Есть в мире страна такая, очень маленькая и удаленькая — Латвия называется. По мировым масштабам государство очень юное, неокрепшее, непонятно куда идущее. Представляет собой небольшую территорию восточнобалтийского побережья. Когда-то была богата янтарём, в связи с чем её впервые упомянули в хрониках историки Древнего Рима, конечно же, не Латвию, а территорию. Здесь долгое время жили балты, финно-угры и славянские племена.

Они все дружили и враждовали между собой, делили земли и обижали друг друга в лучших традициях тогдашнего миропорядка. В конце концов некоторые племена объединились, забыли старые обиды, и здесь сложились государственные образования, часть которых промышляла за счёт удержания под своим контролем водных и сухопутных торговых путей, а другая часть промышляла пиратским грабежом.

Были ещё племена, которые решили платить дань полоцким князьям и принять православие.


Всё развивалось неплохо — у балтов были хорошие шансы завоевать своё место под солнцем, если бы не опасное, роковое соседство с воинственными германцами, которые воспользовались поддержкой Папы римского, составили план «Барбаросса» в конце 12 века и в начале 13 века приступили к его реализации.

Произошла катастрофа — местные балты и местные славяне были насильственно крещены, государственные образование подрублены на корню, а местные народности признали немецкую власть и ушли в тень истории.

На несколько столетий эта восточнобалтийская территория стала хабом, перегрузочным узлом, где русские торговали с немцами, а латыши выгружали и погружали товары, которыми русские с немцами торговали.

Латыши сформировались в результате смешения местных балтийских народностей, которые со временем притирались друг к другу, оказавшись в одной колонии, которая подчинялась (через посредничество многочисленных епископов, архиепископов, орденов и немецких дворянский семей) Священной Римской империи Германской нации.


Шли годы, католики воевали с лютеранами, аристократы с ремесленниками, а немцы всё торговали и торговали с русскими, обогащаясь и ни в чём себе не отказывая.

Вскоре часть восточнобалтийского побережья была захвачена Польшей, другая часть — Данией, третья часть — Швецией, так что при взгляде на карту Прибалтики 16 столетия так сильно рябит, что создаётся впечатление, будто смотришь на шотландский плед.

Немцы, которые являлись градообразующей нацией на восточнобалтийском побережье, в принципе не сопротивлялись, только приторговывались для виду, но ключи от Риги выносили исправно.

Русским ситуация не нравилась, потому что восточнобалтийское побережье, захваченное в очередной раз очередным эффективным менеджером (Стефаном Баторием, Густавом Адольфом) с давних времён было сферой древнерусских культурно-политических интересов, да и новые правители манипулировали с торговым пошлинами, так что русская сторона часто терпела убытки.

Латыши об этом пока не задумывались, живя по инерции в своём мире, но начали роптать, когда в «золотые» шведские и польские времена их закрепостили и лишили свободы передвижения. Они не прониклись «золотом» шведских времён.






Русских царей раздражало присутствие воинственных шведов в Восточной Прибалтике.

Шведы часто вели себя плохо, нападали на русские православные монастыри, грабили частные хозяйства, приступом брали города, не держали слово, не гнушались подлости, так что русские цари всерьёз думали об отвоевании Прибалтики.

Сперва почти получилось у Алексея Михайловича, который взял Ригу, Двинск и ещё пару стратегически значимых городов, но шведы, более умелые и маневренные, вскоре их отвоевали.

Русского царя в очередной раз подвели союзники, а вскоре польские и турецкие проблемы заставили обратить на себя внимание, так что восточнобалтийское побережье осталось за шведами до поры до времени.

Вскоре на Руси появился царь Пётр, которому не нравились старые порядки, он реформировал страну, усилил её, вдохнул в неё жизнь и отвоевал Прибалтику у шведов, крепко наказав жестокого и самоуверенного шведского короля.

Генерал-фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву в Риге на Ратушной площади вручили ключи и сказали: «Рига — ваша».

Крупные европейские державы очень по этому поводу огорчились, присоединение Риги и окрестностей к России не признали, начали вставлять палки в колёса — с каждым годом всё больше палок — но Пётр был умным, сообразительным, умел перенимать инициативу, и через одиннадцать лет он добился того, чтобы шведы, которых тогда на кредитах содержали английские купцы, подписали с ними договор.

Пётр в Ништадте пообещал шведам деньги за утерянную Прибалтику, и впоследствии обещание выполнил.


Итак, часть Прибалтики была в руках России, часть всё ещё оставалась в руках Польши. Россия отдала немцам все судебные, юридические, имущественные и культурно-языковые привилегии, решив, что немцам виднее.

Латыши долго радовались по поводу прихода царя Петра, сочиняли про него легенды и предания, но прошло время, и радость несколько улетучилась, потому что как ходили под немцами, так и продолжили.

Потом была Екатерина Вторая, которая сложила пазл под названием Прибалтика окончательно. Очень долго латышские крестьяне мечтали о том, что добрый царь-батюшка вмешается в их горькую-горемычную судьбу, и их хотя бы перестанут пороть по выходным, но немцы убедили царей, что проблем нет, да и в Петербурге проблем было предостаточно, так что латышам пришлось немного потерпеть и подождать лучшей поры.

Вскоре царь Александр Первый всё-таки дал латышам и эстонцам свободу, пойдя на политический эксперимент, но освобождали многих без земли, так что пришлось переквалифицироваться в рабочих и наёмных батраков.

Потом стало легче, потому что появились землемеры, которые перемерили землю и определили размеры земельных наделов, правда, всё равно верховная имущественная власть в Прибалтике оставалась у немцев, а латыши были ненемцами — и этим всё было сказано.


Часть сельских латышей медленно, но уверенно просачивалась в стольный град Ригу, где трудоустраивались каменщиками, плотниками и со временем сколачивали небольшое состояние.

Правда, если они хотели войти в состав общественной элиты, они должны были признать, что немцы — самые крутые, и сами должны были стать как немцы.

Вскоре в Прибалтику прибыл простой русский чиновник Юрий Самарин, оценил обстановку, увидел своими глазами, как немцы обижают и притесняют ненемцев, написал об этом письма и навлёк на себя гнев всех, в том числе и царя, который его, Самарина, посадил на десять дней строгого режима.

Но процесс пошёл, и скоро русские чиновники поняли, что надо «будить» латышей и эстонцев, чтобы потеснить немцев, которые наглели с каждым годом, да и некоторые страны, не очень дружественные к России, хотели отделять от неё восточнобалтийское побережье.

В Петербурге пришли к выводу, что латыши — это как славяне, а значит, их надо защитить и поддержать.

В Петербург пригласили самых образованных латышских публицистов и сказали, что надо обучить латышей грамоте, культуре, искусству, праву, а также пробудить в них чувство народа.

Немцы сказали, что русские лезут не в своё дело, но царь сказал, что он лучше знает, и немцы до поры до времени смирились.


Латыши умнели, богатели, собирали свой фольклор, учились строить дома, писали пьесы и стихи, рисовали картины, сочиняли музыку и понимали, что они — это единый народ, и что русские — их братья, а немцам так и надо.

Но скоро в Прибалтике распространились идеи европейского коммунизма, социального равенства, и латыши решили, что они достойны большего, после чего сожгли некоторые немецкие усадьбы и изрядно попортили крови местному господствующему классу.

Потом русские и немцы что-то не поделили и начали ожесточённо воевать друг с другом.

Царь в России был легковерным и слабохарактерным, поверил английскому министру иностранных дел, что его двоюродный брат Вилли из Германии что-то против него замышляет. Помощники и советники царя были корыстолюбивыми, и, поняв, что царь легко управляем, не стали его разубеждать, поэтому начались активные боевые действия, в результате которых погибли многие люди, в том числе и латыши.


Вскоре немцы заняли восточнобалтийское побережье, из которого русские успели много чего эвакуировать. Немцы решили, что наступил их золотой час, что теперь они развернутся на славу, и сказали, что отныне восточнобалтийское побережье — это исконные земли германского рейха, которые они отвоевали во славу великого кайзера.

Между тем русские с латышами воевали бок о бок против немецких захватчиков, которых никто в Прибалтику не звал, а другие латыши были под шумок отобраны и приглашены немцами и англичанами в рижский Русский театр, предварительно объяснив, что надо сформировать Народный совет и провозгласить республику.

Третья, наиболее многочисленная часть латышей, об этом слышать ничего не хотела и заявила, что нет ничего лучше коммунизма, и дала обет бороться за победу красного движения.

Они дружно прокляли немцев, белогвардейцев и прочих буржуев и вскоре отвоевали большую часть местных земель, основав Латвийскую Социалистическую Советскую республику и впервые в истории латышского народа сформировав основы латвийской государственности, основанной на идеологических принципах ленинского коммунизма.






Немцам, англичанам и белым русским это жутко не понравилось, поэтому ЛССР просуществовала только неполных пять месяцев, потому что немцы и русские объединили усилия и взяли Ригу, вырвав её из рук латышей-большевиков и отдав власть латышам-интеллектуалам, которым претил большевизм.

Англичане тихо и спокойно наблюдали за военными перипетиями со стороны, под своим крылом выращивая группку бездельников-авантюристов из рижского Русского театра.

У бездельников не было собственных сил, потому что большинство латышей их недолюбливало и даже презирало (а кто-то о них даже не знал и не хотел знать), но их защищали немецкие штыки, которые оставались в Прибалтике по требованию англичан.

Англичане, сами не очень-то любя воевать вживую, использовали немецких солдат как телохранителей для своих лоботрясов и бездельников, которых содержали в политической теплице и ждали, когда их можно будет вбросить в Ригу и посадить на должности главных людей.


В это время немцы, как и русские, оставшись без государства, без Родины, без поддержки, коротавшие время в Восточной Прибалтике, решились на последний спурт, объединили усилия, договорились полюбовно и, хорошо вооружившись, рванули на Петроград, который находился в руках у большевиков.

Немцы и русские, не любившие большевизм, наивно рассчитывали, что латыши, которые успели к этому времени окончательно «проснуться», поддержат их в их нелюбви к большевизму и пропустят их на Петроград.

«Ведь мы все свои» — так думали наивные немцы и русские.

Однако латышские бездельники и авантюристы, сидевшие в Риге под дипломатическим прикрытием англичан, сказали, чтобы немцы и русские убирались подальше, и никто их пропускать не будет.

Немцы и русские окопались на левом берегу Двины и начали делать вид, что они серьёзно настроены, но англичане и верные им французы, наложив на обязательства по Антанте, вдруг поддержали бездельников и лоботрясов и начали обстреливать немцев и русских, которые, не ожидая такой серии массированных ударов в спину, вынуждены были отступить.


Англичане, одержавшую убедительную победу, потёрли руки, посчитали профит, свели дебет с кредитом, убедились, что всё неплохо и сказали — быть Латвии.

И Латвия стала, правда, долгое время ни у кого не укладывалось в голове, что это такое и с чем её едят.

Один поэт приехал в Латвию и сказал, что, «как это ни странно, и Латвия — страна. Все причиндалы, полагающиеся странам, имеет и она». Такими же, как ни странно, странами, стали и Эстония, и Литва.

Правда, в Латвии осталось очень много недовольных, потому что вся власть оказалась в руках только латышей, хотя им никогда власть здесь не принадлежала, и у них не было опыта, из-за чего экономическое положение Латвии ухудшалось, а проблемы не решались.

Главной проблемой был несправедливый передел собственности, в результате которого многие латыши остались почти без средств к существованию и не оставили надежд на коммунизм.

Англичанам было всё равно — они давали Латвии кредиты, а когда местный парламент окончательно деградировал и погряз в дрязгах, они помогли прийти к власти одному человеку — матёрому бездельнику и лоботрясу — который распустил парламент и объявил себя самым главным.

Этот человек начал говорить, что Латвия — для латышей, а остальные на этой земле — гости, так что придётся соответствовать.

Экономическая система трещала по швам, всё больше населения уходило за черту бедности, так что идея исключительности латышей находила всё больше сторонников.


Вскоре началась новая война между немцами и русскими, только в этот раз русские были не белыми и доверчивыми, а красными и матёрыми.

Красные латыши, каких было довольно много, с надеждой смотрели на красную Россию, ожидая, что она вступится за них, а немцы тоже с вожделением смотрели на Латвию, которую воспринимали не  иначе как свой старый и по недоразумению потерянный земельный надел.

Немцы, однако, стали более жестокими и беспощадными, так как нашёлся человек, который заставил их поверить в свою избранность.

В итоге красные русские, поняв, что немцы и латыши, верящие в свою избранность, могут причинить им большой вред и присоединили к себе восточнобалтийское побережье при активной поддержке красных латышей, красных эстонцев и красных литовцев, которые хорошо помнили события двадцатипятилетней давности.

Но немцы вероломно напали на красных русских и опять захватили Прибалтику.

Проблема заключалась в том, что эти немцы, которые находились у власти за деньги крупных англо-американских корпораций, большей частью которых руководили люди еврейского происхождения, очень не любили евреев, утверждая, что от них все проблемы. Немцы сразу же начали расправлять с евреями, и для этих целей привлекли латышей, которые с радостью и не без материальной выгоды для себя начали выполнять самую чёрную работу.

Но Красная Россия и народы, которые в ней жили, вскоре ценой невероятных усилий победили жестоких немцев и их союзников, в число которых входили почти все европейские народы, поверившие в свою избранность и исключительность, а латыши, которые под немцами плохо себя вели, насиловали, грабили и убивали, сбежали в разные солнечные страны, а все остальные латыши дружно поддержали власть советов, даже не представляя, что может быть по-другому.






Советская власть миролюбиво приняла латышей в свою семью — обращалась бережно, не муссировала их национальный комплекс, наделила землёй, давала предпочтение при поступлении в ведущие российское вузы, наделила работой, щедро выделяла субсидии на творческие процессы.

Численность латышского народа увеличилась до беспрецедентных размеров, а среди разных народов, проживавших на территории советской Прибалтики, царили мир, дружба и гармония.

Тем не менее, красную державу за её духовную самодостаточность и материальное богатство любили не все, у неё нашлось много недоброжелателей, которые, поняв, что прямой войной не добиться желаемого результата, начали разъяснять людям, что они плохо живут, что им недодают, что их недокармливают, поэтому надо быстро вступаться за свои права и делать революцию.

Многие поверили, в том числе и латыши, небольшая часть которых вышла на улицы в нужное время в нужном месте, и вскоре Латвия была снова оторвана от России.

В результате этого латыши вновь поверили в миф о свой избранности и исключительности, отстранили нелатышей от власти и влияния, начали воровать и грабить друг друга, и в итоге существенно ухудшили качество своей жизни.

Но вскоре Латвия вступила в Европейский Союз, в результате чего раскрылись границы, и часть населения этой восточнобалтийской территории помахала ручкой этой странной и непонятной «Латвии», связав свои судьбы с иностранными государствами.

Вот такая вот Латвия на распутье — и не туды, и не сюды.


Латвия, оторвавшаяся от России, утрачивает шанс на спасение.

Когда-то был Пётр — он помог латышам, избавив их от власти лишённых сентиментальности шведов.

Был Александр Первый, решивший дать какую-никакую свободу латышам и эстонцам.

Были и другие Александры, которые решили просветить латышей, избавив их от мрачного притеснения со стороны немецкой аристократии.

Был Ленин, который вдохнул в латышей новую жизнь и пошёл на признание их новорождённой государственности.

Был Сталин, который вовремя восстановил историческую справедливость и обеспечил латышам вхождение в коммунистическую семью народов, в которой они дружно плодились, размножались и творили.

Сейчас никого нет, и латыши предоставлены сами себе.

Что будет — не знаю…