Вокруг высокопоставленного партократа Эдуарда Берклавса объединилась неформальная, но чрезвычайно влиятельная группировка, пытавшаяся добиться максимальной самостоятельности Латвии в СССР. Они потерпели поражение в борьбе со своими соперниками из числа латышских коммунистов-интернационалистов, пишет латвийская газета «СЕГОДНЯ».

Квартирный вопрос

До поры до времени Эдуард Берклавс делал довольно типичную карьеру латышского коммуниста. Рожденный в 1914 году в деревне Бирзниеки под Кулдигой, он начал свою трудовую жизнь сначала пастухом, потом трудился учеником наборщика в типографии, рабочим в частных мастерских Риги. Увлекся коммунистическими идеями и принимал участие в работе подпольной типографии, за что был арестован, посажен в тюрьму и отправлен на исправительные работы на каменоломне.

Двери тюрьмы раскрылись перед ним после советизации Латвии, и Берклавс пошел далее по партийной линии уже совершенно легально. Затем воевал с нацистами в составе Латышской стрелковой дивизии. Уже к маю 1946-го поднялся до должности первого секретаря Центрального комитета латвийского комсомола.



Позже Эдуард окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС и это дало ему возможность для дальнейшего взлета. Меньше чем за десять лет Берклавс одолел еще несколько ступеней по лестнице, ведущей вверх: первый секретарь Рижского горкома Компартии Латвии, заместитель председателя Совета Министров Латвийской ССР. Он избирался депутатом Верховного Совета Латвийской ССР 2-го созыва, Верховного Совета СССР 5-го созыва.

На первый взгляд Берклавс производил впечатление стопроцентно лояльного коммуниста, но мало кто знал, что у него на уме.
 

А в сердце Берклавса, первоначально, как и многие другие латыши, принявшего установление советской власти с большим энтузиазмом, росло недовольство ею.

В глубине души Берклавс, несмотря на свою искреннюю тогда приверженность идеалам коммунизма, продолжал оставаться латышским национал-романтиком. И с каждым годом со все большим беспокойством смотрел на то, как советский плавильный котел растворяет латышей. Позже он так описывал причины своей тревоги:
У Берклавса были высокопоставленные единомышленники, разделявшие его тревогу. Помимо него, наиболее влиятельными членами неформальной группировки национал–коммунистов были комсомольский лидер Паулс Дзерве и коммунистические функционеры Карлис Озолиньш и Вилис Круминьш.
В свою очередь, историк Леонид Млечин отмечает, что Эдуард Берклавс был человеком решительным, он не побоялся и самого Хрущева.
Группировавшиеся вокруг Берклавса национал-коммунисты уже мало походили по своей идеологии на старые партийные кадры, помнившие еще революцию 1917 года.
 

Это были сравнительно молодые латыши, обладавшие фронтовым опытом и солидарностью, осмелевшие после смерти Сталина, когда наступило время раскручивания гаек.

Еще пребывая в должности первого секретаря Рижского комитета Компартии, Берклавс как мог негласно сопротивлялся движению человеческого капитала. Ссылаясь на нехватку жилой площади, он строго ограничивал приезжим получение прописки в Риге и Юрмале. Это весьма задевало выходцев из других частей Советского Союза, а также военнослужащих, которых до того прописывали почти без ограничений.

Национал-коммунисты также выступали против создания в Латвии крупных производственных предприятий для нужд СССР – для которых требовалось ввозить сырье и рабочую силу из других советских республик.

«К сожалению, это не только в Латвии»

Эдуард Берклавс и его сподвижники хотели развивать лишь традиционные для Латвии отрасли хозяйства и стремились всячески расширить сферу применения латышского языка.
Поэтому национал-коммунисты требовали от прибывавших в Латвию руководящих кадров, а также от представителей отраслей, предполагающих постоянный контакт с населением (торговля, милиция и т. д.) освоения разговорного латышского языка в течение двух лет. Чтобы удобнее было осуществлять свои замыслы, берклавцы старались увеличить число латышей в Коммунистической партии и на руководящих должностях в республике.

На XIV съезде КПЛ, состоявшемся в конце января 1956 года (то есть еще до антисталинского доклада Хрущева на XX съезде) министр сельского хозяйства ЛССР Александр Никонов, председатель Президиума Верховного Совета Карлис Озолиньш и 2–й секретарь ЦК Вилис Круминьш осмелились жестко раскритиковать главу коммунистов Латвии Яниса Калнберзиньша. Его осыпали упреками за то, что первый секретарь распорядился увеличить территорию посева кукурузы в Латвии со 100 до 200 тысяч гектаров.

Одновременно на съезде решительно «национализировали» состав Центрального комитета КП ЛССР – в нем из 118 человек латышей стало 82. В декабре Калнберзиньша и главу Совета Министров ЛССР Вилиса Лациса (известного писателя), отчасти сочувствовавших идеям национал-коммунистов, принял в Москве Никита Хрущев. В тот раз он одобрил курс на развитие местной промышленности и выдвижение нацкадров.

До поры у берклавцев все получалось, а их вожака прочили в первые секретари ЦК КП Латвии, что сделало бы его главой республики.
 

Впрочем, в Латвии чем дальше, тем больше проявлялось сопротивление политике национал-коммунистов.

Особое недовольство деятельностью берклавцев выражало руководство Прибалтийского военного округа, забрасывая Москву сообщениями по поводу притеснения русского языка и в связи с ограничениями возможностей получать прописку в Риге. Активизировались и соперники Берклавса из числа самих же латышских коммунистов, обвинявшие его в националистическом уклоне. Главный оппонент Берклавса, секретарь ЦК КПЛ по идеологии Арвид Пельше, заключил негласный союз с командующим ПриБВО генералом армии Александром Горбатовым.

В итоге Москва приняла решение разобраться с ситуацией. Раздражение Никиты Хрущева усилилось в связи с тем, что аналогичные жалобы поступали и из Азербайджана – тамошнее руководство тоже обвиняли в стремлении «национализировать» республику. В Латвию поехала специальная комиссия во главе с секретарем ЦК КПСС Нуритдином Мухитдиновым. Осмотревшись на месте, комиссия пришла к выводу, что «националистический уклон» в Латвийской ССР действительно имеет место.

Выслушав сообщение Мухитдинова о положении дел в республике, Хрущев констатировал:
Клизма от Хрущёва

9 июня 1959 года Никита Хрущев сам прибыл в Ригу – это был первый визит в Латвию главы СССР. Он вместе с приехавшим с ним руководителем ГДР Вальтером Ульбрихтом посещал местные предприятия и общался с жителями. Услышанное заставляло Хрущева все больше хмуриться. Он прямо заявил главе национал-коммунистов:
Однако владыке СССР пришлось самолично выслушивать жалобы на отказ в рижской прописке на основании нелатышской национальности. По этому поводу Никита Сергеевич недовольно сказал:
Доводы в необходимости укрепления латышского языка первый секретарь ЦК КПСС отвергал:
Калнберзинь каялся:
В итоге Хрущев остыл и предложил переложить решение вопроса на «самих латышей». Он добавил: «Нам надо лечить, а не уничтожать. Может быть, крапивой, может быть, чем-нибудь другим, латыши сами найдут домашние средства лечения...»

Дождался реванша спустя тридцать лет

В итоге карт-бланш получил секретарь ЦК КП Латвии по пропаганде и агитации Арвид Пельше, твердо стоявший на позициях пролетарского интернационализма. Хрущев констатировал:
Пельше вскоре получил высшую власть в Латвии и начал разгром национал-коммунистов.

Чистка местного партийного аппарата началась уже в июле. Ряд чиновников подверглись обвинениям в проведении националистической политики. Всего было наказано около 2000 работников министерств, самоуправлений и учреждений – их сняли с должностей или исключили из партии. С подачи Хрущева в отставку отправились и первые лица: партийный секретарь Калнберзинь и председатель правительства Лацис, правившие Латвией почти с того самого дня, как она стала советской. Жертвой борьбы с «национальным уклоном» стал даже латышский народный праздник Лиго – его объявили «устаревшим» и «не отвечающим духу времени».
 

Пострадал и Берклавс. Он, кстати, оказался единственным, кого не только понизили в должности, но и отправили за пределы Латвии, в город Владимир — руководить тамошним кинопрокатом.

Историк Елена Зубкова считает, что Берклавс стал жертвой логики борьбы за власть.
Уже после свержения Хрущева Эдуард Берклавс направил в Москву оправдательное письмо. В нем он напоминал, что стал коммунистом и боролся за советскую власть еще тогда, когда в Латвии ее не было.
После того как ему позволили вернуться на родину, Берклавс трудился на Рижском электромашиностроительном заводе. В 1971 году составил и сумел переправить на Запад «Письмо семнадцати латышских коммунистов», разоблачавшее политику компартии в Латвии.
 

Эдуард Берклавс ждал своего часа почти тридцать лет – и дождался-таки реванша! Когда во второй половине 80-х под влиянием перестройки в Латвии зародилась и окрепла Атмода, Берклавс оказался одним из ее вождей и живых символов.

После восстановления независимой Латвийской Республики Берклавс стал депутатом парламента, кавалером ордена Трех звезд. К тому времени он предусмотрительно пересмотрел свои былые взгляды и полностью отрекся от коммунизма. Но так поступили не все бывшие латвийские национал-коммунисты. Уже в 1993 году престарелый Волдемар Калпиньш писал в своем дневнике:
Что касается Берклавса, то он в последние годы своей жизни значительно радикализировался. Еще 15 октября 1991 года он в качестве депутата Верховного Совета Латвийской Республики голосовал за решение превратить свыше 700 тысяч жителей республики в неграждан. А под конец жизни Берклавс заявлял, что оценивает партии и политиков по таким критериям, как честность, компетентность и приверженность Латвии «как национальной, латышской стране».
Человеком, больше всего соответствующим этим критериям был, по мнению Берклавса, Айвар Гарда – скандально известный эзотерик-рерихианец, призывавший очистить Латвию от национальных и сексуальных меньшинств.

Умер Эдуард Берклавс 25 ноября 2004 года в возрасте девяноста лет, окончательно завершив тем самым историю латышского национал-коммунизма…
 

---

---