витамины, в камеру, в отличие от даугавпилской тюрьмы, мне их никто не даёт. Забавно, но такие же витамины можно приобрести в местном магазине. «Когда вас в отряд будут поднимать, вы сможете попросить витамины с собой, может и разрешат. Но надо ли вам это? Вдруг там тоже кому-нибудь ваших витаминов захочется». 

Сплю в штанах, свитере поверх термобелья, в шерстяных носках. Холодно. Клопов нет – уже хорошо. 

Вернули косметику, кофе, что забирали на проверку. Все эти рентгены, углублённые досмотры, не только дабы пресечь попадания на тюрьму запрещенных веществ и предметов, но и чтобы контролировать и монополизировать этот рынок. 

«В соседнем карантине сидит человек, что прожил тридцать лет в Африке. Он шокирован, что при досмотре тут нужно раздеваться до трусов, а некоторым указывают спустить нижнее бельё и присесть», рассказывает мне сокамерник, тот, что за мошенничество. 

Прогулка. Ничего нового. Всё, как на тюрьме. Только дворик треугольный. 

Всё происходит по звонку. Вообще всё по звонку. Звонок – выключается дневной свет, включается ночник. Вроде только хотел спать, вроде вот оно – засыпай, вместо этого ворочаешься-ворочаешься, как говорит сокамерник – кубатуришь – остаёшься один на один с мыслями. Так и вертишься всю ночь. Только засыпаешь и снова звонок – приближается завтрак. До завтрака успеваешь покурить, застелить спальное место – с этим прям в карантине строго как-то очень, умыться. Снова звонок – и уже слышна тележка баландёра в коридоре. Еда частично холодная.

Наливаешь воду в пластиковое ведёрко из-под варенья, опускаешь туда «трактор», кофе сейчас пить будем. Они делают вид, что не понимают для чего у нас на столе стоят пачки чая и кофе, мы воду тоже в наглую не кипятим, «трактор» на всякий случай припрятываем. 

Зима, карантин. Несколько дней пролетело за разговорами ни о чём, чтении. Размеренная скукота.

Продолжение следует.

Источник
Прочитать ЗАМЕТКИ ЦЕЛИКОМ (интро + 45 частей)