---

Продолжение
Часть I. В начале жизни
Часть II. Выбор пути
Часть III. Игры в диссидентство
Часть IV. Молодой учёный
Часть V. Партийная служба: соблюдая традиции
Часть VI. Партийная служба: перестройка
 

---

 
В начале перестройки компартия контролировала все общественные процессы в Латвийской ССР.

В 1987 году в Риге прошло несколько небольших публичных собраний оппозиционеров из числа латышской интеллигенции, которые поминали жертвы советских депортаций 1940-го и 1949 гг.

С участниками этих собраний коммунисты вступали в дискуссии, вели полемику в прессе. Участвовал в этих публичных дискуссиях и я. Большой опасности для власти компартии такого рода дискуссии не представляли.

Но уже были и первые серьезные идеологические поражения. Например, группа студентов из Рижского политехнического института стала требовать отказаться от имени руководителя республиканской партийной организации Арвида Пельше в названии своей alma mater.

Студенты самовольно сорвали каменную мемориальную табличку в честь А.Пельше со стены административного корпуса вуза и, под улюлюканье толпы зевак, выбросили ее в воды протекавшей рядом Двины. Это событие в восторженных тонах показали все республиканские телеканалы и описали все газеты.

Коммунистическое руководство республики на эти действия студентов, явно подпадающие под определение группового хулиганства, никак не отреагировало. Я поднял на одном из совещаний в нашем отделе этот вопрос, но Анатолий Горбунов сказал, что он обсуждался на заседании Бюро ЦК КПЛ, и было принято решение не привлекать виновных к правовой ответственности.

Это было явное поощрение деструктивных антисоветских действий молодежи.

Попробовал бы кто-то сейчас сорвать и утопить в реке табличку с могилы группенфюрера СС Рудольфа Бангерскиса, что похоронен на Братском кладбище. Без разговора получил бы пять лет тюрьмы за оскорбление памяти выдающегося героя Латвии.

Но «красного» героя тогда никто защищать не стал — так, как сейчас защищают «коричневого» героя.



Июнь 1988 года.


В июне 1988 года в центре коммунистической идеологии — Доме Политпросвета состоялся пленум работников творческих союзов республики. На этом пленуме интеллигенция яростно ругала социализм, критиковала компартию и требовала большей самостоятельности республики от СССР.

В рядах бунтующей интеллигенции преобладали латыши, однако были и русские «творческие» личности. Выступления участников пленума передавали по республиканскому телевидению и радио.

Многие выступающие грубо оскорбляли русских жителей республики, называли их малокультурными мигрантами, «перекати полем», призывали принудительно выдворить в другие республики тех, кто недавно приехал.

Мои родители, да и все ближайшее русское окружение, естественно, оскорбилось из-за такого отношения к себе какой-то группки «образованцев» — людей, получивших образование, но не получивших образованности.

Отец прямо сказал, что это нацистский переворот, что мы, там, в ЦК, предали русских и что надо вновь освобождать Прибалтику, и что без участников войны мы сами не справимся.

Я, как мог, успокаивал отца, хотя в глубине душе понимал, что он абсолютно прав. Отец к этому времени уже ушел в отставку с военной службы, но работал, мать была пенсионеркой.

Стало ясно, что пришла моя очередь становиться тем самым мужиком, который за все отвечает и должен защищать детей, женщин и стариков.


Сигнал от интеллигенции дошел до партийного аппарата. В нем подняли голову латышские национал-коммунисты.

Внешне это проявлялось первоначально в достаточно смешных формах. Например, две мои коллеги из отдела науки и образования — Элга и Нора — пришли на работу в одежде красно-бело-красной расцветки, демонстрируя так свою приверженность цветам флага «белой» Латвии.

Этого было мало! Посудите сами: Элга и Нора надели брючные костюмы и массивные золотые украшения! Похоже, это было главное, что делало ранее нестерпимым их существование в партийном аппарате.

Пока недалекие партийки демонстрировали свой патриотический гардероб, серьезные национал-коммунисты боролись за отстранение от власти коммунистов-интернационалистов, как русских, так и латышей.

Первый секретарь ЦК КПЛ Б.Пуго вначале принимал меры по «усилению интернационального воспитания» в республике.

Например, на базе одной из латышских школ отрыли суворовское училище. В нашем идеологическом отделе создали сектор по борьбе с буржуазным национализмом. Его возглавил Оярс Скудра — свежеиспеченный выпускник Академии общественных наук. Его диссертационную работу потом долго не хотели нострифицировать в Латвийском университете, в который он перешел работать после провала «красного» латышского проекта. Однако он стал квалифицированно ругать коммунистов и русских, за что был прощен и назначен на должность профессора.

Как назло, осенью 1988 года интернационалиста Б.Пуго направили работать в Москву, на пост председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.

На его место на пленуме ЦК избрали бывшего председателя Президиума ВС Латвийской ССР Яниса Вагриса.


Новый глава республиканской парторганизации стал активно подыгрывать национал-коммунистической группировке.

Под его руководством эта группировка начала формировать из активизировавшейся латышской интеллигенции массовое движение в свою поддержку — Народный фронт Латвии (НФЛ).

План у них был такой: на плечах народнофронтовцев въехать в законодательную власть, трансформироваться из национал-коммунистов в национал-демократы и реализовать «белый» латышский проект.

План стали втихую воплощать в жизнь силами партийного аппарата.

В это время я видел, как в соседних кабинетах в здании ЦК КПЛ ведутся систематические инструктажи будущих руководителей НФЛ: председателя Союза писателей Яниса Петерса, журналиста Дайниса Иванса, других знаковых деятелей латышской культуры.

Меня, как русского, до общения с будущим руководством Народного фронта не допускали.

Главную роль в формировании НФЛ играли секретарь ЦК КП Латвии Анатолий Горбунов и заведующий идеологическим отделом Имант Даудиш. В кабинет А.Горбунова часто приходил глава КГБ Латвийской ССР латгал Станислав Зукул с толстым кожаным портфелем в руках. Было ясно, что он согласовывает внедрение в состав руководства Народного фронта своих агентов влияния.





Формирование НФЛ шло по прямому указанию из Москвы — в здании ЦК КПЛ постоянно находился инспектор из аппарата ЦК КПСС, который контролировал все действия латвийского руководства. Его звали Алексей — фамилию уже не помню.

Готовились к смене власти и в КГБ республики. Как мне рассказывали потом бывшие сотрудники этой организации, в Москву заранее были вывезены все архивы, все материалы на действующих сотрудников. Оставили только специально подготовленные карточки на тех агентов, которые захотели выйти из-под контроля кураторов.

Эти карточки были помещены потом в так называемые «мешки КГБ», и их до сих пор боятся опубликовать. Умели работать парни из дома на углу улиц Фридриха Энгельса и Ленина.


Национал-коммунисты умело захватывали рычаги управления в новом общественном движении.

Читаю недавно опубликованный в интернете протокол заседания оргкомитета по созданию НФЛ от 1 сентября 1988 года. Из 19 членов оргкомитета 9 человек — коммунисты высокого ранга или сотрудники КГБ республики, с которыми я был лично знаком. Несколько диссидентов для маскировки, вроде правозащитников Александра Богданова и Юриса Видиньша. По человеку от Верховного Совета ЛССР и ЦК КПЛ.

Фамилии этих людей в протоколе не указаны. Но кто был на этом собрании, я знал по рассказам самих инкогнито. Это были ушлые ребята из соседнего со мной кабинета — и ни богдановы, ни видиньши не могли объехать их на кривой кобыле.

В октябре 1988 года состоялся первый съезд НФЛ. Съезд избрал председателем организации Дайниса Иванса. Это был честный, но ограниченный и совершенно неискушенный в политике журналист. Представители номенклатуры и агенты КГБ легко направляли его действия.

Заместителем Д.Иванса стал любимец первого отдела и мастер игры на кокле Ивар Годманис.

Наряду с НФЛ в республике стихийно образовалось и более радикальное латышское националистическое движение — Конгресс граждан. Организация выступала за восстановление довоенного гражданства, и в ней было сильно влияние латышских эмигрантов, которые начали уже постепенно возвращаться в Латвию.

Потом Конгресс граждан трансформировался в национал-радикальную партию «Отечеству и свободе».

Опальный национал-коммунист Э.Берклавс создал партию «Движение за национальную независимость Латвии». Она первая публично выдвинула идею восстановления довоенной буржуазной республики.

Семена, посеянные национал-коммунистами в 1958 году, «проросли» буйным цветом в 1988-м. Я пару раз сталкивался тогда с Эдуардом Берклавсом на различных публичных дискуссиях — он был энергичен, профессионально зажигал латышскую аудиторию своими речами, сознательно натравливал ее против русских.

А.Горбунов нервничал, когда на совещаниях в отделе пропаганды кто-то вспоминал о деятельности Конгресса граждан. Он давал понять, что с ним борется С.Зукул и его люди, но что у вернувшихся из-за границы коллаборационистов есть сильная материальная и организационная поддержка из-за рубежа.
 

Тогда я впервые услышал цифру 5 млрд. долларов. Столько США потратили на организацию свержения советской власти в Прибалтике.

Эти деньги пошли на содержание активистов народных фронтов, снабжение их оргтехникой, оружием, оплату работы средств массовой информации, подкуп чиновников, оплату услуг всевозможных консультантов, которыми была наводнена Латвия.

Потом, например, появилась информация, что в наших краях активно работал небезызвестный Джин Шарп — специалист по организации ненасильственного сопротивления и устройству «оранжевых» революций.

Про штатных агентов западных спецслужб я и не говорю.



 

На первом съезде НФЛ большинство выступлений носили ярко выраженный антикоммунистический и антисоветский характер, звучали требования выйти из состава СССР, восстановить довоенное гражданство, было много русофобской риторики.

Однако руководство НФЛ пообещало предоставить всем русским права гражданства для того, чтобы заручиться поддержкой русской интеллигенции, недовольной властью коммунистов.

Заседание съезда НФЛ также широко транслировалось по республиканскому телевидению и радио. За публичные высказывания русофобского содержания многих ораторов запросто можно было подвергнуть уголовному преследованию по действовавшим на тот момент законам.

Однако власти сознательно не обращали внимания на русофобию выступавших ораторов.

Я.Вагрис и А.Горбунов, которые были на тот момент главными политическими руководителями республики, обошлись лишь мягкими замечаниями в партийной прессе по поводу того, что на съезде прозвучали «не в меру эмоциональные выступления народофронтовских ораторов».

Руководство НФЛ мобилизовало в состав НФЛ огромное количество латышей и уже настраивало их не только против коммунистов и советской власти, но и против русских.

Все мое русское окружение было в шоке от русофобских выступлений лидеров НФЛ. Однако часть интеллигенции, для которой русский был рабочим языком, продолжала оказывать НФЛ поддержку. Среди них были Людмила Азарова, Роальд Добровенский, Юрий Абызов, Марина Костенецкая.

Антикоммунистические и антисоветские настроения разделял достаточно широкий круг «русскоязычной» интеллигенции. Одновременно они предпочитали не слышать русофобский тон народофронтовсго руководства, оправдывая себя тем, что это безобидная реакция на притеснения, которым коммунисты подвергали латышей в годы советской власти.


Как национал-коммунисты рвались к власти

В июле 1988 года Верховный Совет Латвийской ССР принимает Декларацию о государственном суверенитете Латвии. Практически это было решение о выходе Латвийской ССР из состава Союза.

Декларацию о независимости депутаты приняли при председателе Президиума Верховного Совета Янисе Вагрисе, бывшем первом секретаре Рижского горкома партии.

В феврале 1989 г. Верховный Совет изменяет три статьи Конституции Латвийской ССР, принятой в 1978 году.

Советский гимн со словами о дружбе латышского и русского народов сменился на гимн Второй республики «Боже, храни Латвию!».

Советский герб с восходящим над морем солнцем, в обрамлении снопов колосьев, звездой и серпом с молотом поменяли на немецкий орденский щит с восходящим над морем солнцем наверху, красным шведским львом и серебряным польским грифоном внизу.

Красный советский флаг с голубой полоской внизу был заменен на красно-бело-красный флаг довоенной республики.

В мае 1989 г. Верховный Совет придает статус государственного латышскому языку.

Таким образом, все формальные условия для установления власти латышских национал-коммунистов были утверждены Верховным Советом Латвийской ССР, избранном еще при генсеке Константине Черненко.

Значит, эти условия были изначально близки и понятны депутатам, значит, они уже тогда были настроены национал-коммунистически, а вовсе не интернационалистски.





Символику «красного» проекта народные депутаты легко поменяли на символику «белого» проекта. Это произошло тогда, когда пост председателя Президиума ВС ЛССР занял Анатолий Горбунов, бывший до этого секретарем ЦК КПЛ по идеологии.

Все перемены в символике утвердили 325 депутатов, которых народ избрал для того, чтобы они отстаивали «красный» проект.

Большинство из этих депутатов были коммунистами и комсомольцами. Читаю краткие биографии депутатов парламента того созыва: слесарь-наладчик, доярка, водитель автомашины, полевой звеньевой, мастер механического цеха...

Что же это вы, избранники народа, дали национал-коммунистам загубить столь выгодный для рабочего человека общественный строй, отказались от «красного» проекта?


Насколько я помню, против изменения конституции возражал только Председатель Верховного Совета ЛССР академик Александр Арвидович Дризул — местный М.Суслов.

Он был убежденным коммунистом-интернационалистом, крупным исследователем латвийского революционного движения, а основной работой у него было руководство Отделением общественных наук в Президиуме АН Латвийской ССР.

За нежелание предавать «красный» проект строптивого академика национал-коммунисты вскоре поменяли на А.Горбунова. Потом А.Дризула вынудили уйти с поста секретаря Отделения общественных наук на пенсию.

Сразу за его увольнением последовали чистки в руководстве структурных подразделений отделения — Институте экономики, Институте философии и права, Институте истории, даже Институте латышского языка и литературы.

Сняли с поста директора и И.Х.Киртовского. Имант Христианович свои убеждения под влиянием плохо пахнущих политически ветров менять не стал. Вскоре вслед за директором из нашего института были вынуждены уйти Ю.Нетесин, В.Павук и целый ряд других талантливых ученых.

Коммунистов-интернационалистов вскоре стали лишать степеней и званий. Например, И.Киртовского лишили звания член-корреспондент и степени доктор экономических наук за то, что темой его диссертация было исследование общественно-политических взглядов П.Стучки, Я.Райниса и К.Печека. Это при том, что Имант Христианович был внесен в Кембриджский список 2000 выдающихся ученых мира.

 

В описываемое время у меня не было полной ясности в отношении всех происходивших в обществе политических процессов. Не все так однозначно было и в поведении высших партийных чиновников из числа национал-коммунистов.

А.Горбунов, например, после избрания его руководителем Верховного Совета позвонил мне по правительственной связи и предложил занять у него в аппарате пост руководителя отдела экономики, назвал очень приличную сумму зарплаты и перечислил привлекательные социальные льготы, которые можно будет получить.

Видимо, ему нужен был человек, который хорошо разбирался в том, как провести в республике приватизацию — я его ранее консультировал по этой проблематике, поскольку он был моим прямым начальником.

В разговоре Анатолий Валерьянович намекнул на то, что от защиты интересов русского населения на этой должности придется отказаться. Видимо, знал, что я помогаю интерфронтовцам.

Я предложение выслушал, но вежливо отказался, сославшись на то, что не могу предать интересы близких мне людей. Хотел упомянуть про 30 сребреников, но удержался — номенклатурная этика не позволила.

Больше А.Горбунов мне не звонил, а при случайных встречах на разных публичных мероприятиях делал вид, что мы с ним не знакомы.
 

Зато в аппарат Президиума Верховного совета перебрались Имант Даудиш, мои коллеги Элга с Норой — любители гардероба красно-бело-красного цвета, ряд других национал-коммунистов.

Народный фронт еще только начинал вести шумные пропагандистские акции перед выборами в парламент, а все принципиальные символические инструменты, которые могли мобилизовать латышей на поддержку «белого» проекта уже были национал-коммунистами использованы.

НФЛ оставалось только организовывать достаточно беззубые в пропагандистском плане мероприятия. Например, Дайнис Иванс организовал народное шествие против строительства в Риге метрополитена и заплыв на байдарках против строительства Даугавпилсской ГЭС.

Помню, встречаю на улице бывшего коллегу по Институту экономики Михаила Гаврилова. Он идет, весь распаленный, с горящими глазами. «Что случилось?» — спрашиваю. «Иду с митинга против строительства метро. Коммунисты хотят разрушить нашу Ригу», — говорит. Возражаю: «Так ты же сам коммунист!» Он отвечает: «Я из компартии вышел в знак протеста против сталинских репрессий».

Думаю: что же ты раньше не выходил из компартии, когда членство в ней позволяло преподавать политэкономию в Латвийском университете? Ведь о репрессиях 30-х гг. Н.Хрущев говорил еще в 1956 году на ХХ съезде? Однако эту тему не поднимаю и задаю другой вопрос: «Хорошо, добьетесь запрета на строительство метро, а как будете разгружать транспортные потоки в Риге, население которой приближается к миллиону человек?» Ответ был убийственным: «Ты ничего не понимаешь в экономике и экологии!»

И это кандидат экономических наук, который знал, что деньги на метро идут в республиканский бюджет централизованно из Москвы, что в городе назревает транспортный коллапс и что метро — самый экологически чистый вид транспорта.

Два десятка лет спустя, когда у тогдашнего министра регионального развития, а ныне президента Латвии Р.Вейониса спросили, а нужно ли было строить в Риге метро, он ответил, что однозначно нужно. Это решило бы все транспортные проблемы города. Даже сейчас, когда население столицы упало почти на треть.

Так что борьба НФЛ против метрополитена была дешевым популистским трюком, необходимым только для того, чтобы прийти к власти.

Трюк этот совершили сыны погибели, а лишенный символа веры народ им поверил — и латыши, и русские.


Оборонительные бои интернационалистов

В ответ на активность народофронтовцев и стоящих за ними национал-коммунистов, коммунисты интернационалисты в январе 1989 года основали Интернациональный фронт трудящихся Латвийской ССР (ИФТЛ).

Это уже не была инициатива высокопоставленных партийных работников. Во главе Интерфронта встали простые коммунисты Анатолий Алексеев и Игорь Лопатин. В роли главных идеологов выдвинулись преподаватели Латвийского университета Татьяна Жданок и Сергей Диманис, а также проректор Рижского института инженеров гражданской авиации (РКИИГА) Анатолий Белайчук.

ИФТЛ был в основном русской по своему этническому составу организацией. В социальном плане его образовали отставные военные, управленцы среднего звена, инженерно-технические работники, промышленные рабочие, служащие.

После учредительного конгресса и избрания руководства стали создаваться первичные ячейки на промышленных предприятиях и в учреждениях республики. Они работали в тесной связи с Советами трудовых коллективов предприятий, появившимися незадолго до этого.

Это были многочисленные и достаточно боевитые общественные организации. Интерфронтовцы проводили собрания, пикеты, митинги, печатали и распространяли газету «Единство», а потом даже организовали работу радиостанции «Содружество».

Большинство членов Интерфронта и СТК резко выступали против приватизации государственной собственности в любой форме, против ликвидации монополии на власть КПСС и против открытой борьбы идей.

Русскую национальную идею они никогда не озвучивали — и поэтому не могли мобилизовать на свою поддержку такую же массу народа, как латышские национал-коммунисты. Например, на самом большом митинге, проходившем на стадионе СКА, интерфронтовцам удалось собрать около пятнадцати тысяч человек, а национал-коммунисты собрали на митинге на набережной Двины тысяч сто пятьдесят человек.





Я в это время продолжал работать в аппарате ЦК и питал надежды, что компартия еще сможет восстановить свое влияние и среди русских, и среди латышей. Поэтому в руководство ИФТЛ не вошел, а сосредоточился на разработке программных материалов для него и на ведении пропаганды. Программу мы готовили вместе с преподавателем философии РКИИГА Сергеем Соколовым.

Потом я начал писать под псевдонимом пропагандистские статьи в газете «Единство». Что и как писать — я знал хорошо. Разрабатывал аргументацию для других пропагандистов, готовил для них подборки статистического и фактурного материала. Приобретенный на партийной работе опыт мне в этом весьма пригодился.

Помню, как под воздействием одной моей статьи Верховный Совет Латвийской ССР даже поменял ключевую статью конституции. Этим достижением я горжусь до сих пор.

Однако вскоре выяснилось, что новой правящей элите совершенно наплевать на законы и конституцию, и действует она исходя из своих хищнических интересов, совершенно не считаясь с мнением оппонентов, тем более инородцев.

Обстановка в аппарате ЦК КПЛ из-за того, что в нем верховодила группировка национал-коммунистов, сложилась совершенно нетерпимая. Работа в нем становилась бессмысленной.

Помню, командование Прибалтийского военного округа пригласило меня прочитать лекцию о текущем политическом положении в республике для офицеров.

В актовом зале штаба собралось человек пятьсот генералов и старших офицеров. Я рассказал собравшемуся активу военных о сложившейся в республике обстановке, о Народном фронте и Интерфронте, о вмешательстве во внутреннюю политическую борьбу американцев, о позиции Москвы. Ответил на вопросы офицеров, присутствовавших на лекции.

Генералы вопросов не задавали.

После лекции начальник Политотдела округа пригласил меня к себе в кабинет попить чая. За чаепитием радостно говорит: «Хорошо выступили! Правильные оценки дали. Эта позиция решением Бюро ЦК КПЛ закреплена?»

Честно отвечаю: «Нет, это моя личная позиция, товарищ генерал. Бюро такие вопросы сейчас не рассматривает. Во всяком случае, на открытых заседаниях».

Пожилой генерал потемнел. «Да, а я обрадовался, дурак старый, что руководство республиканской парторганизации понимает, что происходит, и борется за социалистические идеалы».

Про предательство национал-коммунистов из высшего руководства я промолчал, но мой собеседник и сам все понял.

Как после этого можно было оставаться работать в партийном аппарате? Я уволился и стал заниматься тем, что умел делать — оказывать консультации руководителям предприятий, как им действовать в новых, рыночных условиях. Ведь мне надо было как-то кормить свою семью.

Из партии не выходил и даже остался на партийном учете в аппарате ЦК КПЛ. Партийные собрания к этому времени в аппарате уже не проводились.


В апреле 1989 года прошел пленум Компартии Латвии. На этом пленуме интернационалисты дали бой национал-коммунистам и победили. Первым секретарем республиканской парторганизации был избран Альфред Петрович Рубикс.

Национал-коммунисты во главе с Янисом Вагрисом вышли из КПЛ и образовали свою — Латвийскую независимую компартию, которая поддерживала выход республики из состава СССР и восстановление довоенного гражданства. Вскоре ее переименовали в Латвийскую демократическую рабочую партию.

Однако основная часть латышских национал-коммунистов уже перебралась в НФЛ, который во всю разыгрывал националистическую карту. Социальной опоры у латышских коммунистов-демократов не оказалось, и эта партия быстро ушла в небытие.

Я.Вагрис, несмотря на все заслуги перед НФЛ, оказался в роли изгоя. Как мне рассказывали знакомые, он длительное время нигде не мог потом устроиться на работу, пока кто-то из бывших сослуживцев не принял его чернорабочим в железнодорожное ремонтное депо.

Так поступить с человеком, активно помогавшим национал-коммунистам прийти к власти, могли только люди греха.

Не лучшей, чем у Я.Вагриса, были судьбы многих других высокопоставленных латышских национал-коммунистов, которые лишь исподволь поддерживали народнофронтовцев.

Их прорвавшиеся во власть товарищи стали уничтожать другими способами: лишили персональных пенсий, доступа к льготному медицинскому обслуживанию, льгот и выплат, полагавшихся за советские государственные награды и звания.

 
              

---

Продолжение следует

---