Хорошо известно, что памятник Петру Первому спас Станислав Разумовский, подобрав на свалке и сохранив. Он особо об этом не рассказывал, потому что, похоже, о многих деталях никто его не спрашивал. Наконец, я спохватился, — пора спасать факты для истории. Из-за вируса поговорили по телефону, сверили тоже по телефону: у Разумовского нет ни е-мейла, ни компьютера.

Я привожу текст как стенограмму, без комментариев. Честно говоря, история про «бункер памятника Петру под Милдой» нуждается в проверке. Я сам однажды был внутри «за железной дверью», -по центру идет наверх лестница, и где там вход вниз под плитой — не пойму. Да и сам Станислав Владимирович ее излагал газете Новая Рига несколько по-другому. Судите сами.

Станиславу Владимировичу 76 лет, он родился в 1944 г. в день, — как он говорит, — когда сбросили бомбу на Хиросиму, 6 августа, только 1945 года. Вот что он рассказал.

— Узнал я памятнике году в 1988 г. из статьи в Советской молодежи, автора не помню. Но я знал, что еще в 1977 г. Рижский горисполком принял решение восстановить памятник Петру к 1990 г.

Отправился по инстанциям, — как же так, срок приближается, но никто ничего не делает. Даже никто не знал, где он вообще. Слушать меня не хотели. Обратился в Инспекцию по охране памятников к руководителю Георгу Бауманису. Тот сказал, что это вопрос сложный, надо согласовывать с ЦК и Институтом Истории при Академии Наук. Из Института Истории кандидат исторических наук Жагарс письменно ответил, что действия по восстановлению монумента Петра и его установке в качестве памятника в г. Риге недопустимы. Гринде, помощник Председателя Исполкома тоже сказал, — дело трудное. Обратился в Министерство культуры, министром тогда был Раймонд Паулс. Тот ответил коротко: «мы этим вопросом заниматься не будем». Вот ответ от чиновника Юриса Ключниекса из Латвийского фонда культуры, вот дата 23.10.91: «мы готовы восстановить Петра и установить на месте памятника Стрелкам, а стрелков перенести на место Памятника Победы, который будет снесен, хотя это технически сложно. А вот, кстати, ответ от Рамоны Умблии, ее кабинет был дальше по коридору: «Сносить памятник — это варварство» (это уже было после неудачного взрыва) Обратился к Татьяне Жданок, она тогда была депутатом РД— нет реакции. Я к ней еще раз, — то же самое. Обратился к Бузаеву, — кого я еще знал, — тоже самое.

Год вот так ходил, наконец решил заняться восстановлением сам. В 1989 г. узнал, что лежит он на складе или в мастерских Комбината благоустройства. На деле это были несколько сарайчиков позади магазина Доле. Никто их не охранял, трущобы, бери что хочешь.

Я тогда работал в УНР 909 (Управление начальника работ). Это был просто стройбат, мне потом даже стаж не засчитали, делал для всего города кран-балки. Был на хорошем счету, дачу мне как-то на лето выделили, путевку в Трускавец. Обратился в военную часть тогда еще российской армии с ходатайством от Военно-исторического клуба, и мне выделили для ремонта два гаражных бокса на Абренес 3.

Приехал на грузовике к складам. Подошел человек, фамилия — Адманис. Он там был единственным, кладовщик или завскладом. Я представился, показал ходатайство от Балто-Славянского общества, с синей печатью, что изымаю для восстановления. Буду выполнять решение горисполкома. Расписку ему дал. «Да забирайте, — сказал он, — все равно все тут под бульдозер пойдет».

Части памятника лежали в сарайчике под грудой мусора. Вытаскивали краном. Голова, оказалось, была в одном из гаражей рядом, хозяин забрал ее. Уговорил его, выпросил голову для Военно-исторического клуба. Руку нашли в груде металлолома на территории. С трудом краном вытащили. Провел там весь день, все облазил, больше ничего не нашел.

Отвез в боксы на Абренес. В одном сложил детали, в другом сделал и забетонировал монтажную яму. Сделал кран-балку на оба бокса, тут я спец, и этой кран-балкой перемещал детали из одного бокса в другой. Техника у меня была, — аппараты газосварочный, электросварочный, станки — отрезной, заточный, абразивный, тиски-ключи всякие, трейлер. Сколько сил в эту технику вложил!

Занимался я этой работой безвылазно, с 1989 по февраль 1993 г. На воротах боксов написал «Kara-Vēsturiskais Klubs». Ни к кому не обращался, ничего не просил. Между делом съездил в Москву и зарегистрировал памятник в Центре по сохранению памятников и воинских захоронений за рубежом Министерства Культуры и туризма РФ, вот документ от 18.11.92 № 19-1 (23а-03-01). Описание памятника — как на пьедестале: «Петр Великий 1710-1910 г. 4 июля». Установлен на Александровской улице между бульваром Наследника и Александровским мостом через канал» (вот уже не знал, что этот мост назывался Александровским — ЕГ). Тут же отнес этот документ в Инспекцию по охране памятников Бауманису, чтоб зарегистрировать. Ответ — отрицательный.

Вначале долго возился с плитой, на которой стоял памятник (называется, плинт — ЕГ). Эстонские водолазы-лентяи памятник взорвали двумя взрывами. Нет, чтоб подвести бочки, надуть воздухом, сам бы и всплыл. Там же глубина небольшая, метров семь…

— Почему семь? Пишут, что метров тридцать?

— Не знаю, что пишут. Судно утонуло, но труба была видна над поверхностью.

— А почему именно двумя взрывами?

— Ну, это же видно. Одним взрывом разорвало брюхо коня, другим — плиту.

От взрыва плиту покорежило, соединительные болты рассыпались, и она развалилась на две части. Одна часть изогнулась под девяносто градусов, я ее выпрямил. Там ведь бронза специальная, сплав меди со свинцом, она гибкая, а просто бронза — хрупкая. Потом поверх плиты стал устанавливать детали. Собрал все полностью, кроме пропавших частей — оба бедра, правая рука.

Еще пропала часть плиты, на которую опиралась задняя правая нога коня. Под ногой фактически была дыра. Я закрыл дыру заплатой из эпоксидки и фанеры. Макет бедер сделал, соединил по линиям поверхностей.

— Эта нога, которая опирается не на саму плиту, а на кубик?

— Ну да, виртуальный кубик (так и сказал, — виртуальный кубик — ЕГ).

Сделал форму по поверхностям из эпоксидки, попросил судоремонтный завод отлить в бронзе вырванный взрывом фрагмент. Они отлили, привезли, тяжелый, килограммов сто тридцать. Заодно и болты соединительные мне сделали, там болты серьезные, М16.

(Статуя действительно собрана из фрагментов, соединенных болтами, — в 1909 году еще не было электросварки, — а края завальцованы — ЕГ).

— Станислав Владимирович, когда мои мастера лепили утраченную часть пластины, Вы пришли и принесли с собой выкопировку на газете. На ней была надпись «Guss Robartin», очевидно, подпись литейщика. Откуда она взялась?

— Была на ребре плиты.

— А эта часть плиты куда делась?

— Не знаю, потом же всю мою работу разграбили!

Я начал, когда гаражи еще принадлежали Российской армии, потом их передали латвийской. Приехал российский командующий, не помню фамилию, с ним был новый латвийский командир Клованс. «Вы, — говорит российский, — памятник берегите, помогайте восстанавливать». Клованс пообещал, и действительно, помогал. Распорядился, чтоб меня свободно пропускали к боксам.

В конце 1994 года я заболел, на месяц или полтора. Выздоровел, еду туда на электричке — это было 7 декабря 1994 года — и сверху хорошо видно — ворота раскрыты, памятник разобран, валяется на площадке. Прихожу, мастерская разграблена, инструментов нет, трейлера нет, вырыт котлован и части памятника лежат перед боксами, рядом с ним. Думаю, неужели зароют? Голова коня просверлена по месту болтового соединения и заклепок по периметру шеи, чтобы ее отделить. Хвост открутили. Остальное тоже раскрутили, это было просто, я же сделал новые болтовые соединения.

Подбегает вояка, капитан Скроделис, — Вы что здесь делаете, как сюда проникли, убирайтесь!

Оказалось, власть сменилась, вместо Клованса — Скроделис (здесь Разумовский неточен, Клованс сменился раньше, Скроделись был уже в июле 1994 — ЕГ). Потом детали перевезли в другую военную часть на Крустабазницас и сложили в гараж. Я туда съездил. Просто вошел и все, никто меня не остановил. Через щелочку в двери гаража увидел, что детали так и стоят на моем трейлере. Тогда председателем Думы в Риге был Тейкманис, он велел сделать ревизию всех памятников, под это дело у меня мастерскую взломали. Никто мне не позвонил, хотя все телефоны у них были. Явная у них цель была — памятник уничтожить.

Я это понимал, и моя цель была — собрать памятник, поставить на трейлер и вывезти в Россию, раз уж он здесь никому не нужен. Хотя бы спасти от любителей цветных металлов. Там ему будет спокойнее. Для вывоза требовалось разрешение от охраны памятников с улицы Пилс. Отказали. Вообще я много раз им всем писал, но мне почти никогда не отвечали.

— А Вы с кем-нибудь в России договаривались?

— Нет. Хотя была в Риге такая организация «Слово и Дело». Они мне обещали помочь в восстановлении и глобально. Через них из России приезжала съемочная группа от Невзорова, хороший репортаж сделали, снимали у меня в боксах, я дал интервью. Пленку я потом отдал в командующему ПрибВО, больше я ее не видел.

— Скажите, — а как голова Петра попала в Российское посольство?

— Так она с самого начала была у меня дома. В боксы я ее не взял, там высоты не хватало, чтобы ее установить. Да и хранить этот ценный фрагмент в боксах я не мог, вокруг такие хулиганские морды бродили. Так что голову у меня не отобрали.

Потом мне домой стали названивать, я понял, что и здесь не безопасно, могут грохнуть. Куда еще голову отдать на сохранение? Только в посольство. Положил ее в огромную дерматиновую сумку, чтоб не видно было, подъехал к посольству на машине. Вытащил мешок, голова тяжеленная, килограммов сорок-пятьдесят, ко мне полицейский кинулся из будки. Но я ногой дверь открыл, — там тогда двери были другие, — втащил мешок, положил у лестницы. Сверху какой-то чиновник кинулся. Я ему мешок сунул, — возьмите на хранение, — дал документ, что памятник зарегистрировал в МК РФ, и быстро ушел. Тогда послом был Ранних.

— А Вы знали чиновника, кому отдали голову? Он назвался?

— Нет, просто отдал.

— Отдали Вы голову Леониду Аркадьевичу Будакову, советнику. Он растерялся и голову взял. Посол Ранних, много позже, сказал мне, что, узнав об этом, он Будакова чуть не убил. Предмет неизвестного происхождения, неясной собственности. В любом случае, эта голова потом много лет стояла в комнатке на первом этаже около зала заседаний, которую занимала переводчица Аршавская.

— А Вы, когда у Вас памятник отобрали, — кажется, судились с государством?

— Да, я подал иск о возмещении ущерба против армии и Думы. Тогда командующий армии был Турлайс (Турлайс ушел в отставку 25 октября 1994г. за две недели до разграбления — ЕГ) , я подал заявление на его имя о принятии мер, просил вернуть украденное. Ответа не получил. Тогда я подал в суд. Требовал 1500 латов с армии за разграбленную мастерскую и две с половиной тысячи латов с Думы за моральный ущерб. Потому что они как попечители не выполнили свои обязательства по восстановлению памятника. Все иски отклонили как недостаточно мотивированное.

— А Вы сами подавали или у Вас были адвокаты?

— Сам, все сам. Я просил одного адвоката, фамилию не помню, у них бюро на Антонияс, я им двери делал. Но он отказался, — это, — говорит, очень опасно политически.

— По-русски или по-латышски подавали?

— По-русски. Это же уголовное дело, проникновение в закрытое помещение, там можно по-русски. И ответ должны дать по-русски.

— Вы в уголовный или административный обращались?

— Не знаю, на Абренес.

— Но там все суды вместе. Вы пошлину платили? Где-то я слышал, что шестьсот латов?

— Обязательно платил какую-то, без этого нельзя. Но не шестьсот латов.

Далее Станислав Владимирович переходит на главную для него тему, — что памятник обязательно надо установить. И место для него — единственное, улица Российская.

— Это где?

— Эта улица сохранилась. Она отмечена квадратами и ее видно на картах. Она шла примерно от главного входа в Политехнический институт (ул. Свертувес) и до Грециниеку, там, где арка, за которой начинается улица Ūdensvadu. То есть между зданием Музея стрелков (С.В. имеет в виду Музей оккупации) и памятником красным стрелкам. Это исторически обосновано и аутентично. Ведь Петр стоял на Александровской, а его место занято Милдой, так что его просто передвигают вдоль улицы. Это допустимо, ведь двигали вдоль Александровской Александровские ворота. Тем более, что Милда стоит на фундаменте Петра, и его, получается, используют. Так что нужна компенсация.

— А почему Милда на фундаменте Петра?

— Там есть железная дверца, фундамент внизу.

— Вы там были?

— Да. В 1991 году исполнялось 270 лет Ништатскому договору. Я обратился в Инспекцию по памятникам, чтобы мне открыли железную дверь Памятника Свободы и я мог возложить цветы к фундаменту памятника Петру. Чиновник по фамилии Холцманис мне отказал, сказав, что я могу возложить цветы в 12 метрах от памятника.

Я тогда обратился в газету, была такая «Новая Рига», редактор Гриммс, и попросил написать об этом статью. Они сделали две под названием «Тайна железной двери». Первая была, от 13 сентября 1990 г. — мои домыслы. Это вызвало взрыв возмущения. После этого мне открыли дверь, там был такой Лопушко, хранитель ключей . Я взял с собой свидетелей, корреспондент, кажется, Болшевиц. Зашли, — пусто. — Убедились? — говорит Лопушко. — Нет, говорю, вот тут по центру плита. Давайте ее поднимем. —Поднимаем, она толстая, сантиметров десять, тяжелая. А я с собой захватил веревочную лестницу. «Прошу», —говорю. — Нет, только после вас. Я еще с собой принес белые гвоздики, Петр их любил.

Все спустились, довольно глубоко. Там внизу бункер из желтого кирпича с двускатным потолком. Стены опираются на кладку и бутового камня, размер бункера — примерно четыре на пять метров. По центру идет бетонная труба, сантиметров восемьдесят, вдоль улицы, очевидно, до Даугавы. Словом, постамент Петра убрали, а фундамент с бункером остался. И пользуются им незаконно.

— Станислав Владимирович, насколько я знаю, памятник Петру стоял дальше по Александровской, чем Милда, по словам историка Гусева метров на пятьдесят ближе к Елизаветинской (Гусев позднее согласился, что это утверждение, возможно, ошибка — ЕГ).

— С чего это Вы?

— Ну, у Милды свой фундамент, у Петра свой.

— Нет, я данные о бункере под фундаментом Петра нашел в архиве на Слокас, тогда у меня еще был доступ. И заявлении подробно описал и двускатный потолок, и желтые кирпичные стены, еще не видя их. Визит в бункер полностью подтвердил архивные данные. Да и зачем нужно было копать новый фундамент, если можно было использовать существующий. Конечно, расширив его.

Схему фундамента Памятника Петру я в архиве скопировал. Для публикации в газете журналист Мешков взял ее у меня, обещал вернуть. Конечно, не вернул. Я потом его встретил на улице, спрашиваю, где моя схема. Он — бе, ме, нас распустили… Скользкий человек, противный.

Поэтому Петра надо поставить на улице Российской, я им писал историческое обоснование, а потом, лет через двадцать-пятьдесят Музей стрелков станет Музеем Петра.

Комментарий автора. Можно согласиться с Разумовским, что Памятник Свободе стоит на постаменте памятника Петру. Это подсказывает простая логика. Постамент был демонтирован в 1928 году, но в фундамент в таких случаях извлекают только при необходимости. Милду строили c 1931 по 1935 годы практически на том же месте, потому что Петр стоял в центре площади, и лучшего места на этой площади нет. Фундамент Петра был рассчитан на мощный сплошной тяжелый девятиметровый постамент. Очевидно, использовать старый фундамент было возможно, поскольку колонна Милды — полая и изготовлена, как замечает Разумовский, из легкого травертина. Так как премьер Зигфрид Анна Мейеровиц поручил разработать проект Памятника Свободы еще в 1922 г., можно даже предположить, что постамент памятника Петру был снесен с расчетом освободить место под новый памятник.

facebook.com